Непосланный посланник

Через несколько километров, когда мы вышли на проселочную дорогу, нас догнала скрипучая телега, на которой мы и продолжили наш путь.

– Как доберемся, тебе, Митька, сразу же надо к приседателю бежать, – начала бабуля, едва только пристроилась на телеге. – Чтобы пристроил тебя куда-нибудь… Слышь, окаянный?

– Вот и добрались, – наконец подал голос молчавший все это время возница – сухонький, заросший по самые глаза бородой мужичок. – Слава богу, серые сегодня на пути не шалили, – он размашисто перекрестился и подмигнул мне. – Что, Митька, чай, волков-то нашинских не позабыл?

Я скривился от такой подначки, но сразу же забыл о ней. Все мое внимание занимал открывавшийся вид на село. Любопытство мое совсем не было наигранным… Я как заведенный вертел головой по сторонам, стараясь запомнить любые подробности, которые позднее могут спасти мне жизнь. «Улицы кривые, не то что у меня в деревне. Не поймешь ни хрена, куда идти. Как они тут строились?! Один дом окнами сюда, другой в обратную сторону, – село словно оседлало несколько оврагов и холмов и поэтому казалось каким-то многоуровневым. – А вот, похоже, и местная власть. Флаг, табличка какая-то. Надо запомнить… Кажись, сворачиваем. Бог мой, что это за халупа? Может, нам не сюда?!»

Заросший бородой мужичок что-то протяжно прогудел, натянув поводья, и его лошаденка встала как вкопанная. Стало быть, я не ошибся – нам именно сюда. «Вот, значит, ты какая, Старая Падь. Б…ь! Дерьмо!» Спрыгнув с телеги, я тут же вляпался в свежую, еще дымящуюся коровью лепешку. И это, по всей видимости, очень ярко и символично отражало ту ситуацию, в которой я сейчас находился и в фигуральном, и настоящем смысле…

«Ну вот, а теперь пора “врастать” в местную среду и вершками, и корешками. Ха-ха, черт!» К сожалению, разработанного ПЛАНА «врастания» у меня так и не появилось. ПЛАН?! Вообще о каком плане сейчас могла идти речь? О большом красивом листе ватмана с синими и красными стрелочками, ведущими на встречу друг другу?! О плане победы над Америкой, который висит у каждого уважающего себя патриота на стене под ковром? Или о плане победы над Германией? Да у меня в эти секунды буквально голова пухла от десятка целей и задач, которые все казались мне важными и нужными… Это и связь с руководителями страны, и своя эвакуация из этих мест, и создание своей команды, и поиск профессора Виноградова – создателя телепорта и так далее, и тому подобное.

Правильно же сориентироваться в этом времени и грамотно расставить приоритеты во множестве вставших передо мной задач мне крайне мешал недостаток знаний о местных реалиях. Я и шагу не мог ступить, чтобы не попасть впросак. Спасибо, еще спасало молчание и недавнее лежание в больнице! Можно было сделать просящие глаза с наворачивающими на них слезами или, наоборот, придать лицу каменное бездумное выражение, после чего многие вопросы окончательно исчезали.

Если честно, я о настоящем вообще ни черта не знал… Ни о гигиене этого времени (чем, в конце концов, зубы чистить? или подтираться-то?), ни о документах (какие у меня должны быть бумаги? «Уши, лапы и хвост», что ли?), ни о местной пище (а где конфеты?), ни о местной власти (кто тут в селе вообще самый главный босс?), ни о специфических оборотах речи (кто-нибудь что-нибудь завернет эдакое, а ты ни слухом ни духом), ни о местных газетах и радио (насколько это был объективный источник информации) и так далее. Кроме этого, было еще множество нюансов, которые мне просто жизненно необходимо было знать, чтобы сойти здесь за своего и не казаться белой вороной.

Словом, я прикинул следующим образом. В моем распоряжении было примерно две недели чистого времени до начала местного апокалипсиса – до начала войны. Потом был еще примерно месяц до того, как немецкие войска появятся в этой местности. Значит, полтора месяца у меня есть!

И отталкиваясь от этого срока, я и отвел себе на добычу информации почти целую неделю. Семь дней и семь ночей – это, по-хорошему, много или мало? Целых сто шестьдесят восемь часов? Вот я проверил, насколько это время субъективно и объективно велико… Оказалось, это катастрофически маленький срок, за который было крайне сложно стать своим. Я, отводя себе эту неделю, еще мыслил категориями XXI века, когда и скорости передвижения, и каналы распространения информации, да и сама информация, были совершенно иными.

Видит бог, я даже представить себе не мог, насколько сложно оказалось разузнать хоть что-то. Чтобы получить какие-нибудь сведения даже о самых обычных вещах, мне приходилось устраивать настоящую специальную операцию, которая не всегда завершалась удачно… Вон пару дней назад в поисках самой обычной газеты я отчаялся до того, что даже попытался залезть в открытое окно чужого дома, где на столе лежали несколько пожелтевших печатных листков. Ведь по-другому раздобыть мне газету было почти невозможно! В селе ее не купить в киоске (да и денег нет), не найти выброшенной на улице (выбросить газету – да такое было просто немыслимым), не раздобыть у бабули (она явно недолюбливала советскую власть, перенося свою нелюбовь и на печать)! Оказалось, познакомиться с местными газетами можно было лишь в библиотеке, куда я пока соваться опасался. Учительница местная и так уж на меня странно косилась, когда шарился по страницам чьего-то забытого на парте учебника.

Я, конечно, не сдавался и ухищрялся как мог! Три дня я с утра и до самого вечера лазил по селу, стараясь посетить все самые важные объекты сельской инфраструктуры. Спасибо, хоть их было не так много, и находились они вблизи от бабкиного дома. Это были сельсовет, школа с библиотекой, медпункт – местный зародыш ФАПа, колхозное правление, колхозные мастерские, сельская лавка, возле которых я терся постоянно!

Еще меня сильно выручало молчание и, конечно, сам факт лежания в больнице, которые позволили «отбрехаться» от председателя колхоза. Этот деловой до ужаса мужичок, бывший вечно в «мыле», меня просто замучил, каждодневно пытаясь вытащить в поле и усадить за рычаги трактора. Придет и начинает талдычить: «Ну что ты, Митюха, опять отдыхаешь?! Уважь уж обчество. Колька, паразит, снова запил. Уже пятый день пьет без просыха, а трактористов больше нема…» Словом, бродить по селу приходится с большой осторожностью – то прихрамывая, то постанывая.

Как ни странно, но такая нехитрая маскировка хорошо помогала. И редко кто-то из сельчан обращал на меня, особенно ковыряющего в носу, внимание (за что им спасибо большое). Они сновали между сельсоветом и колхозным правлением, школой и лавкой, разговаривая, крича, ругаясь, бормоча и шепча.

Иногда мне перепадало даже чуть больше, чем обрывки малопонятных разговоров. Так, на второй день моей эпопеи в селе и вынужденного караула возле школы я стал свидетелем одного интересного разговора между той старой учительницей и отцом одного из учеников.

– Вы, Наталья Павловна, не сумлевайтесь, мой негодник все сделает, – добродушно бухтел крепкий мужчина, мявший в руках полотняную кепку. – Он эту книжку у меня всю прочитает. От корки до корки! Все про наше село будет знать! Как отче наш! Ой! – мужичок почему-то вдруг замялся, едва произнес про «отче наш». – Я говорю, все выучит…

На подоконнике открытого окна школы как раз и лежала та самая книга о селе. Судя по ее видневшейся мне обложке, это была еще не старая книжка. По всей видимости, какое-то исследование по краеведению. Словом, вы понимаете, что я не мог не сделать стойку на нее. Краеведение – это ведь не только и не столько история, это и знание о настоящем этого села и окрестной местности: карты, дороги, знаменитые жители, памятные события и еще много чего интересного и нужного мне.

– Вы уж, Фома Егорович проследите, будьте добры, – послышался строгий голос учительницы. – Он же у вас умненький мальчишка. Хулиганит только иногда. Вчера вон доску школьную воском натер. Смотрите, писать совсем невозможно.

Я встал на цыпочки и осторожно заглянул в окно. Там, в классе, пожилая женщина в темном жакете и светлой длинной юбке продолжала жаловаться на одного из своих учеников.