Страница 12 из 15
– Хорошо, – без особой охоты согласился Светильников.
Через четыре с небольшим минуты все трое вбежали в знакомый им зал переброски, на ходу поправляя непривычную и не слишком хорошо сидевшую на них одежду. Эмма путалась в длинной юбке и накидке с капюшоном, недовольно бурча себе под нос, что в то место вполне можно отправиться и в обычном спортивном костюме.
– Кто нас там в темноте разглядит? – проворчала она довольно громко. – Кто нас вообще увидит, кроме тех, кто потом все равно потонет?!
– Вот после такого и появляются рассказы о том, какие мы все невозможные циники! – громко прокомментировала ее слова вошедшая в зал следом за студентами Виолетта Екимовна, тоже одетая по европейской моде начала XX века, причем ей, в отличие от Веденеевой, наряд оказался очень к лицу. – Эмма, вам на лекциях не говорили, что наше появление в другом времени может в чем-то его изменить, что до конца это не доказано и не опровергнуто? Там вполне может случиться так, что какой-нибудь человек свернет не в тот коридор и увидит вас, а потом доберется до шлюпки и спасется. И начнет всем рассказывать, что видел людей в странной одежде, например, девушку в штанах!
Любим и Аркадий одновременно хмыкнули, а их подруга смущенно отвела глаза. Все это им действительно говорили на занятиях и не один раз, но услышанное в учебных аудиториях, как правило, вылетало у студентов из головы сразу же после окончания лекции. Виолетта хотела добавить что-то еще, но потом нетерпеливо махнула рукой – времени на лекции у хроноспасателей не осталось.
– Пятиминутная готовность! – объявила она всем находившимся в зале и направилась к двери, за которой находился ее диспетчерский пульт.
Бородатый Иоанныч с сосредоточенным видом сел к своему пульту, управляющему переброской людей в прошлое и обратно. Аркадий машинально дотронулся до своих волос за правым ухом, готовясь услышать команду Виолетты по переговорнику.
– Емельянов и Торжецкий! – прозвучал у него в голове голос диспетчера, и молодой человек рванулся к огромному блестящему кругу посреди зала, но в последний момент спохватился и замер на месте, сообразив, что вызывают туда вовсе не его, видимо, диспетчер случайно стала вещать сразу на все передатчики. На круг поднялись двое сотрудников ХС – их Светильников видел на тренировках, но так и не познакомился с ними более-менее близко. Один был в старинной морской форме, а другой – во фраке. Схватив друг друга за руки, они тут же исчезли.
– Ааронова и Кислицын! – снова скомандовала диспетчер, и на металлический круг вприпрыжку взбежали еще двое, мужчина и женщина. Они не просто взялись за руки, а обняли друг друга за плечи, после чего сразу же тоже перенеслись в далекий XX век.
– Маевский, Веденеева, Светильников! – перечислила Виолетта, и Аркадий сорвался с места, радуясь, что последние, самые томительные секунды ожидания перед переброской, наконец, позади.
Эмма первой вскочила на круг, повторив прыжок предыдущей пары, и обернулась к поднимавшимся вслед за ней однокурсникам. Аркадий с Любимом одновременно протянули ей руки, и все трое стали кружком, словно собираясь устроить в центре зала маленький хоровод.
– Приготовиться! – прозвучал у каждого из них в голове голос диспетчера, и Лион Иоаннович, тоже слышавший эту команду, щелкнул мышью. Трех стоявших на круглой металлической площадке людей на мгновение охватили полная, беспросветная темнота и такая же бесконечная звенящая тишина.
А потом они плюхнулись в ледяную воду, подняв кучу брызг и невольно вскрикнув. Вокруг них по-прежнему было темно, но тьма больше не выглядела абсолютной – теперь трое друзей видели очертания узкого коридора и двери в одной из его стен, а в конце коридора и вовсе виднелся слабый свет, словно где-то за углом горела слабая лампочка. Рассеялась и мертвая тишина: повсюду слышался плеск воды, отдаленные крики, какой-то стук… А еще – младенческий плач.
Юные хроноспасатели растерянно завертели головами, пытаясь сориентироваться в холодном и мокром полумраке узкого коридора. Они бесчисленное количество раз проигрывали свои действия в виртуальной реальности, но, оказавшись на одной из нижних палуб тонущего корабля на самом деле, в очередной раз убедились, что настоящий визит в прошлое всегда отличается от учебного. Эмма метнулась к одной из дверей справа, но внезапно остановилась, оглянувшись на своих товарищей.
– Мне туда? Или наоборот? – она махнула рукой, указывая на дверь за их спинами. – В какую сторону?..
На мгновение в коридоре вспыхнул свет и тут же снова погас. Трое путешественников из будущего снова беспомощно завертели головами, пытаясь понять, в какой конец коридора нужно бежать каждому из них. На вид двери с обеих сторон, отпечатавшиеся теперь перед глазами спасателей во всех подробностях, выглядели совершенно одинаково…
– Любим! – зазвучал в ушах у всех троих напряженный голос Виолетты. – Иди направо, вторая дверь от того места, где ты стоишь! Аркадий! Тоже иди направо…
Услышав свое имя, Светильников машинально завертелся на месте, торопясь хоть что-нибудь сделать, и диспетчер приглушенно выругалась:
– Тьфу, черт тебя побери! Не вертись! Теперь иди налево от того места, где стоишь, в пятую дверь!
Аркадий, наконец, взял себя в руки и рванулся в указанном ему направлении, обогнав бежавшего к третьей двери Маевского.
– Эмма! – продолжила командовать Виолетта, однако Веденеева уже сама сообразила, где ей следует быть, и бросилась в противоположную сторону. Подлетев к четвертой по счету двери, она дернула ее на себя и лишь затем поняла, что младенческий плач доносился именно из этой каюты.
Влетев внутрь, девушка подбежала к одной из коек, на которой пронзительно вопил полугодовалый мальчик в ярко-розовой распашонке, схватила его на руки и заспешила обратно. Мать малыша, побежавшая узнать, что случилось, вернется в каюту через десять минут и… навсегда останется в ней вместе с ребенком, решив, что ей все равно не выбраться с полузатопленной нижней палубы. Выглянув в коридор, Эмма на всякий случай сперва бросила быстрый взгляд в обе стороны и, только убедившись, что женщина не возвращается раньше, выскочила из каюты. Существовала небольшая вероятность, что их перебросили в прошлое чуть позже, чем планировалось. Но в коридоре никого не оказалось, и Веденеева, прижимая к себе ребенка, побежала к той двери, откуда как раз должен был выбежать Любим.
И он действительно выскочил из каюты, одновременно с Аркадием. Оба молодых человека держали на руках по ребенку, и Эмма метнулась к ним, собираясь встать к ним вплотную, прижаться к обоим плечами и приготовиться к возвращению в свое время. Так они делали на тренировках, так им полагалось сделать и теперь… но Маевский вдруг подскочил к девушке и сунул ей в руки вынесенную из каюты девочку в светло-голубом платьице и чепчике. Так быстро, что Эмма едва успела среагировать и, прижав к себе мальчика левой рукой, правой подхватила второго младенца.
– Подержи! – торопливо бросил Любим и кинулся куда-то в конец коридора.
– Эй! – закричали ему вслед сокурсники, но он, казалось, не обратил на них никакого внимания. По пути Маевский прижал левую руку к уху – судя по всему, Виолетта тоже довольно громко требовала, чтобы он вернулся, или спрашивала, что он задумал.
Эмма оглянулась на растерянно глядевшего ему вслед Аркадия и заспешила следом за Любимом. Светильников, помедлив пару секунд, двинулся в ту же сторону, переложив ребенка на левую руку и ведя по стене тыльной стороной правой ладони. Свет больше не зажигался, но молодой человек обходился и без него, очертания стен и дверей по-прежнему стояли у него перед глазами.
– Аркадий! – позвала его Виолетта. – Хватай их обоих быстрее, и я вас забираю!
– Да-да, сейчас, – пробормотал хроноспасатель, ускоряя шаг. Ребенок у него на руках, до сих пор тихо хныкавший, начал громко всхлипывать, готовый расплакаться в полный голос.
Любим, а за ним и Эмма к тому времени уже скрылись еще в одной каюте, и теперь оттуда доносились какие-то голоса. Сначала мужской, вроде как Маевского, потом – женский… и точно принадлежавший не Веденеевой, гораздо более низкий! Аркадий перешел на бег, поднимая фонтаны ледяных брызг, и дернул на себя дверь каюты в тот самый момент, когда из нее выскочили ему навстречу напарники. Эмма по-прежнему держала на руках двух младенцев, а Любим – одну подросшую девочку, как показалось Светильникову, лет четырех или пяти.