Страница 33 из 35
Здесь-то и подстерегла их беда…
Покуда друзья пили-ели, сельский староста послал в волость нарочного, и тот привел стражников. Окружили стражники дом, хотели взять врасплох…
Вот где пригодилась Устиму повстанческая выучка. Выбил он окно, крикнул товарищам:
— Прыгайте и задами — к лесу. А я их задержу! — Выхватил пистолет и давай отстреливаться.
Стражники, видно, не ждали отпора, растерялись. А когда пришли в себя, Хурамал с товарищами были уже у леса.
— Догнать, взять живьем! — хрипел раненый пристав.
Стражники, задрав длинные шинели, кинулись за бунтарями. Стреляли на ходу. Один из них бросился через овраг наперехват. Кармелюк, догонявший Хурамала, вовремя оглянулся, вскинул пистолет. Упал стражник, споткнулся и Хурамал, осел как подкошенный.
Поднял его с земли Кармелюк, взвалил на плечо, а лес уже совсем близко, еще самую малость — и укроет от пуль, спасет.
Лес-то спас, а вот рана оказалась смертельной. Недолго протянул бедняга. Три дня и три ночи не смыкал Кармелюк глаз, ходил за другом, промывал ему рану родниковой водой. Все приговаривал:
— Держись, браток, держись. Мы с тобой еще поживем назло врагам.
— Нет уж, — улыбнулся Хурамал, а у самого в глазах туман. — Поживешь один, за двоих.
Перед самой кончиной позвал одного из своих парней, сказал чуть слышно:
— Подай-ка мне саблю.
Подали ему саблю. Взял он ее да тут же выпустил — рука не держит. Попросил поднести к губам. Приложился устами к холодному булату и прошептал, глядя на Устима:
— Завещаю саблю тебе. Бери… Справедливый меч, от самого Пугачева… подарок.
Принял Кармелюк саблю.
Взошла луна. Но не суждено было увидеть ее Хурамалу. Схоронили его на холме, посреди темного леса. И поклялся на могиле названый брат:
— Солнце еще не взойдет — вспомнит тебя предатель. Не будь я Кармелюком.
Смекнули чуваши, что задумал Кармелюк, не пустили его в деревню.
— Ты атаману клятву дал, а мы ее выполним. Тебе в путь пора. Тебя ждут на родине, ступай, не забывай нас.
— Ну, что ж, — сказал Кармелюк, — будь по-вашему, я там, вы здесь.
Уже светало, когда пересек он долину, оглянулся. У подножья холма, где было село, подымалось зарево.
Говорят, появился Устим на Украине ранней весной. На родном Подолье цвела черемуха, бежали ручьи, курилась земля вешним парком. Как и в прежние времена, пировала в усадьбах шляхта, а на конюшнях свистели розги, плач стоял по деревням.
Собрал Кармелюк самых смелых и отчаянных. И вновь заполыхали по Украине панские усадьбы. Всякий раз, когда над белокаменными хоромами взвивался «красный петух», вспоминал Кармелюк слова Хурамала:
— Больше он никому не доставит страданья.
Сжимал атаман заветную саблю, думал: жив Пугачев. Пока живы мироеды, и он жив. И даже когда переведутся на белом свете зло и неправда, будут помнить люди великого бунтаря.
ОТКУДА ВЗЯЛСЯ СЕРП
Коль серпом намашешься в поле,
Будут, брат, на руках мозоли.
А уж если мозоли натер,
И на выдумку станешь хитер
озвращаясь с ночного, мы остановились на краю ржаного поля. В синем рассветном мареве шумели хлеба, перекатываясь золотыми волнами. Утопая по самый бункер, плыл вдалеке комбайн.
Старик, приложив к глазам козырьком ладонь, долго глядел вслед машине. Казалось, он не мог равнодушно смотреть на комбайн, на который люди, еще на его памяти, смотрели как на чудо.
— Сто серпов и один мотор, — сказал Ендимер с обычной своей чудаковатой непосредственностью. И вдруг спросил:
— А ты знаешь, откуда взялся серп?
Разумеется, я не знал.
…Было время, когда люди рвали колосья руками, и от этого ладони у них были всегда в волдырях. Не знали люди, что на свете существует серп, который может облегчить их труд.
В тот год, о котором идет речь, уборка шла, как обычно. Люди на работу поднимались с зарей, а к полудню ложились отдыхать в тени, чтобы набраться сил. И то сказать — одними руками много не сделаешь.
Однажды один человек не ушел вместе со всеми на отдых. Он задумал во что бы то ни стало кончить уборку за день, потому что видел плохой сон, будто надвигаются большие дожди, которые погубят урожай. Поэтому он спешил.
Человека звали Сюрла. Пот градом лился с его лица. А он все работал, не разгибая спины. Тора, хозяин неба, увидел неутомимого хлебопашца, подивился его стараниям. Дай, думает, помогу человеку. Сбросил с неба серп к ногам Сюрлы и научил, как им пользоваться.
Весь участок Сюрла убрал к вечеру, ни колоска не оставил, да еще копны успел поставить.
Пришли люди — у Сюрлы все убрано. А сам он лежит под деревом, похрапывает.
— Как это он успел? — удивились люди.
Тут кто-то увидел незнакомый предмет, который валялся на стерне. Вначале люди подумали, что это змея. Ткнули змею палкой, она не шевельнулась. Осмелели, снова ударили. Серп подскочил, да и угодил кому-то по макушке. Отбежали, но любопытные вскоре опять вернулись. Нашелся храбрец, поднял серп и провел по нему рукой — порезал палец.
С той поры говорят: не порезав пальца, не научишься владеть серпом.
Многие по-иному эту сказку сказывают, дескать, никакого Тора не было, сам человек придумал себе облегчение в работе. Может, они и правы… Но серп чуваши называют Сюрла — по имени человека, который впервые им воспользовался.
А теперь, значит, «сто серпов и один мотор». Мудр человек.
КУВШИН
Расстелила посконь ой на бережке,
Только дунул ветер — все добро в реке.
Может, стихнет ветер — расстелю опять,
Посконь на рубашки — людям благодать.
ы зашли в крайний двор — попить воды из колодца… В полном до краев ведре плескалось синее небо.
— Если ты не знал про серп, — сказал Ендимер, напившись досыта, — то, верно, не знаешь и про ведра. — И хитровато подмигнул, утирая ладонью усы. — В давние времена вместо ведер были кувшины.
Однажды девушка, взяв по кувшину в руки, пошла к роднику, что находился за деревней. По пути увидела она табун лошадей. Лошади резвились, гонялись друг за другом. Остановилась девушка, любуясь животными.
И так увлеклась, что даже не заметила, как упали кувшины и разбились. Пришла к роднику, а зачерпнуть воды нечем. Так и вернулась домой ни с чем.
Отец узнал, как все произошло, сделал дочке деревянное ведро.
С тех пор и пошли в деревнях деревянные ведра. Они, конечно, тяжелые, зато век живут.
МОСТ АЗАМАТА
Кто под радугой-дугой
Пройдет в одночасье,
У того на роду
Написано счастье.
ы с дедом уже подходили к дому, когда вдруг небо заволокло темными тучами — и хлынул ливень.
Укрывшись под навесом чужого крыльца, мы долго стояли в затишке, вдыхая пахучую влагу.
Так же быстро разведрилось, засияли умытые дождем тополя, а вдали над ложбиной, где протекала река, появилась радуга. Я даже рот раскрыл, так она была великолепна — будто кто провел по небу чудесной кистью.