Страница 11 из 14
В штабной вагончик входит Лисин. Смолин поворачивается к нему.
– У нас опять ЧП, Владимир Ильич?
Лисин хмыкает.
– В этот раз нет. Пришёл доложить, что буровая установка готова к работе.
Смолин обнимает инженера.
– Хоть что-то хорошее услышал за последние двое суток.
Юрина радуется смене настроения Смолина.
Все сидят за столами в полной тишине – ужинают, поглядывая на дорогу и прислушиваясь, в ожидании машины с водой. Капралов отрывается от тарелки:
– Хоть бы музыку включила, а то сидим, как на похоронах.
– Не до музыки сейчас, Капралов, – говорит Валиханов.
– Как говорил Леонид Быков, – объясняет Капралов, – в своем знаменитом фильме: «Всё проходящее, а музыка – вечна».
– Помниться, ты вчера другое говорил, – хмыкает Николай Первый.
– Дурак был, потому и говорил, – сознается Капралов, – А сейчас поумнел.
Капралов поднимается и проходит между столами. Поет, но пение скорее похоже на ор. В такт своему крику он танцует.
– Я на горку шла, тяжело несла,
Уморилась, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
Все смотрят на него. Некоторые – осуждающе, некоторые – удивлённо. А он, не обращая внимания, начинает орать ещё громче и принимается выделывать коленца.
– В решете овса полтора зерна,
Уморилась, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
Танцует он залихватски. Некоторые начинают притопывать ему в такт.
– Я домой пришла, овёс высыпала,
Уморилась, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
К нему присоединяется Николай Первый и Николай Второй.
– Овёс высыпала, мужа выругала,
Аль не видишь, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
В пляс с Капраловым, Николаем Первым и Николаем Вторым пускается Валиханов и Смолин. Февральская и Яремич смотрят на них и улыбаются. Лисин хлопает в ладоши.
– Я блинов напекла, не наелась досыта,
Уморилась, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
Лисин не выдерживает и тоже пускается танцевать и петь.
– Не наелась досыта, с милым плясать пошла,
Уморилась, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
Последний куплет поют все вместе и мужчины, и женщины. Поют громко, назло выпавшим на их головы испытаниям. А танец скорее похож на варварскую пляску.
– Я вам пела и плясала, а теперь совсем устала,
Уморилась, уморилась, уморилась.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
Закончив пение и танец, все расходятся по своим местам. И хоть все тяжело дышат, но все довольны. Эта песня и танец объединили их в одно целое. Издалека звучит громкий сигнал автомобиля.
– Слышали?
Все замолкают и прислушиваются. Сигнал автомобиля повторяется.
– Едут! – тихо говорит Николай Первый.
Все идут к дороге встречать машину с цистерной воды. Она медленно выползает из-за бархана и въезжает на площадку. Из кабины выглядывает обеспокоенный Щукин.
– Все живы?
– А куда мы денемся? – Весело отвечает Валиханов.
– Ну, слава Богу!
Машина останавливается посередине площадки. Все, не торопясь, подходят к крану и, набрав воды в кружки, принимаются утолять дневную жажду.
В штабной вагончик входят Смолин, Мамутов и Щукин.
– Боря, у нас всё в порядке? – Интересуется с порога Мамутов.
– Что тебя волнует, Жанар? – Вопросом на вопрос отвечает Смолин.
– События, которые у нас происходят.
Мамутова поддерживает Щукин:
– Извини, Боря, но меня тоже беспокоят эти безобразия. Они не могут продолжаться вечно. Им нужно положить конец.
Смолин садится за стол.
– Спасибо за совет, Александр Иванович. Будто я против этого? Но как это сделать?
Щукин, нервничая, ходит от стены к стене.
– Сообщить в Москву. Попросить, чтобы прислали следователя, прокурора. Собаку, в крайнем случае.
– Москва сразу остановит работу, – говорит Смолин, – и начнёт разбираться, что да как. Сколько это продлиться?
Профессор Щукин на мгновение задумывается, а потом тяжело вздыхает:
– Долго.
– Вот.
– Что ты предлагаешь?
– Не знаю.
Мамутов и Щукин тоже усаживаются за стол.
– Тогда нужно организовать ночные дежурства, – предлагает Мамутов.
– Кто будет дежурить? – Спрашивает Смолин.
– Мы. Больше некому.
– Сегодня – я. – Поднимает руку Щукин, – Тебе завтра за рулём по району мотаться, а Жанару – целый день на вышке торчать.
– Договорились, – кивает Мамутов.
– И никому ни слова, – просит Смолин.
– Ты кого-нибудь подозреваешь? – Робко интересуется Мамутов.
Смолин вертит головой:
– Мне некогда было об этом думать.
– Это мог сделать любой, – шепотом произносит Щукин, – Даже женщина.
Смолин вздыхает:
– Скверно всех подозревать. Очень скверно.
Щукин прячется за кухней, и оттуда наблюдает за территорией станции. С этого места она просматривается вся, а его в темноте не видно. В один момент за спиной Щукин слышит шум и поворачивается, но ничего не видит и не слышит. Он снова принимается за наблюдение.
Февральская снимает фартук и белый халат. Вешает их в шкафчик для одежды, напевая прилипчивый мотивчик народной песни, повторяя одну фразу снова и снова.
– Уморилась, уморилась, уморилася.
Знамо дело, уморилась, уморилася.
Затем берет мусор и выходит наружу из кухни.
Щукин слышит за спиной шум, поворачивается. Но ничего увидеть не успевает. Сверху его накрывает черная тень, сбивает с ног и скрывается в темноте. Щукин лежит на земле с окровавленной головой.
Февральская направляется за кухню к бачку с отходами, чтобы выбросить мусор. Открывает крышку и переворачивает ведро. Слышит стон, пугливо оглядывается. Стон повторяется. Она бросается к ближайшему вагончику и стучит в окно. Окно открывается. Из него выглядывает Валиханов. Он удивленно смотрит на Февральскую.
– Надя, что случилось? На тебе лица нет.
Февральская, волнуясь, показывает рукой в сторону мусорки.
– Дамир, там кто-то стонет.
– Где?
– Там.
– Ты уверена?
– Да.
– Подожди, я сейчас выйду.
Валиханов исчезает в комнате и через минуту выходит на улицу с фонариком в руках.
– Показывай.
Он включает фонарик и направляется к мусорному бачку. Февральская двигается за ним, то и дело, выглядывая из-за спины. Подойдя к мусорке, Валиханов смотрит по сторонам.
– Откуда ты слышала стон?
Февральская показывает в сторону кухни.
– Оттуда.
Валиханов, освещая себе дорогу фонариком, идет к кухне. В луч света попадает лежащее на земле тело. На голове зияет кровавая рана. Валиханов бросается к нему, переворачивает. Это – Щукин.
– О, Господи. Убили?
Щукин стонет.
– Нет. Живой. Держи.
Валиханов отдает фонарик Февральской. Сам взваливает на себя Щукина и тащит его в медсанчасть. Февральская бежит впереди. Подбежав к медсанчасти, Февральская стучит в окно.
– Оля! Оля! Скорее открывай.
На пороге появляется Яремич.
– Что там?
Яремич видит окровавленного Щукина.
– Да что за напасть такая! Ещё один. Заносите.
Яремич распахивает дверь. Валиханов вносит Щукина в помещение. Февральская входит вместе с ними.
Валиханов укладывает Щукина на кушетку.
– Что произошло, Надя? – Спрашивает Яремич.
– Я мусор высыпаю, а он стонет, – рассказывает Февральская, – Сама подойти боюсь, потому позвала Дамира. Вместе с ним его и нашли.
– Спасибо, Дамир. Дальше я сама управлюсь. А вы расскажите Смолину о том, что произошло.
– Хорошо, – кивает Валиханов.
– Идите.
Валиханов и Февральская выходят. Яремич обрабатывает рану раствором перекиси. Щукин снова стонет, но не приходит в себя.