Страница 2 из 32
Одного дачника, который отдыхал у нас летом, он даже на телеграфный столб загнал.
Нет уж, пусть с быком Петькой враги наши бьются!
Собственно, кроме Петьки, настоящих быков у нас больше не было Поэтому второй кандидатурой был козёл Жора. Это я его кандидатуру выдвинул, чтоб отомстить. Очень противен был мне козёл Жора, потому что он сжевал мою новую праздничную рубашку, когда я купался.
Но Ява меня не поддержал.
- Нет, не годится, - сказал он. - Жора все время бекает и мекает. Из-за него мы и аплодисментов не услышим. И потом, это же ведь бой быков, а не козлов. Надо, чтобы было что-то большое и рогатое - бык или корова.
- Слушай, так, может, и взять просто корову? Ведь нигде же не сказано, что обязательно должен быть бык. Ява задумался:
- Кто его знает, может быть, и так.
- Тогда, - говорю, - лучшей кандидатуры, чем ваша Контрибуция, и не придумаешь.
- Почему Контрибуция? А почему не ваша Манька?
- Потому что у нашей Маньки телёнок и рог один сломан. Ты хочешь, чтоб над нами смеялись. Тореадоры с однорогой коровой! Карикатура! Такого ещё никогда в мире не было.
- Можно, конечно, и Контрибуцию. Но она немного психическая.
- Что значит "психическая"? Скажи лучше, что ты просто матери боишься.
- Я боюсь? Вот сейчас дам тебе в ухо, и ты увидишь, как я боюсь. А ну возьми свои слова назад!
- Я возьму, но ты всё равно боишься.
- Боюсь?
- Боишься.
- Боюсь?
- Боишься.
Ява не выдержал и ударил меня в ухо. Я ответил Яве ударом в живот. Мы сцепились, рухнули на траву и выкатились на дорогу. Вся дрянь, что на дороге валялась, тут же пристала к нашим рубахам. Первым опомнился я.
- Погоди, - говорю, - хватит. А то вместо боя быков вышел у нас бой дураков.
- Это ты виноват... Ну ладно, - согласился Ява. - Попробуем Контрибуцию. А то твоя Манька действительно для телевизора не подходит. Глупа больно.
Я хотел обидеться за Маньку, но передумал. Мне уже надоело драться.
На следующее утро мы встретились на дороге, что вела к выгону. Я гнал перед собой Маньку, Ява - Контрибуцию. Коровы плелись, лениво махая хвостами, и не подозревали, какой это для них исторический день.
У Явы на голове была мамина шляпа с полями, в которой она ездила в Киев на совещания. Шляпа была Яве великовата и сваливалась на глаза. Чтоб хоть что-нибудь видеть и не упасть, Яве приходилось всё время дёргать головой. Казалось, что он то и дело с кем-то раскланивается.
Шляпу Ява, конечно, взял без спроса.
У меня под мышкой был коврик. Знаменитый коврик! Я его помню столько, сколько вообще что-нибудь помню. Он с самого моего рождения висел над моей кроватью. Коврик был красный, и на нём были вышиты три смешных щенка, которые сидели рядышком, склонившись друг к другу головами. Это были Цюця, Гава и Рёва, про которых мама рассказывала мне множество разных историй, пока я не засыпал. Последние два года, поскольку я уже вырос, коврик лежал в сундуке, и теперь от Цюци, Гавы и Рёвы сильно пахло нафталином.
Коврик и шляпа были нашими тореадорскими принадлежностями. По дороге мы ещё вырезали из орешника две шпаги. Мы были в полной боевой готовности.
Мы шли и пели арию из оперы "Кармен":
"Торе-адор, смелее-эээе в бой, торе-адор, торе-адор..."
Мы пели и ещё не знали, что нас ждёт.
Небо было синее-синее, настоящее испанское небо.
Погода - самая подходящая для боя быков.
Мы погнали своих коров на край выгона, туда, где пруд, - подальше от людских глаз.
- Отгони свою Маньку куда-нибудь в сторону, чтоб не мешала, - сказал Ява, - и давай начинать.
Я не стал спорить. Тем более, что Манька у нас очень нервная: ей лучше не видеть боя быков. Ява поправил на голове шляпу, подтянул штаны, взял мой коврик, вздохнул и, пританцовывая, на носках стал подходить к Контрибуции. Подошёл к самой её морде и начал размахивать ковриком у неё перед глазами. Я затаил дыхание - сейчас начнётся...
Контрибуция спокойно щипала траву.
Ява замахал ковриком ещё сильнее. Контрибуция не обращала на него никакого внимания.
Ява хлестнул её ковриком по ноздрям. Контрибуция только отвернула морду.
Ява раздражённо крякнул и ещё раз изо всех сил хлестнул её ковриком. Контрибуция, лениво переступая ногами, повернулась к Яве хвостом. Ява снова забежал вперёд и начал пританцовывать.
Через полчаса он сказал:
- Она ко мне просто привыкла, любит меня. А ну давай ты! Через час, запыхавшись, я сказал:
- Какая-то дохлятина, а не корова. Жаль, что моя Манька безрогая, я бы тебе показал, что такое настоящая корова.
За дело опять взялся Ява. Он время от времени менял тактику: то подходил к корове потихоньку и неожиданно бил ковриком, то подлетал с разгона. То забегал сбоку. Но Контрибуция упорно не принимала боя.
Чубы у нас взмокли, коврик нервно дёргался в руках - казалось, что Цюця, Гава и Рёва вот-вот залают. А Контрибуция - хоть бы что.
Один раз только, когда Ява схватил Контрибуцию за ухо, она с укоризной посмотрела на него своими грустными глазами и сказала: "Мму-у!"
В переводе с коровьего это, очевидно, значило: "Идите, хлопцы, отсюда. Не трогайте меня".
Но мы вовремя не сумели понять её.
Хекая, мы прыгали около неё, вызывая на поединок. Яве было стыдно передо мной за свою Контрибуцию, это я видел.
Наконец разозлённый Ява крикнул:
- А ну дай ей, дай ей, Павлуша, хорошенько! Что, боишься? Ну, так я сам!
Он размахнулся и лягнул Контрибуцию ногой в бок. И вдруг... Вдруг я увидел Яву где-то высоко в небе. И оттуда, с неба, услышал его отчаянное визгливое:
- Вва-ввай!
Он начал бежать, по-моему, ещё в воздухе. Потому что, когда ноги его коснулись земли, он уже изо всех сил мчался к пруду. Я бросился за ним. Это было наше единственное спасение. Мы с разгона влетели в пруд, вздымая целые фонтаны воды и грязи. Остановились только уже где-то на середине.
То, куда мы влетели, прудом, честно говоря, назвать можно было только условно. Когда-то тут действительно был большой пруд. Но он давно пересох, загрязнился и превратился в обыкновеннейшую лужу. В самом глубоком месте нам было по шею. Именно в этом месте мы сейчас и стояли.
Контрибуция бегала вокруг лужи и мычала в наш адрес какие-то свои, коровьи проклятья. В лужу лезть она не хотела. Она была брезгливой, аккуратной коровой.