Страница 12 из 19
А мне было не по себе. Таковы мужчины с афганских гор: они скорее готовы стоять под градом пуль или рубить пришельцев длинным и острым как бритва шамширом. Вот когда они спокойны и беспечны. Так они воспитаны, и таков их инстинкт, таков их путь чести – путь сарацинского рыцаря.
Дело не в том, что у них не хватает изысканности манер для двора с его церемониальным блеском: у многих из нас есть собственные дворы с древними обычаями, уходящими вспять дальше всякой писаной истории. Однако я, исследуя свои переживания, понял, что соотношу предстоящую аудиенцию с тем, что испытал во время нескольких повергающих в священный трепет приемов на Востоке. Застынь как мертвец, не смей пошевельнуться ни на волос, чтобы взгляд властителя не пригвоздил тебя! Ибо любая голова может мигом слететь с плеч.
Лимузин подъехал сначала к воротам, потом к дверям, и мы вошли в Букингемский дворец.
Зал, где нам пришлось ждать, был полон гобеленов, знамен, гербов и оружия.
Рядом со мной сидел старый сельский джентльмен. К счастью, он молчал. За него разговаривала дочь. Как она ни пыталась, она не смогла прочесть мое имя на карточке: я держу ее вверх ногами, пожаловалась она театральным шепотом.
Судя по моей одежде, громко предположила она, я, наверно, эскимосский принц; а может быть, всего-навсего польский генерал.
Мимо пронесся высокий светловолосый придворный. Их величества скоро прибудут в тронный зал. Молодая дама спрыснула водой букет, поправила шляпку. Кто-то позади меня сказал соседу: «Выньте лучше из глаза монокль, он там не удержится!»
Раздалась звучная мелодия гимна «Боже, храни короля». Она доносилась по длинным коридорам из дальнего зала. Все встали.
Мы двинулись к монарху. Мои новые ботинки скрипели: «Кр-р-р… кр-р-р… кр-р-р…» В узком коридоре звук был слышен так явственно, что мне захотелось разуться. Мы миновали прихожую.
У меня взяли карточку, и полдюжины придворных передавали ее из рук в руки, пока она не попала к тому, кто стоял перед самым королем.
Я ждал, что мое имя, как обычно, будет исковеркано; потом услышал, как его произнесли с безупречной дикцией и с абсолютно верной интонацией:
– Саид Сирдар Икбал Али-шах.
Я подошел. Крепкое рукопожатие короля; моей нервозности как не бывало. Лицо императора озаряла благосклонная улыбка. Его военно-морская форма и свежее лицо оживляли атмосферу.
Позднее, на одном из «приемов в саду», я смог провести с их величествами больше времени. Король и королева гуляли среди гостей и успели поговорить со всеми. Они прохаживались очень непринужденно, и люди собирались вокруг них небольшими группами.
Стоя с чашкой чаю в руке и куря сигарету, король заговорил и со мной. Афганистан? Он знал, что река Гильменд три раза меняла русло. Его интересовали огромные древние высеченные в скале статуи Будды в Бамиане. Ему было известно и о буддийских ступах – афганских «пирамидах» – в районе Хайбера.
Голос у него был мягкий, приятный, может быть, чуть хрипловатый. Главным, что меня пленило в монархе, была простота, неофициальность. Не то, чего ждешь от короля, и вместе с тем так по-королевски!
Беседуя с ним на просторной лужайке его чудесного, освещенного солнцем сада, я думал о величии. Оно не облекается в покров тайны – зачем ему это? Поистине король Георг, владычествующий над сердцами своих подданных, – монарх в полном смысле слова.
«Покажите нам ваши сердца!» – сказал в тот день американец в вестибюле отеля. Я вспомнил об этом, когда мы ехали с приема, и подумал, что побывал близ сердца сердец этого народа…
Афганский властитель принимает английского посланника
В начале XIX века достопочтенный Маунтстюарт Элфинстон, английский посланник, во главе делегации прибыл в зимний дворец Шах-Шуджи, правителя Дурранийской империи. Чауш-баши (главный церемониймейстер) очень старался освоить английские имена. А затем…
Он предупредил нас, что придворные церемонии требуют чрезвычайной учтивости, и очень просил в нужные моменты сообщать ему наши имена шепотом. Затем он провел нас по наклонному проходу и через ворота, после которых, зайдя за своего рода экран, мы вдруг оказались в обширном дворе. В верхнем конце его на возвышении стояла беседка, а в ней восседал монарх.
Двор был продолговатый, с высокими стенами, расписанными изображениями кипарисов, с прудом и фонтаном посередине. Властитель сидел в высокой беседке с колоннами и мавританскими арками на очень большом золотом или позолоченном троне.
Вначале нам показалось, что монарх одет в некую броню из драгоценных камней, но, приблизившись к нему, мы увидели свою ошибку: на нем был зеленый балахон с крупными цветами из золота и драгоценных камней, поверх которого висел большой бриллиантовый нагрудник в виде двух ирисов. Руки правителя выше локтя украшали два больших изумрудных браслета, и в разных местах на нем было много других драгоценных камней.
В один из браслетов был вделан Кохинур, один из самых больших алмазов на свете. Высота короны составляла примерно девять дюймов, и в целом она была настолько сложна и ослепительна, что понять ее строение было трудно, а описать ее – невозможно.
Вдоль стен двора с каждой стороны в три ряда выстроились гвардейцы, и в разных его местах, согласно рангу, стояли придворные.
Пол был устлан роскошными коврами, а по краям лежали шелковые, расшитые золотом полосы, на которых полагалось стоять ханам.
Вид из двора открывался превосходный. Прямо под ним располагался обширный сад с кипарисами и прочими деревьями, а дальше расстилалась равнина с богатейшей растительностью. Там и сям виднелись водоемы и блистающие ручейки, и всю картину обрамляли горы – одни темные, другие со снеговыми шапками.
Представ перед монархом, мы все сняли шляпы и отвесили ему глубокие поклоны. Затем мы воздели руки к небу, словно бы молясь за короля, после чего подошли к фонтану, где чауш-баши произнес наши имена без всяких титулов и почетных добавлений. Закончил он так: «Они прибыли из Европы как послы к вашему величеству, да обратятся на меня невзгоды ваши!»
Властитель ответил громким, звучным голосом: «Милости прошу», после чего мы снова вознесли за него молитвы и повторили церемонию еще раз.
Домой в Афганистан
Из неопубликованного дневника Сирдара Икбала Али-шаха – впечатления и предсказания перемен…
На холмах полыхали костры, воздух день и ночь оглашали ликующие залпы. Я попросил Мирбан-хана сделать так, чтобы люди вели себя поспокойнее: к чему эта пышность, какой в ней смысл? Я слышал, как он сказал начальнику одной из посланных для приветствия групп:
– Предписано соблюдать сдержанность и тишину.
– Почему? – спросил тот.
– Почему? Видимо, хазрат (высокая особа) не хочет пугать Кабул, создавая впечатление, что у нее есть хийял-и-падшахи.
Что у меня есть желание стать монархом? Я немедленно сказал Мирбану, чтобы они никогда этого больше не повторял, даже в шутку.
– Во-первых, это опасно, – сказал я. – Зачем вкладывать людям в голову подобные идеи? Во-вторых, в нашей семье никаких падишахов никогда не было. Я верный подданный нашего державного господина. Ислам требует, чтобы мы подчинялись поставленной над нами власти.
После этого (несомненно, по наущению Мирбан-хана), начальники групп, доставляющих назар (приношения) в виде золотых монет, все чаще и чаще, едва скрывая улыбку, использовали в обращениях ко мне наш старинный семейный титул бадшах (монарх).
– Так принято в Пагмане, – сказал Мирбан, – и это справедливо: даже при дворе в Кабуле пользуются этим титулом, говоря о членах вашей семьи.
На собрании духовных лиц в черных тюрбанах, когда у нас был большой пир с фейерверком, один высокопоставленный мулла сказал:
– В Афганистане значение имеют четыре вещи: деньги, родословная, происхождение от Пророка (мир Ему!) и сердцá людей, готовых идти в бой или нести иную службу.