Страница 10 из 34
Меркурио покачал головой и, затянувшись, продолжил:
– О да, мы талдычим молитвы, повторяем нужные жесты. «Эта плоть – твой пир, эта кровь – твое вино». Но как только молитва заканчивается, мы опускаемся на колени перед кем-то вроде Юлия ебаного Скаевы. Как ты можешь говорить, что Нае не наплевать, если она позволяет этому яду разъедать ее собственный дом?
– Зубы Пасти! – Элиус вскинул белоснежную бровь. – Кто-то проснулся не с той ноги.
– Ой, иди на хрен, – проворчал старик.
– Чего ты от нее хочешь? – спросил летописец. – Ее изгнали с неба на тысячелетия, мальчик. Позволили править всего несколько перемен каждые два с половиной года. По-твоему, она может вмешаться во все это? Как, по-твоему, она может повлиять, оказавшись в тюрьме, созданной ее мужем?
– Если она такая бессильная, почему мы вообще зовем ее гребаной богиней?
Элиус нахмурился.
– Я не говорил, что она бессильна.
– Потому что ты никогда не был из тех, кто замечает очевидное.
Летописец строго посмотрел на Меркурио.
– Я помню ту перемену, когда ты впервые прибыл сюда, юнец. Зеленым, как трава. Мягким, как детская какашка. Но ты верил. В нее. В это. Чем ярче свет, тем гуще тени.
Меркурио насупился.
– Твои ашкахские пословицы мне так же нужны, как вторая пара яиц, старик.
– Возможно, теперь они нужны тебе больше, чем ты думаешь, с юной Друзиллой на тропе войны. – Элиус усмехнулся. – Суть в том, что в тебе теплилась вера, мальчик. Куда она подевалась?
Меркурио поднес сигариллу к губам и надолго задумался.
– Я все еще верю, – наконец ответил он. – В Бога Света, Богиню Ночи и в их Четырех гребаных Дочерей. Ведь существует же это место. Ты существуешь. Очевидно, у Темной Матери еще есть какие-то козыри в рукаве. – Меркурио пожал плечами. – Но этим миром правят люди, а не божества. И несмотря на всю кровь, все смерти, все жизни, которые мы забрали во имя ее, она по-прежнему охренительно далеко.
– Ближе, чем ты думаешь.
– Клянусь всем святым, если ты скажешь, что она живет в храме моего сердца, мы выясним, может ли кто-то воскреснуть дважды.
– Вообще-то не может, – летописец пожал плечами. – Даже у Матери нет такой силы. Умерев однажды, ты можешь вернуться с ее благословения. Но если пересечешь границу Бездны дважды? Исчезнешь навеки.
– Эта угроза была риторической.
Элиус усмехнулся, затушил сигариллу о стену и спрятал окурок в карман жилета.
– Иди за мной.
Летописец навалился на свою тележку и покатил ее вниз по длинному пандусу с бельэтажа в читальню. Затягиваясь сигариллой, Меркурио наблюдал, как он ковыляет.
– Пошевеливайся, мелюзга! – рявкнул Элиус.
Епископ Годсгрейва тяжко вздохнул и, оттолкнувшись от стены, последовал за летописцем по пандусу в библиотечную обитель. Плечом к плечу они бродили по лабиринту из полок в окружении красного дерева и пергамента. Элиус то и дело останавливался и бережно ставил на положенное место одну из возвращенных книг из тележки. Полки были слишком высокими и заслоняли обзор, а все проходы выглядели одинаково. Вскоре Меркурио безнадежно запутался в них и гадал, как, ради Матери, Элиусу удавалось не потеряться в этом месте.
– Куда, ради бездны, мы идем? – проворчал он, потирая ноющие колени.
– В новую секцию. Они постоянно тут возникают. По крайней мере, когда хотят, чтобы их нашли. Я наткнулся на нее почти два года назад. Прямо перед прибытием твоей девчонки.
Оказавшись во тьме, Меркурио услышал шорох гигантских книжных червей, снующих среди полок. Их кожистые шкуры царапали каменный пол, вибрирующий от низкого, громоподобного рычания. В прохладном и сухом воздухе раздавалось слабое эхо песни прекрасного хора. Несомненно, в этом месте чувствовалась умиротворенность. Но Меркурио сомневался, что смог бы провести тут вечность с тем же спокойствием, с каким это делал Элиус.
Они завернули за длинную, слегка загибающуюся полку. Подходя к рядам пыльных томов в старых кожаных и полированных деревянных переплетах, Меркурио осознал, что поворот медленно сужается – что полка превратилась в постепенно закручивающуюся спираль. И где-то у ее сердца, окутанного тьмой, Элиус остановился.
Летописец потянулся к верхней полке, достал толстую книгу и вручил ее Меркурио.
– Мать оставляет только то, что ей нужно, – сказал он. – И делает, что может. Теми способами, которые ей доступны.
Меркурио поднял бровь и, по-прежнему зажимая между губами тлеющую сигариллу, принялся изучать книгу. Черная, как истинотьма, в кожаном переплете. Ее обрез был окрашен кроваво-алым цветом, на обложке вытеснена глянцево-черная ворона в полете.
Он открыл книгу и посмотрел на титульную страницу.
– «Неночь», – пробормотал старик. – Какое дурацкое название.
– Зато любопытное чтиво, – отозвался Элиус.
Меркурио открыл страницу с прологом и слезящимися глазами изучил текст.
Люди часто обделываются, когда умирают.
Их мышцы ослабевают, души вырываются на свободу, ну а все остальное… просто выходит наружу. Несмотря на ярое пристрастие зрителей к смерти, драматурги редко…
Он перевернул еще пару страниц и тихо фыркнул.
– В ней есть сноски? Какой придурок пишет роман со сносками?
– Это не просто роман, – возразил Элиус несколько оскорбленным тоном. – Он биографический.
– О ком?
Летописец просто кивнул на книгу. Меркурио пролистал еще несколько страниц и просмотрел начало третьей главы.
…отбросила кота под ноги приближающейся служанке, которая с громким воплем упала. Рассвирепевшая донна Корвере, сохраняя царственную осанку, повернулась к дочери.
– Мия Корвере, убери это мерзкое животное, чтобы оно не мешалось под ногами, или мы оставим его тут!
И, вот так просто, мы узнали ее имя.
Мия.
Меркурио замер. Сигарилла повисла во внезапно пересохших губах. С застывающей в жилах кровью, он наконец понял, что держит в руках. Глянул на полки вокруг себя. Мертвые книги, утерянные книги и книги, которых никогда даже не существовало – их сожгли на кострищах верующие, их поглотило время, или они…
«Попросту были слишком опасными, чтобы их писать».
Элиус пошел дальше по закручивающемуся ряду, спрятав руки в карманы и бормоча себе под нос, позади него вился тонкий завиток серого дыма. Но Меркурио словно прирос к месту. Соверщенно зачарованный. Он начал быстрее переворачивать страницы, пробегая взглядом по курсивному тексту, в спешке улавливая лишь фрагменты.
Книги, которые мы любим, отвечают нам взаимностью.
– Я передам от тебя привет брату.
– Кто или что такое Луна? – спросила она.
Меркурио дошел до конца и повертел книгу в руках. Гадая, почему страницы вдруг закончились, и осматривая библиотеку мертвых в немом восторге и страхе.
– Я нашел еще одну, – сказал Элиус, возвращаясь к нему. – Около трех месяцев назад. Накануне ее не было, а на следующую перемену появилась.
Летописец передал Меркурио еще один тяжелый том. Похожий на предыдущий, но с голубым обрезом, а не красным. С тиснением в виде черного волка, а не вороны. Зажав первую книгу под мышкой, он перевернул обложку второй и всмотрелся в название.
– «Годсгрейв».
– Продолжение первой, – кивнул Элиус. – Думаю, эта понравилась мне больше. Меньше страданий херней в начале.
В призрачном мраке звучала песня хора, разносясь эхом по великой читальне. Сигарилла Меркурио выпала изо рта, руки дрожали, пока он тянулся за первой книгой и вновь открывал титульную страницу.
И там обнаружил его.
«НЕНОЧЬ»
КНИГА 1 В СЕРИИ «ХРОНИКИ НЕНОЧИ»
Меркурио из Лииза
Старик закрыл книгу, изумленно воззрился на летописца Наи и выдохнул:
– Твою ж мать.
Глава 4. Дар
На сводчатых потолках мерцали аркимические сферы, музыка отдавалась в груди, повсюду сверкало золото и белая кость. Мия стояла между родителями, цепляясь за них маленькими ручками, и смотрела на бальный зал изумленными круглыми глазами. Элегантные донны в потрясающих платьях из алых, перламутровых и черных шелков кружились в руках лощеных донов в длинных сюртуках. На серебряных подносах стояли в ряд аппетитные закуски и звонкие хрустальные бокалы, наполненные игристыми напитками.