Кибердемоны. Призрак

Сам он, что греха таить, тоже зависал в Нирване. Но только в Ванне и не больше пары часов в день - этого хватало на оплату счетов и самого необходимого, вроде настоящего зернового кофе...

А от пиявок, полуживых киберорганизмов, его всегда бросало в дрожь. Это ж как совокупление, но только без секса, верно?

Как только он подошел к двери, ветер впечатал в лицо порцию снежной крупы. Запах снега ошеломил, поднял вихрь воспоминаний, а потом... Мирон замер. В темном углу, там, куда не долетал свет уличного фонаря, кто-то стоял.

Тень не имела шеи - грубый нарост головы торчал прямо из плеч, как какой-нибудь гриб. И не пропускала свет. Просто сгусток тьмы, отдалённо напоминающий человека...

Моргнув раз, другой, сделав глубокий вдох, Мирон сделал шаг. Затем еще один, еще... Никого в том зассаном углу не было. Показалось.

Ударостойкая, такая же, как и стенки лифта, дверь была разбита. В проёме всё еще торчали осколки. Камера же, призванная следить за порядком, слепо таращилась в потолок.

Мирон посмотрел вверх, вдоль шероховатой стены Улья - черная стрекоза полицейского дрона пропала. Или, выбив стекло, всё-таки залетела внутрь, или убралась в своё гнездо на крыше полицейского управления...

Он вновь усмехнулся. Камеру отвернули, скорее всего, малолетние хакеры. Долбаная дверь, поди, до сих пор думает, что находится в полном порядке.

Переступив обломки, он оказался на улице, прямо в желтом круге фонаря. В двадцати метрах призывно мигал зеленый огонёк такси. Его фары освещали табличку, приваренную к стене дома: Улей-42. Его нынешний адрес. Такие, блин, дела.

Кое-как устроившись на жестком сиденье и не желая смотреть, как такси пробирается по узкому, похожему на прорезанную лазером щель, проезду между домов-ульев, Мирон ушел в Плюс. Нацепил обычные - не такие, как у бомжа - наушники, и оказался в своём особняке, на улице Вязов.

Это - его настоящий дом. Устроенный так, как ему хотелось: просторные комнаты, квадраты солнечного света на ясеневом полу, прекрасный вид на четыре стороны света из просторных окон. Южные выходили на Средиземное море, северные - на заснеженный пик Джомолунгмы, восточные - на Москва-Центр с высоты птичьего полёта а западные - на холмистую равнину перед Илионом.

Всё это он сделал сам, своими руками. Потрясающе реалистичные текстуры, искусно сгенерированная игра света и тени, блики на воде и сочных зеленых листьях...

Небо над бассейном походило на заполненный белым шумом экран, вода - на сухую амальгаму старого зеркала, а искусно подстриженные деревья - на детские пластиковые игрушки.

Почти с криком Мирон вынырнул из Плюса, сдернул наушники и что есть силы потёр лицо ладонями. М-да... Всё, что ты имеешь: набитый роскошной мебелью особняк, бассейн в форме человеческого сердца, коллекция винтажных тачек - всё это не более, чем кучка вокселей.

СГР - синдром гиперреализма.

Двадцать лет назад японцы изобрели новый интерфейс, который позволял входить в Сеть напрямую. Полный эффект присутствия. Человеческий мозг - удивительно гибкая система. За считанные мгновения он умеет подстраиваться к любым изменениям и "выдавать" на трехмерный экран сознания идеальную картину вымышленного мира. Мозг очень быстро учится не замечать искусственность объектов, размещенных в киберпространстве. Дерево для него остаётся деревом, вода - водой, а стена дома приобретает удивительно основательную кирпичность.

Но иногда, временами, мозг как бы "выныривает" из целлулоидной лжи и начинает подавать истеричные сигналы: - Всё это не настоящее! Нет никакой воды, деревьев и особняков! Всё это только кучка вокселей, которая транслируется на зрительный нерв!

Это и называют СГР. С ним даже пытаются бороться. Придумывают мудрёные лекарства, способные глушить голос разума. Да, способность мыслить критически - не самый популярный навык для завсегдатаев Плюса... От неё стараются избавиться.

И Мирон делал это совершенно сознательно и целенаправленно. Он вкладывал деньги, заработанные в киберспорте в виртуальную недвижимость, и в Минусе старался появляться лишь ненадолго, набегами. Поесть настоящей еды - чтобы не выпали за ненадобностью зубы и не атрофировался желудок, принять душ, сходить в нормальный туалет...

Физическое тело - лишь придаток, который должен обеспечивать энергией разум. Но, пока не создали совершенный электронный носитель этого разума, оболочку нужно поддерживать в хорошем состоянии. Хотя бы - в удовлетворительном.

Такси, тихо пощёлкивая, ползло по маршруту. Стёкла залепил снег, но навигатору было плевать. Мирон почувствовал прилив спокойствия: рассеянный свет фонарей едва пробивался сквозь снежную шубу, и можно было представить, что сидишь не в пластиковом салоне Тошиба-мобиля, сером, безликом, а в уютной утробе Ванны, на сорок втором этаже. Дома...

Иллюзия рассыпалась, когда мобиль наткнулся на выбоину в асфальте. Мирон дернулся, уперся рукой в стекло - оно показалось сделанным изо льда.

- Такси, - сказал Мирон. - Очисть стёкла от снега.

Приказ пришлось повторить дважды, прежде чем с той стороны заелозили дворники. Мать заказала самую дешевую модель. Не говорящую.

С удивлением Мирон понял, что они давно миновали районы Ульев, расположенные на северной окраине Рязани, ныне - пригорода Большой Москвы; и теперь пробираются по узким улочкам Старого города. Фонарей здесь было гораздо меньше, а раскуроченных мобилей, без колёс, без батарей и навигаторов, гораздо больше. Они сиротливо жались к обочинам, делая и без того узкие проезды похожими на тараканий лабиринт.

Неужели Платон нашёл убежище где-то здесь? По соседству с дешевыми ночными забегаловками, наркошустрилами в подворотнях и престарелыми ночными бабочками, по зимнему времени закутанными в псевдомеха из клонированной, выращенной на акульем коллагене норки?

Перед стеклом мобиля мелькнуло белое, с кровавой раной рта и черными провалами глаз лицо. Мирон отшатнулся, пытаясь изгнать из памяти бледную руку с длинными, как кинжалы, светящимися электрическим лаком, ногтями...

Лет пять назад. Как раз, когда маманя приволокла домой последнего из длинной обоймы "мужей", Платон изъявил желание переехать. Жаркая полемика велась довольно долго. Мать настаивала, чтобы брат, коли уж собрался уйти из отчего дома, переехал к нему. Мирон отстаивал свободу. Напрямую отказать было нельзя - семья есть семья, но если Платон согласиться... Прощай быстрая и дешевая еда из линии доставки, небольшой, но стабильный заработок в Нирване, улётные вечеринки в Плюсе, а также восьмиугольные колёсики дексамина и прозрачные капсулы аддерола, которые делали пребывание в Минусе чуть более терпимым.

Но Платон - возможно, впервые в жизни - решил пожить один. Сам нашел квартиру, сам перетащил вещи. Пятьдесят пар совершенно одинаковых носков - черных, с синей полоской, семь пижам - по одной на каждый день недели, и семь идентичных спортивных костюмов фирмы "Адидас" со споротыми лейблами.

Мирон в помощники не навязывался. Никогда не напрашивался в гости, но отчетливо представлял, как там всё устроено: математическая точность линий, стерильная чистота и вездесущий запах натурального лимонного освежителя.

Он всё ждал, что такси вот-вот остановится и откроет дверь, но мобиль упорно, как жук-навозник, пробирался сквозь метель. Кончились улочки старого города, с архаичными пятиэтажками и бетонными тумбами для афиш, такими же вечными, как и ветхие объявления с отрывными корешками на них; осталась позади река, скованная панцирем изо льда, и только в самой стремнине чёрная, быстрая, непокорная... Впереди замаячили Башни. За россыпи огоньков на недосягаемой высоте их прозвали Созвездиями. Такси направлялось прямо к ним.

Мирон нехотя надел наушники и вызвал номер матери.

- Ты уже добрался? - голос нервный, чуть припудренный бархатной хрипотцой. Шестой бокал мартини? Седьмой?

- Нет еще, - ответил Мирон. - Знаешь... Похоже, навигатор такси глючит. Он привёз меня к Башням, а здесь...