Страница 3 из 24
Так в Зинкиной жизни появилась Ребекка Ивановна, а в моей – Заповедник. Я нашла его на берегу озера. Что-то вроде небольшой бухты, заботливо прикрытой деревьями от толпы отдыхающих. Совершенно замечательное укромное местечко. Мне казалось, что мой Заповедник похож на Старую Бекку, сам выбирает, кого пустить к себе. Например, выбрал меня и разрешил приводить Зинку. Больше никого там ни разу не видела. Наверно, просто придумала все, но меня не оставляло впечатление, что это место отпугивает прохожих, прячется от них и прячет тех, кого впустило. Мне же там было очень хорошо. Спокойно и уютно. Я читала, слушала птиц, мечтала и честно ждала, что из-за деревьев выйдет настоящий эльф или единорог. Или Он из Сна.
Зинка называла Заповедник Гнездом, но эльфа или единорога увидеть была не против, хотя соглашалась и на гнома. А мне гномы были почему-то совсем не интересны. В то, что в нашу бухту может забрести какой-нибудь злобный орк, мы дружно не верили.
Еще в самые первые дни здесь, клятвенно пообещали друг другу не приводить сюда никого. Только если в чьей-то жизни появится очень близкий человек, можно будет открыть ему нашу тайну. До сих пор такого не случилось и единственными посетителями Заповедника оставались мы. Даже повзрослев и распрощавшись с детскими мечтами, упорно продолжали беречь его от всего мира.
Зинка училась быть портнихой. И делала успехи. Шить для кого-то, кроме себя и близких родственников, Ребекка Ивановна ей запрещала. Исключение было сделано только для меня. Причем, мы об этом не просили, сама сказала: «Этой – можно, под присмотром». Присмотр, надо сказать, был строгий. Приличное количество вещей, совершенно нормальных на наш взгляд, было безжалостно забраковано и отправлено на тряпки. Тем не менее, через пару лет наши гардеробы изрядно пополнились. Кстати, именно из-за этого «присмотра» мне было разрешено приходить в дом Старой Бекки. И мне там нравилось. По ощущениям очень походило на Заповедник, такие же уют, спокойствие и таинственность.
Чуть ли не за полгода до школьного выпускного Зинка начала шить нам платья. Нежно-голубое для себя и кремовое для меня. Я тихо радовалась обоим. А Ребекка Ивановна нет. И за месяц до торжественного вечера мое платье отправилось в мусорную корзину. Зинка ревела всю ночь. А через несколько дней позвала меня на примерку.
Это было великолепное платье. Моя подруга превзошла саму себя. Платье из сказки. Платье-мечта. Оно идеально сидело на мне и… И я себя не узнавала. Это была другая я. Та, какой хотела бы быть. Та, к которой непременно обернулся бы Он из моего Сна. Я смотрела на себя и боялась пошевелиться, спугнуть это неожиданное чудо. Идиллию нарушила Старая Бекка.
– Забирай. Теперь ты сюда придешь через двенадцать лет. День в день. Час в час. Сейчас – уходи.
Вот теперь у меня и дар речи еще пропал. Она заговорила со мной первый раз! Все наши предыдущие встречи она общалась только с Зинкой. Мне могла максимум кивнуть в ответ на приветствие или слова благодарности. Я пробормотала что-то неразборчивое, поспешно переоделась и ретировалась.
Вечером явилась чем-то сильно смущенная подруга и, запинаясь, сообщила:
– Ребекка Ивановна сказала, сама поймешь, когда надеть его. Просто так не трогай. А на выпускной другое купить придется. Так надо. Извини…
И только тогда до меня дошло – это не было платье для выпускного. Это было белоснежное свадебное платье.
Наряд на выпускной мне купили, не упустив случая нелестно высказаться в Зинкин адрес. Впрочем, мы обе хорошо знали характер моей родительницы, поэтому я привычно отмолчалась, Зинка не менее привычно огрызнулась, и тут же обе забыли об этом. Гораздо сильнее нас волновали загадки Старой Бекки про «сама поймешь» и «двенадцать лет». Самая простая версия про свадебное платье для свадьбы казалась слишком простой. А двенадцать лет, да еще точно определенные день и час в придачу, вообще не лезли ни в какие рамки. Самые длительные «отсрочки» у нашей колдуньи не превышали трех лет, а с учетом ее возраста, если меня «выбрали», представить, что она будет еще способна шить к тому времени, не получалось. Так и не докопавшись до наиболее приемлемых отгадок, мы решили просто ждать. Авось, само все как-нибудь прояснится. Платье было спрятано в чехол, сшитый Зинкой, и убрано в шкаф. Тоже ждать своего времени.
Теперь я отчетливо понимала, что это время не придет никогда. У меня будет не та свадьба с не тем человеком и в не том платье. И втянула себя в этот комплект «не того» я сама. Выход был. Теоретически. Просто взять и отменить все. Извиниться перед несостоявшимся женихом, пережить истерику родственников и вернуться к своей привычной рутине. А практически что-то во мне противилось такому решению. Сама не понимала, почему не могу так поступить. Дело ведь не в оскорбленных чувствах потенциального супруга, нет у него никаких чувств, я в этом уверена. И не в неминуемых воплях родни, к ним давно притерпелась и научилась не реагировать. И не в страхе перед возвращением в свою обычную жизнь, мне в ней местами даже вполне неплохо. Тогда в чем? Не знала. Но не могла.
А раз так, то ни к чему оставлять свидетельства несбывшихся надежд. И платье – первый кандидат на прощание. Потом еще и до психолога доберусь, пусть поправит мозги и избавит от всяких ненужных сновидений. Все. Решено и принято к исполнению. Точка.
Влезла в джинсы и водолазку, прихватила бутылку вина из свадебных запасов, забрала чехол с платьем и отправилась в Заповедник. С мечтами нужно прощаться там, где их было больше всего.
Солнце еще не появилось, но хотя бы моросить почти перестало. А в самом Заповеднике, надежно укрытом шикарной кроной деревьев, было совсем сухо. Про плед в запале не вспомнила, устроилась прямо на земле, благо она здесь всегда удивительно теплая. Несколько минут провозилась, безуспешно пытаясь ключами и разными ветками протолкнуть пробку внутрь бутылки с вином. Смирилась с очередной неудачей и тут же разозлилась на себя за это свое смирение, явно переходящее в разряд привычных. Но вспышка гнева быстро угасла, сменившись привычной апатией последних месяцев.
Да что же это такое! Привычное смирение, привычная апатия, привычное безразличие – не нравятся мне эти привычки. Не было их у меня раньше. Я не была какой-то особенной бунтаркой или бойцом по жизни, но и такой, на все согласной, тоже не была. Когда и почему это произошло со мной? Не знала, не понимала, не помнила. Вяло попыталась осмыслить неожиданное открытие. Нет, не получилось. Мысли ощущались, как что-то тяжелое и тягучее. Я их просто физически чувствовала. В голове сама по себе зазвучала фраза из старой сказки: «Что воля, что не воля – все равно». Покорно согласилась. Точнее мое состояние описать трудно. То, что искусница у нас скорее Зинка, ни капли не смутило. Зато у нас с героиней имена одинаковые.
Вслед за Марьей в мою голову толпой полезли все заколдованные героини из прочитанных и просмотренных сказок. Спящая Красавица, Людмила, Белоснежка и другие пытались что-то объяснить мне. И я явно слышала их.
Ну, здравствуй, сумасшествие! Тебя-то мне для полноты ощущений и не хватало. Зато у тебя есть существенный плюс – можно разговаривать с вымышленными персонажами. И я решительно велела всем этим красоткам дружно замолчать, поскольку ни одна из их историй мне не подходит. И, вообще, их всех спасли. А меня спасать некому. Дамы послушно умолкли. Я же по почти забытой детской привычке глянула в сторону леса. А, вдруг? «Вдруг» не случилось. Прекрасные принцы в компании эльфов и единорогов не спешили спешить мне на помощь. Не говоря уже о… А, ладно, не стоит. Визит к психологу, кажется, больше откладывать нельзя, иначе придется сразу к психиатру.
И тут взгляд зацепился за платье. Интересно, я в него еще влезу? За одиннадцать лет больше ни разу не пыталась его примерить. А двадцать восемь это уже далеко не семнадцать. Но попробовать-то мне ничего не мешает? Тем более, что платье обречено и приговор обжалованию не подлежит. Вот надену его последний раз и все, отправлю на дно озера. Может, русалке какой пригодится, если здесь таковые обитают. А мне оно больше ни к чему.