На поле Фарли

Фиби послушно протянула ленту, и гувернантка завязала ей хвост.

– Гамби, а как вы думаете, сколько еще будет идти война? Очень долго?

– Надеюсь, что да, – ответила мисс Гамбл.

Фиби повернулась к ней.

– Неужели вы хотите, чтобы война продолжалась? – потрясенно воскликнула она.

– Да, хочу. Ведь если она быстро закончится, это будет значить, что немцы нас завоевали.

– Завоевали? То есть вошли в Англию?

– Боюсь, что так.

– А вы думаете, такое может случиться?

– Я думаю, что вторжение вполне вероятно, Фиби. Конечно, мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы не допустить оккупации. Мистер Черчилль сказал, что мы будем сражаться на побережье[12] и, если понадобится, в собственных огородах, но хотелось бы мне знать, многие ли будут готовы встретить врага лицом к лицу?

– Мой отец точно будет готов, – твердо сказала Фиби.

– О да, не сомневаюсь, – ответила мисс Гамбл. – Но хватает и таких, которые не станут сопротивляться. Все мы уже устали от войны, а если она затянется надолго… мы будем рады любому, кто вернет жизнь в ее естественное русло.

Она завязала бант в волосах девочки.

– Ну, ступай. Поспеши, пока твой отец не съел все самое вкусное.

Глава пятая

Столовая Фарли-Плейс

Май 1941 г.

Эта новая столовая нравилась Фиби больше, чем тот гулкий, с дубовыми панелями зал, в котором семья обедала до войны. Теперь они переместились в бывшую музыкальную комнату. Ее стены были покрашены в голубой с золотой каймой, высокие стеклянные двери выходили на озеро, и сейчас столовую заливал солнечный свет. Фиби, которая так и не согрелась, обрадовалась царившему в комнате ощущению безопасности и тепла. Не найдя на буфете яичницы-болтуньи, она едва успела набрать себе в тарелку кеджери, когда вошел ее отец в сопровождении прыгавших вокруг него английских сеттеров.

– Надеюсь, ты оставила что-нибудь и для меня, юная леди, – сказал он, подходя к буфету. – Отойдите от меня, сумасшедшие животные! Бекона вы все равно не получите. Война идет.

– Я думала, ты уже позавтракал, – заметила Фиби, отправила в рот порцию риса и с сожалением почувствовала, что тот почти остыл. Однако благодаря копчушкам все равно был вкусный.

– Позволь тебе напомнить, что мой завтрак был прерван самым грубым образом, – проворчал лорд Вестерхэм, снимая серебряную крышку с подогретого блюда. – А, отлично, тут достаточно. Наверное, никто еще не проснулся?

– Дайдо уже встала. Она хотела, чтобы я показала ей труп.

– Эта девица плохо кончит, если будет продолжать в том же духе. – Он поднял глаза на леди Эзми, которая вошла в комнату с конвертом в руке. – Ты слышала, Эзми? Твоя чокнутая дочка пожелала поглядеть на труп мужчины, который свалился к нам на поле.

Он занял место во главе стола. Собаки уселись рядом на полу и замерли в ожидании. Леди Эзми слова мужа почти не удивили.

– Да, я что-то такое слышала, когда пила чай, – ответила она. – Ну, ей, наверное, было любопытно. Мне в ее возрасте тоже было бы интересно. А чей это труп?

– Какого-то чертова солдата, хотя полковник твердит, что не похоже на его ребят. Как по мне, что-то тут нечисто.

– Мамочка, это я нашла труп, – сообщила Фиби.

Графиня к этому времени взяла ломтик поджаренного хлеба и села рядом с мужем.

– Правда, милая? Вот так неожиданность!

Фиби поглядела на нее. Проницательная Гамби верно угадала, что страшная находка напугала Фиби, но матери, которая спокойно распечатывала письмо, такое и в голову не пришло.

– От Клемми Черчилль! – впервые за утро оживилась леди Вестерхэм. – Я все ждала, когда она мне напишет о том приеме в саду, который устраивают в Чартвелле в следующем месяце.

– Прием в саду? – внезапно взревел лорд Вестерхэм. – Разве Клемми Черчилль не в курсе, что идет война?

– Конечно, в курсе, но Уинстон тоскует вдали от Чартвелла, ему необходимо развеяться, вот она и устраивает этот небольшой прием в доме, по которому он так скучает. Помолчи и дай мне дочитать, Родди.

Она пробежала глазами по странице и вздохнула:

– Бедняжка!

– Едва ли супругу премьер-министра можно назвать бедняжкой, – пробормотал лорд Вестерхэм, дожевывая кеджери.

– Она пишет, что Уинстон выбивается из сил, с трудом урывает пару часов сна и в результате постоянно раздражен.

– Уинстон всегда был раздражительным, – хмыкнул лорд Вестерхэм. – Сколько я его знаю, вечно одно и то же: если что-то идет не так, как ему хочется, он взрывается. Впрочем, вряд ли любой другой на его месте оставался бы спокойным, понимая, что проигрывает войну.

Продолжая читать, леди Эзми заметила:

– Ты ведь знаешь, как он любит Чартвелл. Я бы пригласила их с Клемми погостить у нас, но…

– Эзми, мы и так набиты как сельди в бочке, – возмутился лорд Вестерхэм. – Нельзя же постелить премьер-министру на раскладушке в комнате горничной! – Он фыркнул, представив себе эту картину.

– Ну что за глупости, милый, – спокойно ответила жена, не отрывая глаз от письма. – О нет! – воскликнула она. – Какая жалость.

Лорд Вестерхэм вопросительно приподнял бровь.

– Помнишь, я говорила, что ему все равно нужно побывать в наших краях в следующем месяце. На аэродроме Биггин Хилл устраивают торжество в память об отважных ребятах, погибших в Битве за Британию. Клемми просила меня помочь ей с приемом в Чартвелле, но Уинстон прослышал о ее планах и наложил запрет. Никаких развлечений во время войны. Все нынче экономят, и мы обязаны подавать пример, а не заполнять дом гостями и прислугой ради одного уик-энда. Не правда ли, очень на него похоже?

– Уик-энд – дурацкое американское словечко, – вставил лорд Вестерхэм. Несмотря на давнее знакомство он так и не смирился с тем, что мать Черчилля была американкой.

– Помолчи и не мешай читать, Родди, – нахмурилась леди Вестерхэм. – Ах, какая великолепная идея. Послушай, Родди. Она предлагает приехать к нам в гости на чай сразу после церемонии. Можно все устроить на свежем воздухе. Дескать, для Уинстона будет чудесным сюрпризом, если мы соберем здесь его старых знакомых и соседей.

– К нам на чай? Премьер-министр? А чем ты их будешь кормить, одуванчиками? Или они захватят свои продуктовые карточки? – съязвил лорд Вестерхэм.

– Не начинай, Родди. Ты ведь и сам был бы рад увидеться с Черчиллями. И потом, у нас же есть огороды. Уже подоспеет клубника, будут огурцы и кресс-салат для сэндвичей. Как-нибудь справимся. Так я напишу ей, что мы их ждем с нетерпением, ты не против?

Не успел лорд Вестерхэм раскрыть рот, как дверь отворилась и вошла Оливия, старшая из его дочерей. Хотя Ливви было всего двадцать шесть, ее фигура уже начинала приобретать солидные очертания, достойные матери семейства. Мелкие складочки на корсаже темно-синего платья с круглым белым воротничком подчеркивали крупный бюст. Волосы она закалывала в узел на затылке, что не шло к ее круглому лицу.

– Чарли немного кашляет, – сообщила она. – Надеюсь, он ни от кого не заразился. Па, а почта уже пришла? От Тедди ничего нет?

– От Тедди ничего, только пара счетов и письмо твоей матери от миссис Черчилль, – ответил лорд Вестерхэм. – Твой муж, скорее всего, слишком весело проводит время, чтобы еще и письма строчить.

– Не говори так, Па. Он всего лишь исполняет свой долг. Куда послали, туда поехал.

– Да уж, Багамы явно не передовая. – Лорд Вестерхэм перевел взгляд на жену.

Та рассеянно улыбнулась и заметила:

– Тедди очень повезло. Говорят, там чудесные пляжи.

Вошла Дайдо, и все обернулись к ней. Голые руки и плечи ее покрывали мурашки, лицо разрумянилось от свежего воздуха.

– Надо же, все семейство в сборе, – обрадовалась она. – А ты-то почему за столом, мамочка? Ты же вроде говорила, что одно из немногих наслаждений, доступных замужним женщинам, это завтрак в постели.

– Милая моя, раньше я с удовольствием предвкушала яйцо всмятку и тоненькие полосочки чудесного свежего хлеба на завтрак, но тосты с маргарином – не та вещь, ради которой стоит задерживаться в кровати.

12

Намек на знаменитую речь Уинстона Черчилля, произнесенную в британском парламенте 4 июня 1940 г.