Страница 2 из 40

Внутрилагерная война между "идейными" и "отколовшимися" ворами в
период 1947-1953 гг.

Герман Сергей Эдуардович

В современных условиях социальная значимость изучения истории пенитенциарной системы в СССР велика ещё и потому, что люди, которые прошли тюрьмы и ИТУ, сыграли (особенно в эпоху «лихих 1990-х») весьма значительную роль в жизни российского общества. Пропустив через себя миллионы людей, ГУЛАГ превратился в машину по воспроизводству и тиражированию бандитствующих паразитов и став рассадником уголовной преступности.

В настоящее время в обществе не так уж и мало носителей тюремной субкультуры. По некоторым оценкам, заключенные и бывшие осужденные составляют до 20-25% активного населения<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote2sym" name="sdfootnote2anc">2</a>.

Криминальная субкультура в России является объектом и криминологического, и оперативно-розыскного, и художественного познания. Периодизацию истории российской криминальной субкультуры можно составить в зависимости от политико-экономической ситуации в стране:

1) дореволюционный период до 1917 г.;

2) послереволюционный период — во время и после Гражданской войны (1917–1922 гг.);

3) появление «воров в законе» — 1920–1930 гг.;

4) участие воров в Великой Отечественной войне, что вызвало «Сучью войну» в середине 1940-1950 гг.;

5) массовая реабилитация «врагов народа» — 50–60 гг. XX века;

6) возникновение и развитие «семей» — 70–80 гг. XX века;

7) установление криминальной власти в 1990 гг., когда уголовные авторитеты или их представители стали губернаторами, мэрами, депутатами и т. п.

Предметом изучения в данной работе является так называемая эпоха «сучьих войн», объектом изучения – борьба между криминальными группировками в системе ГУЛАГ в послевоенный период.

Но в опубликованных материалах, посвящённых «сучьей войне» слишком много эмоций и слишком мало документов. В воспоминаниях непосредственных участников тех событий:, Александра Солженицына, Варлама Шаламова, Евгении Гинзбург, Льва Разгона отбывавших наказание по политическими статьям и не входивших в круг ни «воров» ни «сук», а также более позднего исследователя, Александра Сидорова(Фима Жиганец) преобладают «рассказы о рассказах», т. е воспроизводится некая информативная реальность, которая принимается за истину и почти отсутствует аутентичность - присутствовал, видел, запомнил.

В этом отношение вызывают доверие лишь воспоминания Вадима Туманова, который сам был непосредственным участником тех событий, принимал непосредственное участие во внутрилагерном противостоянии и из 8 лет нахождения в колымских зонах более 5 лет провел в штрафных лагерях. Кроме того, заслуживают внимания воспоминания Анатолия Жигулина, талантливого писателя, отбывавшего наказание в Тайшетлаге(Иркутская область и на Колыме, где он провёл три каторжных года. Здесь он стал свидетелем завершения «Сучьей войны)».

Но все эти рассказы базируются на испытанном на собственной шкуре опыте или со слуха, но никак не на документах.

В свете опубликованных мемуаров людей прошедших ГУЛАГ никак не просматривается образ мятежного «политика». Странная ситуация, в которой люди обвиняемые в подготовке убийств первых лиц советского государства и подготовке к свержению власти, в местах лишения свободы в основном вели аморфный образ жизни. Большинство из них не только не помышляли о свержении советской власти, но даже не сопротивлялись произволу лагерного начальства.

Основные роли в событиях 1947 — 1953 гг. названных в последствии «сучьими войнами» играли «блатари» (как «законники», так и «суки»), оуновцы, кавказцы (среди них особо выделялись «чечены»), прибалты и, наконец, власовцы. Именно их беспощадная борьба - в первую очередь друг с другом, но также и с низами лагерной администрации, включая «придурков», - заполнила собой страницы тома. Не свобода, а контроль над зоной, улучшение собственных бытовых условий в лагерном аду - за счет кого угодно и чего угодно - и были тем главным призом, за который так ожесточенно они рубились и дрались. Историография до сих пор по этому поводу почти полностью отмалчивалась.

С середины 1930 годов пенитенциарные исследования в СССР становятся закрытой темой. Теоретические предложения выдвигают не учёные и практики, а политики. Пожалуй впервые в обобщённом виде имеющие отношение к исследуемой проблеме документы были собраны в изданиях: А.А. Герцензон и др, «История советского уголовного права» (М., 1947) «Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917-1952 гг»(М., 1953) и сборник нормативных документов по советскому исправительно-трудовому праву» (М.,1959). До этого, да и в значительной степени после этого, в общедоступном информационном поле отмечается почти полное затишье.