Страница 72 из 81
Из-за того, что Златка в стычке получила повреждения в виде синяков и ссадин, программу посещения портовых городов западного побережья Эвксинского Понта пришлось сократить и судно через проливы отправилось на остров Лесбос. Бобров намеревался посетить могилу Сафо и заодно повысить культурный уровень своих спутников, приобщив их к великой поэзии. И первое, и второе, надо сказать, у него получилось.
Вообще-то, если быть честным, у Боброва были собственные замыслы по части восточного Средиземноморья. Нет, ничего глобального и важного. Просто ему хотелось собственными глазами увидеть работы знаменитого Праксителя Афродиту Кносскую и Афродиту Книдскую. Насколько он знал, знаменитый скульптор изваял две статуи богини. Одну — одетую взял храм острова Кос и она дошла до потомков в виде копий, а вот вторая — обнаженная досталась храму города Книда и была впоследствии утеряна. Зато копий наделали столько, что никто не знает теперь, как на самом деле выглядела богиня. И вот Бобров получил возможность не только увидеть собственными глазами, но может и донести до потомков утерянный образ. Он только не был уверен в точном времени появления скульптур в храмах, потому что не имел привязки времени античности к собственному времени двадцатого века. Проще говоря, он был без понятия какой сейчас год до новой эры. Тем более, что датировка появления скульптур в храмах была весьма приблизительна. Вот это и сыграло с Бобровым злую шутку. Скульптуры в косском храме не было. Вернее, была, но работал над ней явно не Пракситель. Его модель Фрину она напоминала только тем, что тоже была женщиной. К тому же из-за возникшего непонимания пришлось выдержать небольшую драку, после чего поспешно смыться. Ясное дело, что в Книд после всего этого не пошли.
В довершение всех пакостей «Трезубец» прихватили персидские боевые корабли, которые наверно решили, что раз кораблик невелик, необычен и без весел, то его сам Ахурамазда велел взять в качестве добычи. Но нехорошие персы просчитались. Вован, хоть и не был Ушаковым, с честью вышел из переделки, а вот персы нет. После такого блистательно выигранного сражения Бобров решил-таки зайти в Афины и наведаться к самому Праксителю, надеясь увидеть Афродиту хотя бы в незавершенном виде. Все это выглядело чистой авантюрой. Впрочем, у пришельцев любое действие выглядело авантюрой. Так то, одной больше, одной меньше…
Афины Боброву и компании понравились. Если бы не беспощадное солнце, отражающееся от белых стен и дороги, они бы понравились еще больше. И еще, в городе была явная напряженка с парками и скверами (это кроме общественного транспорта). Встречавшиеся по дороге кипарисы тени почти не давали. Компания извелась, пока добралась до «скромного» домика Праксителя. Хорошо еще добрый афинянин подвез их часть пути. А вот Пракситель оказался мужиком некомпанейским и выпить не предложил. Мало того, он сразу ухватил Златку, словно она была дешевой гетерой, и стал ее вертеть и тискать. В Боброве взыграло чувство собственника и еще какое-то чувство, и он буквально вырвал свою девушку из потных лап. После чего пришлось, правда, быстро отступить, почти побежать и при этом Серега нечаянно, можно поклясться, уронил привратника.
Счастливо избежав последствий (скорее всего, воображаемых) Бобров с Серегой и их подруги добрались до Пирея. По дороге к причалу они заглянули на местный рабский рынок. Вернее, это Златка с Дригисой их затянули. Девчонки, как бывшие рабыни, считали обязанностью для себя посещать попадающиеся им рабские рынки и обязательно выкупать какую-нибудь девушку. Часто с родственниками. Это стало для них навязчивой идеей. Бобров ничего не имел против, но девушек уже реально некуда было девать. Бобров попробовал было заикнуться насчет выкупа юношей (исключительно для девушек), но получил гневную отповедь. Поэтому, ради сохранения семейного мира, он решил помалкивать и платить.
Вот и сейчас эти две неугомонные девицы присмотрели хорошенькую рабыню, выглядевшую, правда, истощенной и, мягко говоря, неухоженной. По словам продавца, она вместе с подругой и еще двумя мужчинами была родом из разгромленных еще Филиппом семивратных Фив. Серега тут же вступил с продавцом в спор. Но вмешалась еще одна женщина, пожелавшая выкупить ту же рабыню. Ситуация запуталась, а когда распуталась, Бобров стал обладателем сразу трех рабов, но нисколько об этом не жалел, так как в результате познакомился с Тайс Афинской.
Она его восхитила не столько внешностью, хотя и была, согласно греческим канонам, очень красивой женщиной. Но именно, что греческим. У Боброва на этот счет были свои каноны. И по его канонам первое место в этом соревновании безоговорочно занимала Златка. А вот то, как Тайс себя держала, по ее умению привлечь к себе всеобщее внимание, завладеть им и направить куда надо, ей, пожалуй, не было равных.
Бобров ушел из Афин в сильной задумчивости. И даже не стал вмешиваться, когда Вован прокладывал курс домой. А может, если вмешался бы, то последующего не случилось. В общем, ночью они налетели на полузатопленное судно. Хорошо еще, что шли не полным (ночь все-таки) и удар был скользящий. Когда они, вернувшись, нашли в темноте почти не выступающее из воды судно (само по себе чудо) и Бобров высадился на палубу (из любопытства и чтобы покрасоваться перед Златкой) ему послышался какой-то посторонний звук, отличный от плеска волн. Вместе со спрыгнувшим следом Серегой он с трудом открыл разбухшую лючину и обнаружил в залитом водой почти под палубу трюме девчонку со щенком на руках. Девчонка уже ни на что не реагировала, а щенок, когда Серега взял его на руки, так плакал и лизал его руки, что грубый Серега едва не прослезился. Девчонку отогрели и накормили. Как, впрочем, и щенка. И Бобров ни о чем таком не подумал. Если только о том, что хорошо бы отловить команду (если они, конечно, выплыли) и использовать вместо мишеней для тренировки своего войска.
Но желание было мимолетным, а тут они как раз пришли домой, и все завертелось в колесе привычных забот. И, если бы не незнакомые купцы с их странным предложением и острая реакция Апи (так звали девочку), Бобров неизвестно когда и вспомнил о событии, хотя, конечно, таких вещей он старался не забывать. А тут… Можно сказать, подвернулся удобный момент и Бобров показал себя во всей красе олигарха-самодура. А в результате рассорился с целым городом в лице его правящей верхушки. Правда, неизвестно, кому от этого стало хуже.
И тут Златка, сама того не ведая, подсказала ему идею выхода не только из создавшегося положения, но и подъема сразу на несколько ступеней по социальной лестнице.
Пока же в поместье происходили незаметные вроде события, приведшие к почти эпохальным изменениям, в Элладе тоже готовилось нечто грандиозное, рядом с которым происходящее в поместье выглядело как мышиная возня.
В соответствующем триста тридцать пятом году Александр, заменивший отца на троне, укрепил грозивший распасться Коринфский союз, раскатав особо активных противников, а заодно, чтоб неповадно было, и северные племена. Таким образом, обеспечив себе относительно спокойный тыл, он стал готовиться к восточной кампании. А для начала отозвал из Малой Азии Пармениона. В стане персов воцарилось ликование — как же, самый грозный противник отказался от агрессивных планов. Ну и, соответственно, они не стали укреплять побережье, посчитав, а на хрена.
В самом начале тысяча девятьсот девяносто шестого года поместье гудело и готовилось. Бобров, наплевав на свою же концепцию, потребовал от Смелкова закупки огнестрельного оружия и даже принял со своим войском участие в акции устрашения. Три Вовановых корабля нагрузили по ватерлинию, а Бобров лично отобрал добровольцев. По весне, благословясь, отчалили.
Тысяча девятьсот девяносто шестой год оказался богат на события. Караван Вована только успел пройти проливы и поиграть в догонялки с македонскими триерами, оставив их с носом, а самим проследовать к критскому Кноссу, как через Геллеспонт стало переправляться войско македонцев под командой Пармениона. Вован благополучно отплыл в Сиракузы, по пути показав кузькину мать персидским боевым кораблям, которые, видимо, были не в курсе, что в Малой Азии уже бьют их соотечественников. Впрочем, Вован тоже был не в курсе, потому что Бобров находился в сомнениях, а если он в чем-то сомневался, то старался до товарищей этого не доводить. Тем более, что далее им никто не мешал и три шхуны спокойно проследовали через Сиракузы и Менаку в Атлантический океан.