Конкуренты

В качестве обручей сначала использовали стальную ленту, поставляемую через портал, но когда товар оказался очень востребованным, и пришлось запускать целую мануфактуру, со стальной лентой случился напряг. Просто таскать ленту рулонами при том расходе стало чревато разоблачением. Поэтому все стали искать альтернативу. Литература предлагала ветви ели. Однако, ель в Крыму просто не росла. И тут кто-то из великих, подозрение пало на Смелкова, посоветовал такую экзотику как сирень. Сирени в окрестностях тоже не было, но зато ее было много за морем. В Малой Азии. Не зря же она звалась персидской. И тут совершенно случайно выяснилось, что капитан Вован вместе с тем же Смелковым, взяв в попутчики Никитоса, приступили к освоению рынков Малой Азии, а конкретно Гераклеи. Ну и, чтобы два раза не ходить, то есть не возвращаться домой порожнем, Вован получил задание, выраженное в слезной просьбе, привезти немного сирени. Вован все понял правильно и привез не охапку цветов, а набил полтрюма толстыми прутьями.

Вот таким образом Серегино производство стало автономным и с тех пор сильно потеснило гончаров, как в самом Херсонесе, так и в городах северного Причерноморья. Мало того, даже в скифском Неаполе Серегины бочки пользовались популярностью, ибо в них было очень удобно хранить и отправлять основной скифский экспортный товар — зерно.

А уж в поместье давно заменили большинство хрупких глиняных сосудов на деревянные. Кроме, может консерватора Андрея, который утверждал, что в амфорах вино зреет лучше. С ним не спорили — Андрей слыл знатоком. Но вот коньяк заложили на хранение исключительно в дубовых бочках и Андрей пока не возражал. Между прочим, когда Серега с Андреем решили продукт попробовать — так, чтобы определить его ценность, Бобров, узнав об этом, внес на рассмотрение общего собрания правящей верхушки поместья вопрос о запрете сроком на три года. И, что самое смешное, собрание его поддержало, хотя в отдельности все были против.

На коньяк у Боброва были обширные планы. Он не собирался воспитывать знатоков, ценящих букет и вкус. Он собирался использовать крепость напитка. Г реки для этого не годились. Не потому, что были субтильными или малопьющими. Просто у греков культура винопития была другая и прививать им новую не хотелось. А вот такие древние оторвы как скифы, вполне могли воспринять этот элемент новизны, тем более, что их вожди уже распробовали напиток и очень одобрили.

Бобров поймал себя на том, что они слишком много внимания уделяют бочкам, когда его ждут куда более интересные варианты. Серега был с ним категорически не согласен насчет вариантов, но то, что времени много, согласился. Они вышли из цеха и направились к берегу. Дорога была замощена известняковыми плитами как раз по ширине повозки. Предполагалось, что повозка будет ездить туда-сюда. Позже выяснилось, что проектировщики были неправы, и Бобров с себя вины не снимал. Перспектива развития порта оказалась не учтена, и теперь в ближайших планах было расширение дороги.

Но пока приходилось довольствоваться имеемой. Серега показал на дорогу и сморщился. Бобров развел руками.

В конце дороги, которая заканчивалась на краю обрыва обширной деревянной площадкой, стояла решетчатая широкая деревянная башня, увенчанная деревянным же подъемным краном. И выше крана возвышались топы мачт стоящих в бухте кораблей. Сами корабли стали видны, когда Бобров с Серегой взошли на площадку. Внизу башня вырастала из деревянного настила пристани, идущего как вдоль берега так и выдающийся в бухту двумя широкими молами.

У причалов были ошвартованы два однотипных больших корабля вооруженных двухмачтовыми марсельными шхунами, и пара поменьше, больше похожая на древнегреческие торговые суда, тоже одномачтовые, но в отличие от последних, с косым вооружением, типа гафельного тендера. На палубах суетились команды. Трюм одного из больших кораблей принимал груз — выстроенный на пирсе ряд лежащих на боку больших бочек.

— Это чего? — поинтересовался Бобров.

— Это Андрюха завоевывает Ольвию. Решил беспредел на тамошних рынках учинить. Демпингует, гад, — сообщил Серега, самодовольно ухмыляясь.

Сразу было видно, что идея ему нравится и, скорее всего, он тоже в этом участвует.

Сзади неслышно подошел Вован.

— Любуетесь? — спросил он небрежно.

Это было настолько неожиданно, что Бобров вздрогнул.

— Да ну тебя, Вован с твоими боцманскими шутками.

— Знаю, знаю, — сказал Вован. — И шутки у меня дурацкие. Вы лучше скажите, когда за инфраструктуру возьметесь. Логистика хромает на все четыре ноги. Грузы девать некуда. Склад мал, дорога, в связи с вашими фортификационными работами, никуда не годится.

Бобров слушал и кивал, соглашаясь. Портовая структура действительно оставляла желать лучшего. И, главное, некого было сделать козлом отпущения. В смысле, назначить старшим и ответственным. Боброву жутко не хотелось заниматься этим самому. Серега тоже заранее отмазался. У Вована своих дел было по горло. А Юрку сюда вообще нельзя было подпускать.

— Вообще-то подпустить его было можно, — вдруг подумалось Боброву. — Ну, к примеру, в качестве вербовщика. Вон с Петровичем как удачно получилось.

Медик был явной Юркиной удачей. Он так удачно вписался в жизнь поместья, что всем казалось, будто он тут всегда жил. И вообще, колония не могла состоять из них одних. Нужны были специалисты во всех областях. Хотя, конечно, экспансией заниматься практически никто не хочет. Все как-то желают развить хозяйство до каких-то пределов, ну, скажем, до полной самоокупаемости и зажить ни на кого не обращая более внимания. А ежели кто посягнет, то у поместья всегда сыщется адекватный ответ. Вот еще одна задача — быть всегда на шаг впереди в военной области. А лучше на два. И при этом, чтобы никакого пороху. Не хрен лезть грязными лапами в прогресс. Пусть он себе движется потихоньку.

Бобров опомнился, оторвав глаза от порта, который словно вновь увидел. Рядом топтался Серега, посматривая тревожно. Бобров сделал ему успокаивающий знак, и они пошли дальше, а Вован направился вниз по трапу.

Обойдя мастерские сзади, со стороны глухой стены с башенкой на углу, они прошли к бывшему спуску на пляж. Вот здесь все изменилось по сравнению с тем, что было, и изменилось кардинально. Холм, на котором возвышалась усадьба, вернее, не холм, а длинная возвышенность между Стрелецкой бухтой и бухтой Песочной, уходящая вдаль уже после того как Песочная бухта закончилась, теперь отделялась от низины, идущей рядом невысоким откосом. Ну действительно невысоким, метра три. Но крутым. По такому откосу человек мог вскарабкаться только используя какие-нибудь приспособления в виде лестниц или еще каких опор. Откос не был ровным. Из него метров через сорок друг от друга выдавались углами подобия бастионов. Несколько человек под откосом занимались земляными работами. Какой-то тип в испачканном хитоне сидел на верху откоса и чиркал етилом на восковой дощечке.

Бобров одобрительно кивнул. Работа кипела. Строить стену вокруг усадьбы равноценную городской Бобров не стал. Дорого выходило, да и смысла он не видел. Стены, случалось, и ломали при осадах, как и ворота в них. А здесь ломать нечего. Ну кто в здравом уме станет ломать откос. Или, к примеру, ворота, когда их вообще нет. Правда, на откос можно взобраться, если преодолеть дождь стрел, которые прошибают все известные на то время доспехи. Ну, положим, супостат преодолел все-таки откос, завалив подступы телами. А дальше он узнает, что за ним расположен ров. Неглубокий ров. Можно сказать, насмешка, а не ров. Всего-то в рост человека глубиной. А вот за рвом, внимание — сюрприз, опять откос. А сверху все те же защитники и стрелы. Это опять штурмовать, опять терять воинов. И полководец неприятеля начинает догадываться, что за этим откосом опять будет ров и что произойдет раньше: падет крепость или кончатся воины, никто предсказать не может. А вот что ждет его воинов во втором рву, он догадаться не может. А ждет их там огненная купель, которую Бобров им готовит в своем неизбывном коварстве.