Лавка колониальных товаров

Смелков хрюкнул.

— С ареопагом это ты погорячился. А вообще конечно мысль занятная. С бумагами, что-нибудь придумать можно, это не проблема. Труднее всего будет на границе — там такое жлобье стоит, что даже просто проехать страшно, а уж с товаром… Но аутентичное херсонесское… Никто ведь не поверит. Ладно, я там посоветуюсь кое с кем. Теперь, огласите ваш список.

— А что наш список, — пожал плечами Серега. — У нас общество, в отличие от вашего, стабильное, пристрастия практически не меняются…

— Так что, то же самое что ли? — перебил его Смелков.

— Ну да, только фитилей для керосиновых ламп побольше. А то мы опарафинились здесь по самые уши.

— Фитили, — повторил Юрка, записывая. — Дизтопливо надо?

— Бочку, — сказал Серега. — Или лучше две? Да, и бензинчик. Тоже, пожалуй, бочку. Ты пиши, пиши.

В результате стабильное общество с неменяющимися пристрастиями назаказывало Юрке такой список, что у него кончился блокнот.

— Все, — сказал Смелков. — Отвали, бондарь. Иди в будущее и живи там. А то, понимаешь, все норовит совместить. И на ёлку влезть и не уколоться.

— Юрик, — вдруг сказал Бобров. — У тебя свободной тысчонки на недельку не найдется?

И Смелков и Серега посмотрели на шефа с недоумением.

— Хочу в будущем погулять, — пояснил свои слова Бобров. — И девушке своей показать, как не надо жить. А то, понимаешь, не ценит она настоящее.

— Ну что ж, — рассудительно сказал Смелков. — Для таких целей конечно найдем. Со мной пойдете?

— Ну да. А тебя какое плавсредство будет забирать?

— Шестерка. В принципе мы там все поместимся. Вот как только вас подать. А то нарисуетесь прямо из глубин. У народа могут возникнуть ненужные вопросы.

— А не фиг народу любопытствовать. Возьмем надувной матрас, надуем его и будем делать вид, что мы только что приплыли с Песочного. А ты представишь нас как своих знакомых.

Юрка с сомнением покрутил головой и сказал:

— Ну ладно.

Когда Бобров оповестил о договоренности подругу, она сначала обрадовалась, а потом жутко испугалась. Буквально до дрожи. Ее пугало все, начиная от необходимости нырять до косых взглядов на улицах. Бобров всячески ее успокаивал. Ничего не помогало. Тогда он прибегнул к последнему средству, к которому вообще еще ни разу не обращался.

— Злата, — спросил он. — Ты меня любишь? Или ты готова бросить меня одного, потому что чего-то там боишься?

Златка, забыв про свои страхи, ахнула и кинулась Боброву на шею, едва не утопив его в слезах, бормоча, что она готова скорее подставить шею под меч. Тут уже перепугался сам Бобров, про себя проклиная свои воспитательные методы и свое решение пожить немного в будущем на широкую ногу, как он это понимал. Вобщем, примирение было бурным и закончилось далеко за полночь за полной неспособностью обоих к физическим действиям.

На следующий день Златка, слегка осунувшаяся и с темными кругами под глазами, стала перебирать свой гардероб и пришла к выводу, что ей совершенно нечего надеть, о чем и было заявлено Боброву. Бобров сказал, что он об этом уже думал и пусть она прихватите собой только топик и шорты. Все остальное, необходимое они прикупят на месте по мере надобности. Златка тут же размечталась о новых хламидах и столах. Бобров только посмеивался.

Вован появился почти точно по расписанию. Ближе к вечеру Боброву доложили, что на горизонте показался парус. Ветер дул от берега и корабль шел по направлению куда-то к мысу Лукулл. Бобров прекрасно знал, что к такой крутой лавировке способны только его корабли, и точно, корабль резко поменял курс на девяносто градусов, по-прежнему идя мимо гавани, но теперь уже в северо-восточном направлении. Наконец он приблизился настолько, что даже без подзорной трубы можно было с уверенностью распознать Вованову трехмачтовую шхуну. Таких гигантов, с таким вооружением, да еще и с длиннющим бушпритом местные верфи не рожали. Хотя, конечно, триеры встречались и подлиннее.

Корабль заложил последний галс от траверза городского мыса и пошел прямо в бухту. Прекрасно было видно как на палубе суетились матросы. Заходящее солнце делало паруса светящимися, а сам корабль окутанный мистическим флером. Зайдя в бухту, корабль взял на гитовы фок— и грот-трисели и под бизанью и кливерами, медленно разворачиваясь, подошел к пристани. Встречающие вывесили кранцы и борт мягко соприкоснулся с деревянным настилом.

— Кливера и бизань долой! — послышался энергичный голос и Вован подошел к борту.

— Здорово, — сказал он. — Ба, и Юрик здесь. Выгружаться завтра станем. Ничего скоропортящегося у меня в трюмах нет. Кормить будете, а то от самой Гераклеи ничего толкового не ел? И вахтенным не забудьте принести.

На следующий же день Вован отправился в свое время, не без внутреннего сопротивления, уж очень ему не хотелось тащиться в Керчь и кому-то там втюхивать взятку и это после того, как он, уважаемый всеми капитан, привел свой корабль не откуда-нибудь, а из Гераклеи через весь черный Понт. Но Смелков был безжалостен. Понт оно, конечно, Понт, но деньги нужны и рыба тут товар не из последних. Вован выражал недовольство, не без того, но негромко, потому что тоже был с понятием.

Вобщем вечерком, когда по идее все должны были угомониться как на этой так и на той стороне портала, в воду осторожно опустили три амфоры с маслом, одну с вином прошлогоднего урожая и сетчатый мешок с рыбой, в котором преобладала дефицитная камбала, увидев которую рыбинспектор точно бы лишился чувств. Первыми в воду пошли Бобров со Златкой. Бобров сказал, что им надо осмотреться и успеть надуть матрас. Смелков с Вованом выждали минут десять и отправились следом. Матрас в надутом состоянии уже покачивался на воде, а на нем возлежала Златка в сплошном купальнике, чтобы не путаться в завязках, который был ей жутко непривычен, и с любопытством оглядывалась по сторонам. Обрыв за спиной мало чем отличался оттого, который она только что оставила в прошлом. А вот на той стороне бухты и немного влево далеко протянулась какая-то белая стена с черными точками.

— Что это там? — спросила Златка, показывая втом направлении.

Бобров на минутку оторвался от распутывания шнура на пакете с одеждой.

— А, это дома такие. Только далеко очень.

— Дома? — Златка сделала большие глаза. — Больше нашего?

— Наш, — назидательно сказал Бобров. — По сравнению с ними обычная хижина.

— А это что такое? — она даже сползла с матраса в воду.

Мимо, тарахтя мотором, заходил в бухту ял-четверка.

— Это лодка с мотором, — терпеливо разъяснил Бобров. — За нами должна прийти примерно такая же. Юрик, — он показал на Смелкова, сидящего на камне, высунувшись по пояс из воды, — договорился как раз на это время.

— Договорился, — буркнул Смелков, — а их все нет. Вот уберу с Доски Почета — будут знать.

— Ты их лучше квартальной премии лиши, — сказал молчавший доселе Вован.

Наконец из глубины бухты раздался звук мотора, и из-за ржавого корпуса, по-прежнему торчащего у берега, показался белый ял с черной полосой вдоль ватерлинии.

— Ну наконец-то, — облегченно сказал Смелков. — Только, граждане учтите, что мы сначала на Щитовую, чтобы сгрузить рыбу, а только потом на причал.

Ял подошел и сидящий за рулем сразу стал оправдываться.

— Я с тобой потом разберусь, — зловеще пообещал ему Смелков. — Цепляй буек. Поехали.

Рыбу моментально перенесли в поджидавший «каблучок», который тут же уехал. А ял потащился на стоянку.

Златка, все это время прижимающаяся к Боброву и смотревшая на окружающее большими глазами, так же молча, совершенно не реагируя на присутствующего в будке, правда, отвернувшегося Смелкова, переоделась и пошла к стоянке автомобилей. Закрытая потертая колесница, называвшаяся в молодости «Москвичом», впечатлила ее гораздо больше катера. Расположившись рядом с Бобровым на стареньком сиденье, с трудом втиснув длинные ноги и упираясь коленками в переднюю спинку, она спросила шепотом:

— А где лошади у этой колесницы?