Солнцеворот

— Нивиэн? — пробормотал Левмир. В голове всё перемешалось, и из этой каши не спешили вылепливаться связные мысли.

— Река стерла ей память, — объяснила Айри. — Об этом же говорили в сурии, помнишь?

— И Река дала ей настоящее имя, — прошептал Эмарис.

— Всё ещё будешь смеяться над древней сказкой? — улыбнулась Айри.

Эмарис с трудом оторвал взгляд от портрета, посмотрел на княжну. Голос его прозвучал спокойно, но Левмир, успевший хорошо узнать старого вампира, мог представить, каких усилий ему стоит это спокойствие при бьющемся сердце.

— Всё, что я вижу, — портрет и имя. Я видел Реку. Я видел тех, кто дошел до нее и вернулся. Но убедить меня в том, что бездушное светило создает жизнь по своему усмотрению, эта книжка не смогла.

Эмарис вышел. Левмир не ожидал от него такого. Если бы слова Эмариса соответствовали его мыслям, он бы остался, несмотря на то, что портрет причинял ему боль. Но Эмарис предпочел покинуть каюту. И когда дверь за ним закрылась, оказалось, что Торатис исчез ещё раньше. Тихо, незаметно. Левмир и Айри остались наедине, а между ними лежала книга с портретом Нивиэн. Матери Ирабиль.

Айри мельком взглянула в глаза Левмиру, но, не найдя там того, что искала, потупила взор. Стояла молча, не знала, что делать и говорить дальше. Левмир отвернулся от рисунка. Руки сами начали действовать, а разум присоединился к ним лишь тогда, когда все листы «сказки», разбросанные на столе, оказались в папке. В этот миг руки дрогнули, замерли. Но разум отдал приказ, и пальцы завязали тесьму. Левмир открыл пустующий ящик стола, бросил папку туда и закрыл.

— Что будет с Зябликом?

В гнетущей тишине голос Айри прогремел громом. Левмир пожал плечами, не сводя глаз с лакированной поверхности стола.

— Несладко придется, когда все узнают, что Покровительница пропала.

— Я прошу перевести его на другой корабль.

— Он ведь потерял судьбу. С чего вдруг такая забота?

— Я тоже теряла судьбу. И обо мне позаботились. Он, как и я, потерял судьбу не по своей воле.

— А остальные? Те, кого ты убила?

Айри посмотрела на Левмира, теперь её глаза вновь пылали.

— Я не хотела их убивать. — Тихий голос контрастировал с взглядом. — Хотела лишь напугать и ослабить, ну и поесть. Но ты знаешь, что с укусом чувствуешь человека. И то, что я чувствовала в них…

Левмир кивнул, отошел от стола.

— Попробую что-то сделать, поговорю с князем. А пока тебе нужно где-то устроиться.

Айри фыркнула:

— Я могу отоспаться на рее вверх ногами. Или облачком тумана в трюме. Я не доставлю хлопот.

Левмир уже взялся за ручку двери, но, различив горечь в словах княжны, замер.

— Нет… Ложись на мою койку.

— Спасибо за предложение, но…

— Это не ради тебя, Айри. Почему-то так надо мне.

Молчание. Айри думала, искала подходящие слова.

— А ты?

— Я проведу ночь снаружи, все равно не усну. Если вернусь — не потревожу. Спокойной ночи.

Теперь он отворил-таки дверь, но прежде чем ушел, в спину ему прилетело:

— Извини. Я знала, что тебе будет тяжело узнать.

— Знала? — повернулся Левмир. Айри кивнула с серьезным видом:

— Конечно. Я ведь знаю, что ты дурак. Но рано или поздно Солнце прольет свет на твой разум, и ты удивишься, в какой тьме жил до того часа. Спокойной ночи.

Левмир оставил её одну, ничего не сказав в ответ.

Она покачала головой, отвернулась.

«Князь князей» стал фарватером. Вскоре после появления Айри Торатис отдал приказ вывести корабль в арьергард армады. Эмарис полагал, что князь хочет одиночества, но на корабле слишком много людей. Поэтому он делает одиноким корабль. Ещё там, в оставшемся за кормою княжестве, Торатис просил Эмариса передать ему дар. Тогда Эмарис считал это нелепой блажью, но теперь, видя, как грузная фигура застывает в неподвижности на носу корабля и смотрит за горизонт, туда, где поджидает смерть, он понимал, что в глубине души Торатис давно был вампиром. Тем, кто пьет кровь и жизнь других ради собственной силы. И все же Эмарис не хотел обращать его, сам не зная, почему.

Эмарис стоял у правого борта, сложив на груди руки, и смотрел вдаль. Глаз человека пока ничего не смог бы различить, но вампир видел на горизонте бежевую полоску земли. Месяц морского пути, месяц непрерывной качки. Когда люди увидят землю, они взволнуются, побросают всё. Поэтому пока что курс изменили незначительно. Эмарис подумал о том, что ждет их на земле, во время этой стоянки, о которой говорили ещё в княжестве, стараясь, чтобы слова не достигли ушей Левмира. Тогда Эмарис возражал.

«Это глупость, — говорил он, — такая же, как ваш дурацкий обычай резать руки над серебряными чашами».

«Что ты говоришь, умный старик! — скалился князь Абайат. — Такая глупость, что совсем бесполезна? И ты проведешь нас мимо стража глубин?»

Эмарис молча морщился, потому что ему не верилось и в существование стража глубин. Он встречал некоторых существ, порожденных Рекой. Тех же волколаков. Они, в отличие от вампиров, не стремились жить с людьми. Им хватало и животных, поэтому они уходили в леса и возглавляли пищевые цепочки. Но та тварь, о которой говорили князья, ссылаясь на древние книги и поверья, была слишком огромной. Такая тварь не могла жить тысячелетиями без еды, а считать едой морскую рыбу попросту глупо. её бы давно не осталось в морях. Или она перестала бы подплывать к монстру. И монстр двинулся бы в путь, он не стал бы сидеть на одном месте. Но пальцы князей упрямо указывали на одно и то же место в старинных картах, и Эмарис поднял руки, сдаваясь.

Это люди. Пусть они творят какие угодно глупости, лишь бы делали то, что требуют от них вампиры. Ничего не изменилось в миропорядке и не изменится никогда. Эрлот пошатнул лодку, возможно, борт ещё зачерпнет воды, но после всё придет к тому, с чего начиналось.

— Я чувствую себя подлой, — проворчали за спиной.

Эмарис улыбнулся. Девчонка определенно делала успехи. Умудрилась подкрасться к нему, остановив сердце, так, что он ничего не почувствовал и не услышал. Конечно, он задумался, но все же.

— Значит, получилось. — Эмарис, не глядя, вытянул руку назад.

— Не знаю, зачем тебе это. — В ладонь легла папка. — Он и так меня ненавидит отчего-то. А когда узнает…

— Возненавидит ещё больше, — перебил Эмарис.

Айри шагнула вперед, встала рядом с ним, заглянула в лицо.

— Зачем?

Эмарис распустил тесьму, открыл папку. Придержал рукой листы, которые тут же начал жадно перебирать бриз.

— Он ненавидит тебя за то, кто ты для него — напоминание о грехе, шаг в сторону от цели. Чтобы исправить это, надо стать кем-то иным.

— Воровкой, — буркнула Айри.

— Ну, для начала.

Он просмотрел несколько рисунков, очень похоже изображающих воинов, идущих на штурм Кармаигса. Город выглядел узнаваемо, только вот крепость почти не напоминала настоящую. Но Левмир никогда её не видел, и это можно было простить. Похоже, крепость он рисовал с чьих-то слов. Со слов тринадцатилетней девчонки, которая, размахивая руками, рассказывала, какая мрачная и страшная громадина служила ей домом каждую зиму.

Эмарис захлопнул папку.

— Живой тем и отличается от воспоминания, что продолжает удивлять. Он придёт к тебе. Ты нужна ему сильнее, чем он может представить.

И Эмарис отправился в сторону собравшихся на корме солдат, оставив Айри в одиночестве размышлять над его словами.

Левмир выходил из каюты поздно. Он поздно ложился, поздно засыпал, поздно просыпался. Ещё на Востоке он обнаружил, что теперь, когда жизнь его не связана с природой и хозяйством, ему куда больше нравятся тишина и уединение ночи, нежели суета и гомон дня. А может, дар, принятый от Реки, принес перемены.

Дар изменил многое. Теперь Левмир мог управлять собой, и искусство это с каждым днем давалось ему все легче. Он не боялся уснуть за рисунком, не ворочался с боку на бок, ожидая, пока невесомый сон соизволит коснуться его волшебным крылом. Если было нужно, Левмир мог бодрствовать неделю, месяц и, надо думать, гораздо дольше. Усталость лишь скапливалась где-то внутри и ожидала возможности выскочить и нанести подлый, внезапный удар. А когда хотелось забыться, Левмир закрывал глаза и приказывал себе: «Спи!» — после чего мгновенно погружался в глубокий сон без сновидений.