Солнцеворот

Милашка начала спорить, вступил Аммит, но голоса постепенно утонули. Сардат возликовал. Тьма, отступившая было, вновь приняла его в объятия. Теперь лишь покой…

Ты не можешь уйти!

Сардат встрепенулся. Кто это? Чей ещё голос? Какая боль! Этот голос не снаружи, он будто пришел из самой тьмы, родился из самой тишины.

Тонкий голосок, девчоночий какой-то.

Ты обещал меня защищать!

Кто ты? Кого защищать? Я никому ничего не обещал.

Обещал! И не смей уходить, пока не защитишь меня.

Сардату хотелось выть, так больно сделалось от этого голоса. Он казался знакомым, таким знакомым, что зубы сводило. Где же, где он слышал его?

Во тьме больше не было покоя. Во тьме поселилась непонятная девчонка. Вот она, идет к нему издалека, и кто это держит её за руку?

Вспышка пламени, и перед ним появилась Сиера. Улыбнулась. В сером своем платье, с развевающимися темными волосами. Протянула руку. Пойдем?

Но куда?..

Сиера махнула рукой, и в её ладони появился меч. Она сделала рубящее движение и задержала лезвие в пустоте. Улыбнулась, кивнула.

Сардат встал. Меч покинул ножны, свистнул рассеченный воздух. Лезвие остановилось.

Крикнула Милашка, ахнул Саспий.

— Недурно, — сказал Ратканон.

Он говорил, и по клинку шла дрожь. Клинок замер у горла великана, Сардат чувствовал, как ходит его кадык.

— Я не слепец, — сказал Сардат.

Сиера положила ладони на его руку, мягко отвела клинок. Помогла убрать его в ножны и толкнула обратно, на лавку. Сардат сел. Больше он не хотел спорить с Сиерой. Больше — никогда.

— Впятером, — произнес Аммит. — Что ж, не самый плохой расклад. Приятно видеть тебя живым, мальчик.

Губы Сардата улыбнулись. Он и сам не знал, почему.

IX

Кто я?

Краткий перелет с корабля на корабль показался Левмиру блаженством. Можно было просто молчать — и всё. А теперь, когда они с Айри остались наедине в его каюте, когда встретились их взгляды… Левмир вдруг понял, что совсем не рад её видеть. Как будто Айри бесцеремонно вломилась в его душу, поломала там что-то важное и осталась, полагая, что без нее тут никак. Именно об этом говорил её взгляд. Айри искала затаенной радости встречи, не находила, но не смущалась. Она продолжала искать.

Левмир отвернулся, подошел к столу. Пальцы пробежались по разбросанным листам, покрытым рисунками, вздрогнули, когда пришло воспоминание о портрете Айри во внутреннем кармане, у сердца. Рука дернулась достать его, смять, выбросить, но разум её остановил. Нет. Айри не виновата, что в душе творится такое…

— Зачем ты это делаешь? — спросил Левмир.

С минуты на минуту вернется Эмарис, приведет князя, и этот вопрос будет задан вновь. Айри надеялась, что наедине они обсудят что-то другое. Во всяком случае, молчала она слишком долго.

— Восток и Запад слишком разные, — отозвалась она. — Тебе не понять, что это такое — потерявшие судьбу. Ты был мне предсказан, и я пойду за тобой. Когда судьба обретается вновь, нельзя отступить, нельзя отпустить.

Айри сидела на койке Левмира, на коленях держала прямоугольный кожаный сверток. Левмир быстро посмотрел ей в глаза и, заметив там решительный блеск, отвернулся. На душе чуть-чуть потеплело. Если бы он в таком тоне заговорил с И, в её зеленых глазах появились бы слёзы, или, по крайней мере, обида. Она бы отвечала иначе, и было бы неважно, что говорит. её нужно было бы простить и утешить, позабыв, хотя бы на время, о причине недовольства. Айри была настолько непохожа на И, да и на других девчонок, которых встречал Левмир, что с ней можно было позволить себе даже грубость. В конце концов, она теперь его сестра.

Но память никуда не делась. Та неистовая ночь, и жар её тела, и грубая страсть, стон и дыхание.

Левмир вздрогнул, тряхнул головой. Нет, тщетно. Прошлого не изменить, с ним просто нужно учиться жить дальше. И было бы куда проще научиться, не сиди сейчас здесь это черноглазое напоминание о глупом, но таком необходимом тогда поступке.

— Ты могла объявиться сразу.

— И вы бы послали меня обратно. Вы и сейчас можете. Но теперь я хотя бы могу соврать, что не найду дороги. А вообще, я хотела объявиться через недельку, когда будет стоянка.

— Стоянка? — нахмурился Левмир.

— Тебе не понравится, — махнула рукой Айри. — Давай сейчас не об этом. Пока не пришли отцы, ничего не хочешь сказать?

Отцы! Мысленно Левмир усмехнулся. Где-то в глубине души он и сам давно воспринимал Эмариса, как своего отца, хотя лицо настоящего сохранилось в памяти. И его голос, все слова, произнесенные им перед смертью. Перед смертью, которую принес Эмарис.

— Я могу понять эту ерунду про судьбу, — сказал Левмир. — Но ты убивала людей.

Он смотрел Айри в глаза, и вдруг оказалось, что он действительно не поймет никогда эту «ерунду про судьбу», и того, насколько различны Восток и Запад.

— Никогда! — отчеканила Айри. — За всю жизнь я не убила ни одного человека. Только давила гадов, потерявших судьбу, тех, от кого отвернулось Солнце. И когда сама была такой, как они, и теперь, когда стала вампиром.

Левмир не знал, что сказать, молчание затягивалось. Но на помощь уже спешили шаги за дверью каюты. Айри не отвела взгляда, и это пришлось сделать Левмиру. Он трусливо отвернулся, притворившись, будто увлечен бумагами на столе.

— Айри! — Возглас князя и стук распахнувшейся двери о стену раздались одновременно. — Ты?.. Что ты здесь делаешь?

Странное чувство посетило Левмира. Ему показалось, будто для разговора с отцом Айри надела маску. Маска облегла её всю — её тело, душу, голос. Говорила с Торатисом — маска.

— Путешествую всего лишь. Я прожила на свете почти семнадцать лет, но не видела ничего, кроме нескольких княжеств. А мир столь огромен.

Шаги. Левмир стоял спиной к княжеской семье, но понимал, что Торатис приблизился к дочери. Остановился все же на почтительном расстоянии.

— Путешествуешь… Но ведь княжество осталось без присмотра. Министры знают свое дело, но они лишь выполняют работу. Это наш дом, Айри, наше княжество! Кто-то из нас должен быть там!

— Ну, я оставила дочурку присмотреть одним глазом. Она умненькая, справится.

— Дочурку? — Это уже вступил Эмарис. — Что ты натворила? Я ведь говорил…

— Ах, Эмарис, я нарушила приказ отца и скорблю об этом, неужели ты готов возложить на меня раскаяние ещё и за эту мелочь? Рикеси — моя лучшая и единственная подруга, и я рассудила так.

Вновь устами Айри говорила маска. Развязный, слегка капризный тон, сама наверняка откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу. Левмир повернулся, чтобы удостовериться. Оказался прав. Айри ещё и покачивалась, переводя бесстыдный взгляд с Торатиса на Эмариса.

— Рикеси?! — взревел Торатис. — Служанка? Девка из борделя?! Рабыня освобожденная?!!

Князь задыхался, не в силах отыскать слов, вампир же был внешне спокоен.

— Ты ставишь меня в неудобное положение, — произнес он. — Я думаю, все мы здесь достаточно взрослые, чтобы говорить без обиняков. Ты отказалась считаться дочерью своего отца, и у тебя были на то причины. Ты бросила княжество и таким образом сама лишила себя титула. И ты не человек, а значит, не можешь отвечать перед человеком. Здесь — твой отец по крови, и здесь — я, тот, кому подчинится каждый вампир в мире. Мы вправе спрашивать, и мы с тебя спросим. Тебе придется отвечать, девочка, и я не буду лгать, скажу прямо: твоя жизнь зависит от твоих ответов.

Левмир покосился на Эмариса. В отличие от Айри, тот маски не надел, говорил как на духу, сверля княжну взглядом. Он даже не остановил сердца — пока что.

— Ты нарушила самый главный запрет — создала себе подобную. Тебе это кажется каплей в море, но я знаю, на что способны капли. Вернись на Восток спустя год, и тебе понадобится десять лет, чтобы искоренить последствия своего поступка. С тобой поступили так же, но на то были причины — Левмир боролся за твою жизнь, кроме того, он принял ответственность и объяснил тебе все, что знал сам. Как оправдаешь себя ты?