Страница 10 из 17
Здесь, в компании тех, кто находился в кабинете, было сложно дышать. Я не могла этого никак объяснить – воздух есть, но в легкие словно попадает всего десять процентов. Душно, сложно – нет ни места, ни пространства, много чужой энергии.
Но вместе с тем интересно: какой он – верхний отряд? Может, один шанс на миллион вот так запросто увидеть их всех, сидящих за одним столом. Грех не воспользоваться, не рассмотреть.
И начала я с Кайда: лицо на удивление красивое, только очень жесткое; глаза необыкновенного синего оттенка; очень острый взгляд, прямой.
«Какой ты?»
И он, почувствовав, посмотрел в ответ.
Меня тут же припечатало к стулу на месте – внутрь просочился чужеродный газ. Автоматический ответ к чужому вниманию: «Не влезай, убьет!» Почти сразу парализовало волю – не полностью, но ровно настолько, чтобы ему хватило времени понять, что мое любопытство из разряда «просто так».
И он отвел взгляд.
Боже, всего секунда…
«Эра, как ты его… терпишь?» Это же просто сгусток агрессии, мужественности и неуправляемости. Дварт был не просто дерзким, он был абсолютно «себе на уме». Вселенная во вселенной; точило и камень. В глазах такая глубина – Космос и переходы между мирами. Очевидная мужественность совершенно не добавляла мягкости, скорее наоборот… Чтобы получить подобный концентрированный эликсир на Земле, пришлось бы выстроить в шеренгу парней двести-триста (если не пару тысяч), а после выдавить и спрессовать из них «суть».
Я сглотнула. Полный «конец обеда». Теперь мне стало ясно на собственной шкуре, что это такое – его внимание. Особенно пристальное.
Лучше дальше… Кардо.
Нет, не лучше. Все то же ощущение зубов у загривка и чужого выжидания. Будто рядом стоит тот, кто хребет тебе сломает одной левой, хотя на вид почти обычный мужчина. Волосы темные, вьются, глаза с зеленоватым оттенком, плечи широкие. Расслаблен, будто даже отвлечен…
Теперь я понимала, что именно их объединяло – выражение лица. Они все были «здесь»; все являлись настолько осознанными, что их луч внимания никогда не скакал хаотично и произвольно, только прицельно и направленно. А это высочайшее умение и жесткий контроль. Никто не размышлял о том, что будет сегодня на обед, о кем-то брошенных вчера словах, чужом мнении – они вообще не размышляли в прямом смысле без дела, они сосредоточенно и постоянно висели здесь и в тонком мире. Слушали Дрейка, анализировали.
Кардо в ответ на мое внимание улыбнулся почти незаметно – и словно тень сзади прошелестела. «Я здесь, я везде» – да-да, я помню, неприятное чувство. Спасибо, следующий…
А следующий выглядел… блаженным? Не в плохом смысле этого слова. Совершенно беспечное, даже безмятежное выражение лица, какое может быть только у Бога, который уже давно все создал, а теперь лишь наслаждается. Аид? Странное имя для мужчины с расслабленным взглядом в окно, светло-русыми волосами и мягчайшей улыбкой на губах. Так пьют наилюбимейший виски, с такой нежностью смотрят на самый последний в жизни снег – самый красивый, самый пушистый и невесомый. Так выглядят, когда уже везде успел, все познал и попробовал, давно завершил испытания и ушел на покой.
«Санара…»
Может, потому что я произнесла его фамилию мысленно, третий из отряда – тот самый, безмятежный на вид, – на меня посмотрел.
И это был самый страшный взгляд, который я когда-либо видела.
Нет, в нем не было смерти – в очень светлых, почти белых зрачках, мне отчетливо виделось «ничто». Первозданный свет, в котором еще ничего не успело родиться. И эта анестезирующая улыбка – «все хорошо, все уже хорошо…»
Впервые в жизни меня накрыла паника, и я едва удерживалась от того, чтобы броситься и прижаться к Дрейку.
Он будет мне сниться ночами, этот Аид. И его беспечность, когда уже не страшно; анальгин в ауре, свет ламп в операционной, растворяющийся в ушах звук аппарата, измеряющего пульс. «Все уже хорошо»… «Нож всажен, ранение получено, тебе пора к источнику – я провожу»… Вот что означал его взгляд.
– Нет…
Кажется, я даже произнесла это вслух, потому что Дрейк повернулся, посмотрел на меня внимательно, а после прочистил горло и вернулся к беседе.
Никогда больше не посмотрю в глаза этому Аиду. Упаси Господи, как говорится.
Но остался еще четвертый…
А вот он радовал глаза: вихрастый, бородатый, кудлатый. Удивительно теплый, большой и «родной» – Ллен Эйдан. В нем ничто не выдавало опасности, наоборот, казалось, он залетел сюда случайно. Откуда-нибудь с пасеки или леса, где собирал грибы. Эдакий накачанный «лесоруб» в клетчатой рубахе, с веселыми глазами и удивительно приятным голосом, который я пока услышала дважды – при ответах: «Ясно, шеф» и «Это должно сработать, будем следить».
Как этот самый Ллен Эйдан, от которого не исходило ровным счетом никакого фона, мог оказаться среди других? В этой самой клетчатой рубахе, плотных штанах с лямками и высоких сапогах. Это у него стиль такой?
В ответ на мое внимание Ллен лишь подмигнул – мол, все отлично, тоже рад с тобой познакомиться.
Я мотнула головой. «Этому» тут не место однозначно – не среди «волков».
«Волки» к тому моменту закончили совещание.
И лишь когда они покинули кабинет, я вдруг ощутила, что в первый раз за долгое время могу нормально и глубоко вдохнуть. Как водолаз, который вынырнул из глубины водоема, ей-богу.
– Зачем ты меня с ними познакомил?
– А тебе разве не интересно было?
Было. Но кто же знал, что они… такие.
– Этот Аид… Он мне ночами сниться теперь будет!
– А, Санара… Он прирожденный Стиратель, каких мало. Способен перекроить твою историю так, будто ты вообще не рождалась на свет. Убрать любой пласт информации из пространства, заменить его другим, поменять в твоем рождении родственников или друзей, например…
Какой славный парень! И почему мне не хочется с ним «водиться»?
– Он – ужасный!
Я сделала то, о чем мечтала – обняла Дрейка. Прижалась к нему в поисках защиты, вспомнила бьющий в нос запах невидимого анальгетика и зарылась носом в серебристую форму.
– Все хорошо, – успокоили меня тихо, – я здесь, я никогда не дам тебя в обиду. Ты ведь помнишь, что я многократно сильнее их всех вместе взятых?
– Иногда сложно об этом помнить, когда от них так «фонит», а от тебя нет.
– Ты просто ко мне привыкла.
– Они – выпендрежники. А ты нет.
– Они не выпендрежники. Просто щиты – это непросто. И может, это плохо, что я не такой? Больше впечатления производил бы?
На меня не нужно было производить впечатление – не Дрейку точно.
Хорошо, что мы остались в кабинете одни. Мой мир быстро оттаивал в знакомых руках, отогревался. Меня держал тот, кто стер бы любого «за свою женщину» в порошок; расслаблялось сердце. А вместе с ним проснулось и любопытство.
– Слушай, а этот Ллен? Как он мог попасть сюда – в отряд? От него совсем ничего не исходит…
– Высокий уровень мастерства.
– И выглядит он, как…
– Как кто?
– Как… родственник из «Кукушкино». Как дровосек, что ли, не знаю.
– Он – Хамелеон. Он всегда выглядит для тебя так, каким ты меньше всего будешь его бояться, и потому подпустишь близко.
У меня отвисла челюсть.
– Значит, этот Ллен на самом деле выглядит не так?
– Для каждого по-разному. Его вид – иллюзия.
Непривычно стоять с ковшом для экскаватора вместо рта.
– А какой он на самом деле?
– Ну, может, увидишь когда-нибудь.
Дрейк улыбнулся. Кажется, он куда-то собирался, потому что даже не дал собраться с мыслями, спросил:
– А ты с какой целью к нам присоединилась?
Ну да, зачем пришла…
– Затем, чтобы спросить, могу ли я запросить в Лаборатории новые документы для Мака Аллертона на имя одного человека из моего мира.
– Ну, ты же моя леди. У тебя есть голова, чувство ответственности и ум – можешь делать все, что захочешь. Могла бы не спрашивать.