Песнь для Близнецов

Они прошли пустым коридором – сначала Амберли, потом Рик, за ним палач, которого, впрочем, полагалось звать «Брат-Справедливость». Спустились ниже, брат Джон вынул из крепления один из факелов и пошел вперед, освещая себе путь. А вот перед Риком была темень, и он пару раз споткнулся на неожиданных ступеньках. Они все шли и шли, и в душу барда стал закрадываться… нет, не страх. Но что-то подобное. Слишком уж глубоко они заходят.

Наконец, группа жрецов дошла до самого конца коридора. Амберли, которого прозвали «Крыс» за длинное лицо с маленькими глазками и вечно искривленной верхней губой, будто он нюхал что-то не совсем приятное, снял с пояса связку ключей и открыл последнюю дверь.

Войдя в камеру, брат Джон поджег своим факелом те, что висели на стенах. Запахло гнилью – тут давно не зажигали огня. Метущийся свет факелов выхватил дыбу, несколько стульев, кресло с ремнями, и какие-то совсем уж странные приспособления, разгадывать предназначение которых у Рика не было ни времени, ни желания. Он остановился у входа, не зная, что делать дальше.

«Крыс» махнул рукой в сторону кресла. Брат-Справедливость молча подвел к нему Рика – опять предельно вежливо, словно поддерживал женщину на сносях, причем королевского рода, и застегнул ремни. Они крепко держали щиколотки и предплечья Рика. Бард, собрав в кулак волю – все же место не располагало к спокойствию, – и изобразив на лице покаяние, произнес строку из Первой книги Вигеля:

– «И пусть понесший наказание до конца жизни помнит о нем, а остальные забудут о нем и проступке тут же, как оно свершится, ибо первому память будет служить опорой в последующих решениях, а вторым лишь помехой».

Амберли хмыкнул. Подошел, проверил надежность ремней. Рик рассчитывал сбить с «Крыса» спесь, вызвать его на разговор, но тот смолчал. Хотя далось ему это тяжело – веко у него задергалось. Еще раз осмотрев помещение, Амберли отошел к двери, закрыл ее на засов изнутри… и остался стоять, подперев косяк спиной, хоть это и было против правил.

– «Наказание и раскаяние только между двумя», – вновь стрельнул в него цитатой Рик, но без особого успеха. «Крыс» даже не шелохнулся.

«Ладно», – подумал Рик. – «Пусть секут уже быстрее».

И тут его прошибло холодным потом. Для наказания плетью его должны были привязать к столбу, какого демона тут кресло? Он задергался, пытаясь развернуться и посмотреть, что делает за его спиной Брат-Справедливость. У двери гаденько захихикал Амберли.

Раздался непонятный звон. Рик втянул в себя воздух резко, чтобы в голове прояснилось. Металл. Но жаровню не разжигали, значит, каленым железом пытать не будут. Да и не пытка это должна быть, а наказание… Истязатель развернулся, держа в руках какой-то предмет.

Внутри Рика все обмерло.

«Нет!», – мысленно закричал он.– «Нет, нет, только не это…»

– Брат-Справедливость, – торопливо затараторил Рик, нарушая запрет на разговоры с палачом. – То ли орудие вы взяли, что сказано было вам?

– То, то. – Подтвердил «Крыс» из темноты.– По приказу Старшего Ворга. А теперь молчи, пока языка не лишили.

Брат в капюшоне надел на руки Рика колодки. Каждый палец лег между деревянными брусками, которые сдвигались, стоило повернуть винты. Барда забила дрожь, он часто и прерывисто дышал. Смех «Крыса» уже не волновал его, не трогал нисколько, он вообще забыл обо всем, кроме своих пальцев, зажатых в тисках.

«Я… никогда… не смогу… играть» – промелькнуло в голове.

– Старший Ворг повелел сказать: «Это наказание за своеволие, и ничего больше. Шпиону нужны не ловкие пальцы, а острый ум и преданность». – Прокаркал Амберли. – От себя могу добавить, что я здесь нахожусь по своей просьбе. Очень хотелось посмотреть, и я выбрал именно эту награду. Хотел было попросить назначить меня Ключником, но это куда приятнее. А вообще-то…

Рик уже не слушал. Он, как завороженный, смотрел на палача, который потянулся к колодкам. Когда заскрипел давно не смазываемый первый винт, Рик закусил губу до крови и выгнулся в кресле.

На третьем винте он сломался и заорал в голос.

Глава 3

Замок Дерренвейт возвышался на холме вот уже более семи столетий. На старом наречии, еще не претерпевшем влияние лионского языка, его название означало «Оленья башня». В те далекие времена он состоял всего лишь из широкого, приземистого донжона, жилого дома в три этажа из грубого камня, хозяйственных построек и стены, опоясывающий владения барона Эгдберта. Вокруг теснились домишки ремесленников и крестьян, простирались поля и огороды – на самом-то деле не очень далеко, – а дальше начинались густые и тенистые вердлендские леса. «Вердленд» все на том же старом наречии и означало – страна лесов.

Хотя в те времена страной Вердленд не был. Только когда дальний предок нынешнего короля объединил баронов под своей рукой и провозгласил себя королем, страна лесов стала государством – мелким, погрязшим в склоках, разобщенным и разнесенным на многие мили – но государством.

Естественно, маги сыграли свою роль в объединении и создании королевства. Последующие триста лет ознаменовались расцветом Вердленда. Вокруг Дерренвейта вырос город, который назвали Тэнниелом. Столица обзавелась водопроводом и мощеными улицами, фонтанами и площадями. Сам замок изменился до неузнаваемости: пять главных башен, множество мелких, мощные стены, ворота и сторожки, кряжистые барбаканы и подъемные мосты. Правители королевства получили приставку «Вердлендский» после имени, хотя династия от начала и до конца, своего последнего потомка, Дориана Второго, была и оставалась Эгдбертами. От старой фамилии остался герб – олень на алом поле, девиз «Сила и честь!»… И надпись, выполненная старым шрифтом на портале главного входа в замок. Когда Дерренвейт перестраивали в первый раз и старый донжон разбирали, то портал сохранили и встроили в новое здание. Надпись гласила: «Под сенью Древа этот род, и в этот вход заказан путь трем невзгодам, и имя им: болезнь, предательство и бесплодие». И ниже, помельче: «Сработано для Эгдберта Альфреда Майром Камнетесом и освящено Йолем Тишайшим в год 992 от Сотворения».

Буквы почти полностью стерлись. Теперь можно было лишь с трудом разобрать: «Древа… род… предательство». Гринер, остановившись на верхней ступеньке, ведущей к центральному входу в замок, задрал голову, рассматривая три слова, оставшиеся на камне. Он не сумел бы их прочесть, не зная старого наречия, даже если б надпись сохранилась целиком, но королей Вердленда, едва им исполнялось девять лет, подводили ко входу и рассказывали историю портального камня. И то, как выглядели эти слова семьсот двадцать шесть лет назад, Гринеру поведал Дориан.

«Страшновато… и символично», – подумал Гринер, глядя на последнее слово, «предательство».

«На стене Барельефов в восточном крыле часть украшений сбилась, и слева есть выступ, напоминающий большой член», – раздался голос у него в голове, – «Это ты тоже назовешь символичным?»

Гринер рассмеялся. Это замечание Дориана было вполне в духе Тео, но, как ни странно, грустно ему не стало. Наоборот, он повеселел.

Свита и аристократы терпеливо ждали во дворе, пока король налюбуется старым камнем. Охрана занималась тем же, но куда более деятельно: воины то и дело грозно посматривали по сторонам.

Его Величество оторвался от созерцания входа, рассмеялся и пошел вперед. Стражники, распахнув тяжелые дубовые двери еще пять минут назад, вытянулись и отсалютовали королю. В первой, Привратной зале, двумя рядами вдоль стен выстроились, как на параде, слуги. Короля встретил лорд Бауфур – по традиции, именно лорд Сенешаль должен был встречать правителя после военного похода, и ради соблюдения всех правил лорда заранее провели в замок черным ходом. Он успел только сполоснуть лицо, но не переодеться, поэтому, когда он встал на одно колено, раздалось бряцание кольчуги.

– Его величество король Дориан Второй! – объявил Сенешаль. – Победитель вернулся! Восславим Древо и Его Величество!