Страница 2 из 49
На ладони юного чернокнижника вспыхнуло маленькое голубое пламя. Когда оно потухло, на его месте остался черный уголек, который спустя пару секунд заворочался и на своих маленькие ножки поднялся низший ифрит. Он отряхнулся, словно собака после дождя, выбивая из себя лепестки пепла, а потом посмотрел на создателя.
Парень глубоко вдохнул и сжал кулак, возвращая ифрита обратно в свой мир. Вот такое простое упражнение он делал, когда злился или грустил. Это все, что он мог. Если бы он попытался призвать кого-нибудь посильнее, то явно что-нибудь пошло бы не так, и его деду пришлось бы ликвидировать последствия еще одного прорыва.
Гриша чуть стукнул кулаком по стеклу, измазывая его в сажу, застегнул молнию мастерки, так как чутка замерз у иллюминатора, и сел обратно в кресло.
Он еще долго смотрел в ВКонтакте на диалоги со своими друзьями, прежде чем решил нажать на кнопку «Удалить диалог». У него теперь новая жизнь. Он — маг. А маги живут дольше людей. Так он решил про себя, дабы как-то оправдать свой вспыльчивый поступок, а затем улегся в кресло. Достав наушники, он включил свой любимый плейлист, и под песню, в которой пелось что-то про жвачку "Хуба-Буба", уснул.
Глава 2
— Григорий Сергеевич, мы подлетаем к Сочи, — проговорил знакомый бархатный холодный голос прямо в наушниках у Гриши, перебивая навязчивый мотив о людях на корабле во время шторма и о трупе за бортом. — Собирайтесь, скоро посадка.
Леонид Афанасьевич, чей голос и пробудил юношу, являлся личным дворецким семьи Хвостовых и уже третью сотню лет исправно нес свою службу во благо древнего рода чернокнижников. Правда, был он обычным человеком, поэтому скончался в тысяча восемьсот тридцать седьмом году, но из-за того, что его желание служить семье Гриши было так велико, воскрес в виде призрака.
И по сей день он служит верой и правдой, имея возможность вселиться в любую вещь, являющуюся собственностью семьи Хвостовых. Как, например, сейчас разбудил Гришу, вселившись в его наушники. Да и всей техникой управлял всегда Леонид Афанасьевич. Как у него получалось вести «Ласточку», следить за Гришей, помогать в Африке его деду, да еще и обслуживать поместье одновременно — знал только сам дворецкий.
— Ну вот и кончилась лафа, — недовольно пробубнил под нос Гриша, вставая с кресла и сматывая наушники в свою сумку, под пристальным взглядом полупрозрачного светло-голубого Леонида Афанасьевича.
Дворецкий, как и всегда, был одет в снежно-белую сорочку, поверх которой находилась красная жилетка, из нагрудного кармана которой торчала золотая цепочка очень старых механический часов. Идеально выглаженные призрачные брюки, хоть и были чернее ночи, прямо таки сверкали чистотой.
Леонид Афанасьевич стоял, заложив руки за спину и отрешенно наблюдал за парнем сквозь линзу монокля. Все это резко контрастировало с суперсовременным навороченным самолетом, да и с Гришиным молодежным прикидом тем более.
Юный чернокнижник повесил на плечо сумку, и пошел к выходу из салона. Перед тем, как окунуться в черный проем, ведущий к выходу из самолета, Гриша взглянул в иллюминатор.
Там было Черное море. Оно играло бликами солнца, так и маня послать всех к черту и сигануть прямо к нему. Но морю не повезло. Если бы Гриша попытался провести подобный трюк, сломал бы себе что-нибудь, попытавшись выброситься из самолета сквозь иллюминатор, сделанный из сверхпрочного стекла. Поэтому парень лишь горестно вздохнул, испуская вместо воздуха из ноздрей слабые струйки пламени, которые магу никак не повредили.
«Опять эмоции» — то ли спросил у себя, то ли констатировал чернокнижник, отправляясь в темную пасть прохода.
Выход из самолета распологался в помещении, находившемся между пассажирским салоном и кабиной пилота. Здесь был приятный полумрак, нарушаемый только яркой надписью над дверью, ведущей к летчикам, то есть, к еще двоим воплощениям дворецкого. Также здесь было сиденье с ремнями безопасности, которое в момент соприкосновения с землей, будь то приземление или падение, покрывало сидящего на нем целой горой разных защитных заклинаний. А учитывая, что начертал их сам Хвостов Андрей, то на таком вот сиденье и от ядерного взрыва не почешешься.
— Леонид Афанасьевич, сколько там еще осталось? — Гриша удобно расположился на вышеупомянутом предмете интерьера и поднял глаза в потолок.
— Три минуты и семнадцать секунд, Григорий Сергеевич, — ответил дворецкий чуть наклонив голову.
Гриша шумно выдохнул и выругался. Минуты тянулись слишком долго, его все начинало раздражать. Хотелось, чтобы он уже побыстрее приехал в эту долбанную школу и устроился там, чтобы с чистой совестью позвонить деду.
Дед… он был не только кумиром почти всей Европы, но и его любимого внука. Сильный, способный, умный, расчетливый. Он заменил ему родителей, когда…
Нет, сегодня Грише определенно суждено было окунуться в черное море, только не то, что находилось в данный момент под брюхом «Ласточки», а в чернейшее море черной меланхолии. Проще говоря, депрессию.
«Да что ж такое-то? Что за день сегодня такой? Так, все, соберись, тряпка, все будет нормально. Нормально все будет!» — думал Гриша ровно до того момента, пока Леонид Афанасьевич не сказал:
— Снижаемся, Григорий Сергеевич, пристегнитесь, пожалуйста.
Гриша не спеша пристегнулся, взлохматил непослушные волосы, больше напоминавшие гнездо чайки, чем прическу и выбросил все мысли из головы. Спустя секунды три самолет начал заходить на посадку, о чем ненавязчиво намекнула гравитация, вдавившая парня в стену самолета. Длилось все это до тех пор, пока самолет от соприкосновения с землей не тряхнуло. Парня окружил радужный ореол защитных заклинаний, которые, как самолет начал снижать скорость, снова дезактивировались. Гриша немного помассировал заложившие уши и, когда самолет окончательно остановился, расстегнул ремень и подошел к двери.
С тихим шипением, напоминавшем открытие банки газировки, дверь распахнулась, впуская в помещение разрезающий полумрак луч Черноморского солнца. Гриша вышел на подогнанный к самолету трап, прикрывая глаза рукой от полуденного солнца, и начал спуск.
Открывшаяся панорама заставила видавшего виды Гришу раскрыть рот от удивления: на горизонте, сверкая белыми снежными шапками высились горы, в том числе и гора Казбек, над которой мелькали огромные силуэты, видимо, горные птицы Рух.
Когда кеды юного чернокнижника коснулись сочинской земли, а глаза уже привыкли к столь яркому свету, Гриша отчетливо различал технику, на которой должен был добраться до морского вокзала в Сочи из аэропорта Адлер. Белый лимузин, рядом с которым стоял Леонид Афанасьевич (еще один), отражал солнечных лучи прямо в глаза парня.
Еще два Леонида Афанасьевича погрузили багаж в машину, а третий, тот, который был водителем, приоткрыл дверцу. Когда все было погружено, в том числе и сам Гриша, мотор тихо заурчал, а потом автомобиль тронулся в дорогу.
На выезде из аэропорта Леонид Афанасьевич остановился, дабы предъявить документы таможенникам. Гриша, пока один из них, одетый в зеленый камуфляжный костюм с автоматом на плече, сверялся с документами, с интересом наблюдал за тремя другими, а точнее, за роботом, который стоял за ними. Не сказать, что он был удивлен, ибо магороботы не были редкостью, особенно на военной службе или, например, таможне, однако этот слегка отличался от видимых парнем ранее. Но как раз в тот момент, когда парень начал думать, чем же отличается этот представитель маготехники от своих северных собратьев, таможенник проверил документы и лимузин тронулся в дорогу.
За окном мелькали маленькие частные домики с красными крышами и белыми стенами, двух- или трехэтажные многоквартирные дома, обвешанные спутниковыми антеннами, словно елка игрушками на Новый год, а также различные отели, коих здесь было неимоверное множество.
Машина двигалась сначала прямо, в сторону моря, затем повернула направо, и уже слева были видны золотистый песок и темноватая вода. Гриша предпочел смотреть на красивые волны Черного моря, чем на однообразные дома, находившиеся по другую сторону.