Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 29



Вот ты выходишь вечером с работы, думая о том, что купить к ужину в «Перекрестке», или в какое место закатиться в ближайшую пятницу с друзьями, или о том, что жена просила новые туфли взамен тех, у которых лопнула подошва, а тебя вдруг останавливают двое коротко стриженных мужиков в черных кожаных куртках. Высверливая в тебе дыры стальными взглядами, они интересуются, когда ты собираешься заплатить долг. Ты нервно сглатываешь и чужим голосом начинаешь что-то лопотать про кризис и просевшие продажи, про то, что перестали выплачивать премии, про «я обязательно отдам».

«Кожаные куртки» кивают:

– Знаем, что отдашь. Вопрос – когда? Потому что чем раньше, тем лучше, даже тебе. Меньше придется платить. Счетчик-то тикает, деньги капают – и не в твой карман, а из него, просто ты об этом не думаешь. Что ты как октябренок?

Ты судорожно вздыхаешь, безуспешно пытаешься набрать полные легкие воздуха. У тебя начинается паническая атака. Ты расстегиваешь ворот рубашки, словно это впустит в легкие дополнительный кислород. «Кожаным курткам» твое состояние неинтересно. Их занимает только один вопрос:

– Когда?

Непослушными руками ты достаешь из кармана кошелек, открываешь его, дрожащими пальцами достаешь из него купюры.

– Все, что есть. На карте еще три тысячи. Я их сниму сейчас в банкомате, тут у метро есть…

«Куртки» презрительно щерятся на смятые разноцветные бумажки, говорят сквозь зубы:

– Не по частям. Нужны все деньги сразу. По частям надо было раньше отдавать.

Все? Там ведь сумма раз в двадцать больше, чем у тебя сейчас за душой.

– У меня нет столько! – взвизгиваешь ты. – Где мне их взять?..

– Найдешь, – пожимают плечами «куртки», – если не хочешь, чтобы мы завтра твою дочку забрали из садика.

Тебе становится страшно. Так страшно, что ты едва стоишь на ногах. Бледнея, ты вдруг чувствуешь себя коктейлем в шейкере у бармена в том заведении, где ты с коллегами отмечал покупку нового «кашкай», взятого по программе автокредитования. Внутренности смешаны и взболтаны – сердце ушло под колено, печень всплыла на место сердца, а почки ты сейчас, кажется, выблюешь одну за другой.

– На следующей неделе, – сипишь ты в ответ на очередное «когда?» «кожаных курток». – После выходных.

Ты даже сам себе не веришь, просто хочешь, чтобы «куртки» исчезли, дали тебе отдышаться, собраться с мыслями. И коллекторы вдруг уходят, удовлетворенно кивнув. Провожая их взглядом до дорогого черного «немца», будто заехавшего сюда прямо из девяностых, ты думаешь, скольких таких же, как ты, бедолаг пришлось им выпотрошить, чтобы иметь возможность ездить на этой машине. Плывя в метро через густой человеческий суп, ты проклинаешь день, когда уступил жене и взял в кредит тот злоебучий «ниссан», всего лишь через три месяца разбитый этой дурой вдребезги. Хорошо, не убилась сама. Или наоборот – плохо. И что теперь делать? Обратиться в полицию с жалобой на незаконные методы досудебного взыскания, на то, что на тебя оказывается психологическое воздействие путем угроз твоему ребенку? Копы будут заодно с коллекторами всего лишь за обещание процента от твоего долга. Лихорадочно вспоминаешь всех знакомых, нет ли у кого родственников в ФСБ или других силовых ведомствах? Банкротство физического лица? Потом ты осознаешь, что платить все равно придется. И лучше сделать это быстрее. Где только взять деньги? Занять в долг? Ограбить банк? Продать чуть было не выблеванную почку? Найти вторую работу? Что угодно, только больше не видеть этих страшных, будто из другого времени, людей и их скучающие лица… Перекредитоваться в другом банке? А что? Наверное, это выход. Пусть в этот раз жена берет, у тебя теперь неважная кредитная история, а вы ведь еще собирались к лету дачу покупать…

Недели три Инга занималась отчетами и бухгалтерскими выкладками, понимая, что ее взяли по блату на место, которого попросту нет в отлаженной цепочке рабочих звеньев и корпоративных пищевых цепей в фирме. В другое время она бы подошла к боссу, Михаилу Веллеру, которого звали Аба́ Арнольдович, и уволилась по собственному желанию, но не сейчас. Каждый раз, когда у нее свербило так поступить, Инга думала, какими глазами на нее посмотрят мать с отцом.

Семья – методично повторяющееся молчаливое неодобрение твоих поступков.

А потом Аба Арнольдович, носивший «здравствуйте-я-ваша-тетя-покровско-воротную» фамилию Козаков, заехав в офис во время обеденного перерыва в банке, вызвал ее в свой кабинет и сказал:

– Здравствуй, Инга. Садись… Хорошо выглядишь… Времени у меня мало, давай сразу к делу… В общем так. Я к тебе пригляделся. Мне понравилось, как ты работаешь… Будем считать, что твой испытательный срок благополучно завершился. Пора тебе приступать к обязанностям, для выполнения которых тебя сюда и взяли.

Оказалось, что у его фирмы были второе дно и двойная бухгалтерия. Агентство кредитовало частные и юридические лица, которым отказывали банки, – высокие риски под высокие же процентные ставки. Выступало в роли Алёны Ивановны, старухи-процентщицы. И проблемы невыплат и просрочек здесь решались жестче.

– Для начала конфискуем ценное имущество должника, которое можно быстро реализовать, – без обиняков поведал Аба Арнольдович. – Все, что можно, ну а дальше смотрим по ситуации…

Инге предназначалась роль частного судебного пристава, и даже на словах, звучащих в спокойной обстановке кабинета босса, это выглядело стремно и не слишком вдохновляюще.



– Улыбаешься, вежливо оглашаешь сумму долга и находишь в контакте с должником способы погашения кредита… Будешь исполнять функции менеджера по работе с клиентами, как-то так, а то наши ребята… – улыбнулся Аба Арнольдович. – Есть среди них тупые как мешок с молотками, им проще стены головами прошибать – и не всегда только чужими… Да и пара лишних рук иногда полезна…

Вот уж, подумала Инга, выходя из кабинета, работенка для гоя. И что босс имел в виду, говоря про лишние руки?

Назавтра она выехала на встречу с клиентом.

– Новенькая, что ли? – спросил у нее небритый мужчина, ожидавший возле стоявшего на офисной парковке под разведенными парами «глазастого» «мерина».

– Да, – кивнула Инга. – Добрый день. Куда мне садиться? Вперед? Назад?

– Куда хочешь. Хоть в багажник… Чего скалишься?..

– А… твой напарник? – погасив улыбку, Инга решила проигнорировать реплику про багажник. – Вы ведь ездите по двое? Он не будет против? Где его место?

– Он задержится, подъедет позже, сразу к клиенту… Да садись уже.

Инга уселась в кресло рядом с водительским, положила портфель с документами на колени.

– Инга, – прочитал коллектор на ее бэйдже. – Красивое имя… Только табличку лучше сними, – посоветовал он, – у нас сегодня что-то вроде выездной сессии товарищеского суда. Хотя ты, наверное, и не знаешь, что такое «товарищеский» суд.

– Почему? Знаю. На таком судили Афоню из кино.

– Ого! – мужчина глянул на Ингу с неподдельным интересом. – Новое поколение, оказывается, смотрит не только «Сумерки».

– Я «Сумерки» вообще не смотрю, – взглянула она в глаза собеседника. – Не верю я в романтичных вампиров.

Мужчина усмехнулся, потом кинул взгляд на ее прическу.

– Это сейчас мода такая или ты после какой-то болезни? Вроде сыпняка?

Инга решила не отвечать на насмешку. Что он понимает вообще?

– Хочешь, включи музыку, – предложил коллектор, стартуя с парковки.

– Спасибо, я лучше тишину послушаю, – сказала Инга, опасаясь, что магнитола исторгнет из колонок русский шансон.

– Тишину в открытом космосе послушаешь. Или на Луне, там звук не распространяется. А здесь город, так что лучше музыку включить, и погромче, чтобы не разговаривать и не думать, – проговорил мужчина и нажал кнопку на магнитоле.

К удивлению Инги, заиграл не шансон, а то, что она сумела распознать как «Nine Inch Nails», которых слушал один из ее друзей. Скосив взгляд на водителя, Инга стала внимательно изучать его, пока он не отрываясь смотрел на дорогу. Чем-то он походил на писателя Илью Стогова. Плотный, хотя в офисе его называли почему-то Худым, с выбритым угловатым черепом и с темной щетиной на впалых щеках и квадратном подбородке. Кожа обтягивала будто скрученные из арматуры скулы. Корявый шрам с палец длиной тянулся с правой стороны шеи. Куртка-«бомбер», не очень-то подходящая для его возраста. Хотя сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? Еще больше? Не совсем понятно. В любом случае, по ее меркам, совсем старик. Но Антон Корбайн, Инга даже не сомневалась, нашел бы, с какого ракурса и при каком освещении запечатлеть этого сурового чувака, чтобы одним кадром показать всю его суть. Честно говоря, Худой того стоил.