Страница 27 из 29
– Вылечил перелом? – спросил у него Жека и повернулся к медсеструхе. – Как ты сказала? Смещение осколков? Уверена в своем диагнозе? Ничего не перепутала?
– Слушай, успокойся! – гнусавым голосом попросил снизу Цой.
– Я тебе сейчас все ребра переломаю! – пообещал Жека.
Говоря по правде, злился он несильно и сейчас больше играл роль. После Амстердама у него не осталось эмоций. Если попался на уловку этого типка, это его личные проблемы. Сам виноват, если дал себя одурачить. Цой просто зарабатывает деньги, как получается. Не особо вредным, кстати, для окружающих способом. Жеке с его угонами такая жизненная позиция ясна. Но напугать Цоя, чтобы вернуть свои деньги, необходимо. Иначе он заскулит, будто разбитый нос – сломанный позвоночник, не меньше, начнет выкручиваться и юлить, лишь бы не отдавать деньги.
По его бегающим глазам видно, что уже об этом думает.
– Бабки гони обратно! – с угрозой в голосе произнес Жека.
Цой полез в карман, протянул смятые купюры.
– Вот, всё что есть.
– Это что, всё? – в руке у Жеки было полторы тысячи.
– Остальное потратил, – шмыгнул окровавленным носом типок.
– Где? – Жека с удивлением почувствовал, что начал злиться. – Только с работы идешь. В больничной аптеке аскорбинок и гондонов на две тысячи закупил? И где они тогда?
– Я долги раздал, – спокойно ответил Цой, глядя ему в глаза честным взглядом.
– Я тебя сейчас урою! – пообещал Жека.
Подруга Цоя тронула его за плечо.
– Сколько не хватает? – спросила она.
– Я же сказал, две тысячи, – ответил Жека.
– Я отдам! – она полезла в сумку.
– Катэ! – подал голос Цой. – Чем бабке за жилье платить будем?
– Завали совок! – велел Жека. – Всем лучше будет!
– Лучше? – переспросил чувак, прикладывая к разбитому носу новую порцию снега. – Да мне и так нормально.
– Ты откуда такой дерзкий?
Цой явно напрашивался, чтобы ему настучали по щам, но лежачих Жека бить не привык. Да и злость опять куда-то делась. Главное, что справедливость восторжествовала.
– Вот деньги, – сказала девушка. – Извини нас, пожалуйста, – она улыбнулась.
Все свои проблемы они привыкли решать такими вот улыбочками, подумал Жека.
Яркий фонарь луны сквозь прорехи в разогнанных жгучим ветром тучах освещал взлетное поле с прикорнувшими до утра самолетами. У терминала, как стая мальков в воде, суетились таксисты. На улицу вывалилась компания трех в дымину пьяных толстопузых мужиков в кофтах, шортах и кроссовках. Мороз приласкал их покрытые свежим тайским загаром телеса, и они, на пару минут протрезвев, бросились к такси. Жека усмехнулся и еще раз глянул в айфон, перечитав полученный от нее новый стишок в прозе, начинающийся словами: «Жаль, что ты увидел мою темную сторону». Чего Настя все-таки хочет от Жеки?..
Из здания аэровокзала опять вышли люди. И она среди них. Завертела головой. Жека помигал фарами и вышел из машины ей навстречу.
На нее оглядывались, провожали взглядами всю такую взъерошенную с выкрашенными в черный цвет волосами, замотанную по самые уши в шарф и тянущую за собой темно-синий чемодан на колесиках. Приблизившись, она спустила вязаный шарф к подбородку и широко улыбнулась. Лицо молодой Скарлетт Йоханссон, отредактированное до стандартов рекламных плакатов «Lumene».
– Привет!
– Хэй, Джеко! – ответила Анникки и прижалась губами к его губам. – Файнелли! Факин-факин сноу! (Наконец-то! Свехперегребанный снег!)
Растворяясь в ее горящих глазах табачного цвета, Жека вспомнил, что так и не удосужился сегодня почистить зубы. Он ответил на поцелуй девушки и почувствовал вкус лакричных конфет у нее во рту. С трудом (просторный дафлкот в синюю клетку добавлял хрупкой финке пару размеров) обнял ее, как какого-то медвежонка.
Как ни крути, она – Жекин план «Б».
8. Хуракан
Август, двадцать девять месяцев назад
Дым от лесных пожаров стелется серым туманом, в котором вянут яркие летние цвета. Ближе к земле плотность дыма повышается. Нагнись заново затянуть развязавшиеся шнурки – и жаркий день превратится в пахнущие костром сумерки. Солнце кажется мутным закопченным светильником, а окружающие звуки теряют объем, и непроизвольно хочется вытрясти из ушей невидимую пробку.
С неба предвестником наступающего апокалипсиса беззвучно сыплется пепел, мягко оседая на всех поверхностях. В том числе на капоте, лобовом стекле, крыше и багажнике их машины, оставленной на краю заправки. Макс думает о том, чем мог быть этот черный снег. Или кем. Совсем ведь необязательно, что деревьями. В охваченных огнем лесах гибнут животные. Что если пепел, засыпающий эту заправку, – останки какого-нибудь нерасторопного заячьего или лисьего семейства?
По дороге сюда, в километрах двадцати севернее, они видели, как на трассу выскакивает лось и застывает на их полосе грандиозным памятником, олицетворяющим страх живого существа перед огнем. Солдаткин с руганью ударяет по засипевшим тормозам, и его дважды битый, взятый по мутной схеме с переплатой «фокус» останавливается в пятнадцати метрах от лося. Лесной великан даже не смотрит на них. Нервно трясет головой, уставившись в никуда большими влажными глазами. На правом боку зверя Макс видит ожог. Будто в сковородку с пережаренными шкварками плеснули томатный сок, только это все еще и дышит.
– Зацени, какой у него елдак! – произносит вдруг Солдаткин.
Макс непроизвольно опускает взгляд ниже. Конечно, думает он, лось по уши накачан адреналином.
– Хотел бы себе такой же? – спрашивает Солдаткин.
Водитель встречной фуры дает упреждающий сигнал. Лось, мотнув головой, тяжело срывается с места и, спотыкаясь, ныряет в лес, который начинается в пяти метрах от обочины трассы. Клубы дыма смыкаются там, где только что стоял зверь. «Фокус» трогается с места и медленно крадется, безуспешно пытаясь улучшить видимость включенными противотуманными фарами.
Половину оставшейся дороги Солдаткин разглагольствует про гениталии животных особо крупных размеров.
– Как считаешь, – обращается он к Максу, – вот у кого больше – у бегемота или у слона?.. Или вот динозавры… У бронтозавра, который с такой шеей длиннющей, – или у цератопса?
Макс не понимает, откуда у Солдаткина такой интерес. Он вспоминает, как однажды они вместе ходили в баню, и он видел, что у его компаньона по этой части все в порядке. Наверное, Солдаткин из тех людей, кто интересуется вопросами, на которые нельзя дать однозначного ответа. Есть ли Бог? Правда ли, что за нами, как за аквариумными рыбками, наблюдают инопланетяне? Сбежал ли Гитлер в Антарктиду?
Тем временем Солдаткин от представителей фауны переходит к обсуждению анатомии сказочных персонажей.
– Помнишь, в мифах Древней Греции были такие кони, из половинок сделанные? Кентавры назывались. Так у них сколько было, интересно? Два? Или один? И какой, если один? Лошадиный или человечий? Или Змей Горыныч? У него один на троих? Или все-таки три, по одному на голову?
Макс смаргивает вставший перед его глазами босхианский кошмар, решительной рукой тянется к магнитоле. Попутно произносит:
– Лазарь, заткнись ты уже!
Солдаткин, который недолюбливает свое библейское имя и злится, когда его так называют, умолкает хотя бы на время.
Конец света, грозящий вот-вот произойти в реальном мире, кажется, уже наступил в FM-диапазоне. Макс нажимает кнопку поиска на магнитоле. С первой частоты, где обычно передают дорожные новости, на них обрушивается белый шум. Следующую радиостанцию, похоже, захватили зороастрийцы. Вместо привычного для этой волны развесело-бессмысленного сегмента поп-музыки ди-джей суровым голосом вещает про вселенский пожар. Огонь, стискивающий драконом Ажи-Дахакой населенные пункты в горячие кольца, как и нежелание властей перекрывать федеральную трассу, ди-джей называет происками сил зла во главе Ангро-Манью, кем бы он там ни был. После чего неожиданно прерывается и ставит «Там, де нас нема». Макс хочет остаться на этой частоте, чтобы услышать, что там будет дальше, но Солдаткин морщится и просит переключить. Он парень простой, для него тут слишком мрачно.