Страница 16 из 29
– Ладно, иди работай… И давай там без косяков.
– Спасибо, Глеб Глебович. Спасибо вам большое.
И ухмыльнулся, когда повернулся к заведующему спиной. А ведь рассказал почти правду. Умолчал только, что содрал с Валька, который не друг, а так – сразу не разберешь – тысячу и на такси. Потому что нефиг палицей своей размахивать, новую ведь никто не даст. «Иди работай», ага… Обедать за него дядя будет?
По узкому подвальному коридору он перешел в поликлинику, поднялся на первый этаж, приблизился к двери, возле которой сидела очередь из нескольких человек, все как один со страдальческими гримасами на лицах.
– У них там кварцевание! – сообщила ему полная женщина из очереди, когда он взялся за ручку двери.
Угорь ничего не ответил и вошел.
Из-за закрытых дверей помещения, в котором находилось само оборудование, действительно тянуло озоном. А Катюха, она же – Катэ, и страшненькая, из-за своего плоского лица похожая не то на Будду, не то на хунвэйбина врач-рентгенолог Соколова сидели в светлом кабинете, где оформляли больных, и молча пили растворимый кофе с дешевыми желейными конфетами. Он такими подъедался прямо в гипермаркетах – набрал в кулек, взвесил, отъел, сколько хочется, пока среди полок бродил, потом полупустой кулек бросил.
– Кофе-тайм?
– Ага, – кивнула Соколова. – Присоединишься?
– Нет, спасибо. Я на минутку.
– Что тебе сказал Хлеб Хлебыч? – спросила Катэ.
– Да нормально. Объяснил ему все, он вроде как понял… Ты готова?
– Сейчас буду, – ответила Катя. – Иди пока.
– Хорошо.
– И осторожнее.
Угорь махнул рукой и вышел из кабинета.
– Скоро они там? – услышал голос полной женщины у себя за спиной и ответил, не оборачиваясь:
– Ага. Скоро.
Он вернулся на отделение, снял халат, переобулся в теплые ботинки и натянул куртку. Незамеченный никем из коллег (а если бы заметили, сказал бы, что идет в магазин купить чего-нибудь к обеду, не надо ли чего?), спустился вниз и вышел на улицу.
За те часы, что он торчал на отделении, на улице похолодало. «Морозы возвращаются», – подумал Угорь и вдохнул полной грудью казавшийся свежим после больничных запахов воздух. В лицо впились ледяные арктические иглы. До весны – до настоящей весны – еще далеко.
Шагая через дворы «хрущевок», засыпанные серым, с желтыми подтеками собачьих дел снегом, он старался отвлечься от мыслей о том, что произойдет через десять – пятнадцать минут. Вот бы в отпуск, на море… Но отпуск, три короткие недели, будет нескоро, во второй половине сентября. Еще целую вечность ждать. У Катэ отпуск начнется раньше, и на совместный отдых у них остается всего неделя. Семь дней, офигительно много. И никак ни с кем не поменяться – график.
Их с Катэ мечта – уехать жить на море. Только не в Таиланд или Малайзию, где жуки ростом с человека, люди ростом с жуков и через день то землетрясения, то цунами. Поселиться в маленьком испанском городке в горах или у моря (а лучше, чтобы сразу было то и то), лечить людей или коз, как придется, смотреть хороший футбол, нырять с аквалангом (одно время он специально занимался в секции дайвинга) и не носить шерстяных вещей даже зимой. Ради этой мечты он готов на многое.
Наверное, ради этого он уже целых восемь лет подъедается в медицине. Надоело, но, с другой стороны, вроде как привык. Да и что он еще умеет делать? Куда ему со своим образованием фельдшера ветеринарной службы? Во время учебы он начал работать санитаром в «психухе» Скворцова-Степанова на Уделке. Что-то вроде практики. Ухаживал в геронтологии за выжившими из ума стариками, вместе с другими санитарами «пеленал» буйных, приторговывал седативными препаратами и рецептами. Потом ушел работать в скорую психиатрическую помощь. Здесь нравилось больше. Каждый день что-то новое, каждый день искренний драйв. То перепившийся до белой горячки мужик с топором гоняется за соседями по коммуналке. То сумеречный эпилептик бьется в припадке на полу магазина: губы в алой пене из-за прокушенного языка, лицо перепачкано кетчупом и кровью из ран от осколков попадавших бутылок. То дворник в школе, на которого накатило вдруг гебефренное возбуждение, кривляется перед напуганными учениками младших классов, а с завучем и приехавшим врачом разговаривает по-королевски чопорно. Помимо зарплаты в скорой, всегда можно разжиться то чьим-то мобильником, то еще чем-нибудь. Мелочь, а приятно. Жизнь складывается из мелочей.
В это же самое время Угорь замутил свою базу данных из года в год сдающихся комнат в коммуналках. Снимал их как можно дешевле, потом пересдавал от своего имени другим людям, разницу клал себе в карман. С одной комнаты получалось немного, но комнат в работе всегда имелось несколько. Иногда хозяева сдаваемой в аренду жилплощади узнавали о его бизнесе, все заканчивалось локальным скандалом, но потом находилась следующая комната и следующие жильцы, готовые ее срочно занять.
Закончив учебу, он некоторое время поработал в ветеринарной клинике. Лечил кошек, собак, хорьков и прочих, порой самых невообразимых домашних тварей. Вспомнив, как однажды его вызвали к прихворнувшему в бассейне загородного особняка крокодилу, Угорь заулыбался и неожиданно обнаружил, что почти на месте.
По замусоренному проходу между двумя пятиэтажками он вышел на Костюшко. Впереди показался ехавший в сторону конечной пустой автобус. В этом месте водитель сбрасывал скорость, медленно преодолевая выбоины в асфальте. Зимой они были засыпаны утрамбованным снегом, но после вчерашних оттепели и дождя снег растаял, и ямы превратились в глубокие лужи, требующие пристального внимания автомобилистов.
На это все у него и было рассчитано.
О возможности такой подработки (чтобы свалить в Испанию, денег, хотя бы на первое время, нужно было до черта) Угорь задумался несколько месяцев назад. Тогда к ним в больничную «травму» перепуганный водитель «шкоды» привез беззвучно плачущую бабку. Пока Угорь, снулый после бессонной ночи за баранкой такси (все ради мечты), помогал выгружать старуху из салона, водитель, благообразный армянин в летах, говорящий по-русски почти без акцента, рассказывал, в поисках сочувствия у медперсонала:
– Я даже не заметил, как она на дороге появилась. Там кусты все загораживают, а бабушка такой резвой оказалась. Оп – и уже перед машиной. Хорошо, там выбоины были, скорость маленькая, успел затормозить. Чуть-чуть совсем задел ее, а ведь мог и убить… Как думаешь, что с ней? – взглянул он на кривившуюся от боли женщину, обеими руками вцепившуюся в свою ногу, словно боящуюся, что она в любой момент отвалится.
– Сейчас рентген сделаем, увидим… Давайте, бабуля, на каталку…
У старухи оказалась трещина голени. Пока врач накладывал гипс, Угорь вышел в коридор, где маялся в ожидании водитель.
– Ох, беда! – покачал он головой, услышав о результатах рентгена. – Вот ведь угораздило бабушку. У стариков кости долго срастаются.
– Сейчас витамины есть специальные, – сказал Угорь, – с кальцием.
– Точно! Я ей денег оставлю! – просиял вдруг армянин. – На витамины, на лечение. И телефон свой. Позвонит, когда еще понадобятся деньги, правильно? Я пройду к ней? – не ожидая ответа, армянин шагнул в кабинет.
– Вы куда в одежде! И без бахил! – закричали оттуда, а Угорь отошел в сторонку, лихорадочно соображая.
В голове всплыло «Удушье», роман Паланика в мягкой оранжевой обложке, прочитанный под землей в мясорубке поездок в час пик… Конечно, водитель попался порядочный. И опасно вообще-то… Но ведь все можно усовершенствовать, попытаться свести риск травмы к минимуму. А лишних денег, как известно, не бывает.
– А где вы ее сбили? – повернулся он к выгнанному из кабинета армянину.
– Да рядом тут, – откликнулся тот, – на Костюшко. Сразу посадил в машину и повез сюда, да видишь ты, как получилось…
В первый раз было страшно. Очень. Страшнее, чем впервые сесть за руль.
Впрочем, он и потом не смог окончательно привыкнуть, не сумел избавиться от понятного и очень рационального ужаса, выходя на дорогу и подставляясь под набирающий скорость автомобиль. Одно неверное движение – и ты, сказать по правде, можешь умереть. Достаточно лишь неловко упасть и удариться головой. Рассказывай потом, что в детстве, по настоянию мамы, занимался гимнастикой, а решившись на эту аферу, долго тренировался на пустыре незаметно подставлять руки под приближающийся автометалл и, подлетая в воздухе, обрушиваться на капот всем телом, с жутким грохотом, но с минимальными потерями. Прямо Джеки Чан.