Страница 1 из 10

Гринтаун. Мишурный город

Брэдбери Рэй

Рэй Брэдбери

Ray Bradbury

GREENTOWN TINSELTOWN

Collection and editorial material © Do

Introduction

Перевод с английского А. Оганяна

Серия «Неизвестный Брэдбери»

Оформление серии и переплета: Александр Кудрявцев, студия графического дизайна «FOLD & SPINE»

Иллюстрация на переплете Ю. Гранкиной

Предисловие

Это моя пятая (…и последняя) попытка написать предисловие к этой книге. Вообще-то заглавие и оглавление и так говорят сами за себя.

В сборник вошли двадцать три стихотворения[1], всевозможные статьи и интервью, из которых складывается картина волшебного детства Брэдбери в Уокигане с 1920 по 1935 год. Книгу предваряет самая первая публикации Рэя в газете его родного города – стихотворение «Памяти Уилла Роджерса». Раздел, посвященный Гринтауну, мы завершаем двумя короткими рассказами. В первом запечатлены летние приключения юного мальчугана в компании любимых товарищей по играм. Затем следуют четыре зарисовки из жизни маленького города.

И вот в 1935 году – курс на Запад! Очередную главу его жизни открывает факсимильная копия с пометками Рэя, сделанными вскоре после прибытия в Лос-Анджелес, на его экземпляре «Шахматисты Марса», купленном в универмаге «Мэй».

Опять-таки, несколько стихотворений и статей, одна из которых никогда ранее не публиковалась, – «Сын Фантома Оперы вспоминает». Она иллюстрирована факсимильным изображением форзаца его собственного экземпляра «Фантома Оперы», опубликованного издательством «Фотоплей». Его автограф и дата «22 августа 1930 года» (десятый день рождения Рэя) превращают сей экспонат в бесценную реликвию.

Мне особенно приятно поделиться с вами дневниковыми записями Рэя из 1937–1941 годов (все – факсимильные). Они отображают восторженный взгляд подростка на Лос-Анджелес и Голливуд конца 1930-х годов. Завершают книгу светлые воспоминания о его друге Сэме Пекинпа не без привкуса горечи.

И, наконец, на обложке – картина 1970 года кисти Рэя, изображающая гринтаунские денечки. На портретах Брэдбери Мерль Оберон, Джордж Брент, Джордж Мерфи и, конечно, Бела Лугоси олицетворяют годы, прожитые в Мишурном городе. Автограф на первой странице обложки относится к 1934 году. На последней странице обложки – автограф из 1937 года[2]. На корешке – автограф из 1939 года.

Айда со мной в виртуальной капсуле времени – погостим у сказочника в годы становления его личности!

Посвящение

Всякий раз, как я навещал Рэя во время затяжной и замысловатой работы над этой книгой, я читал ему выдержки из его дневника. И каждый раз, хватая меня за руку, он говорил:

– Боже праведный! До чего же здорово мне жилось! Неужто я такое вытворял?

От нас двоих – всем вам!

Памяти Уилла Роджерса[3]

Тот, кто всю жизнь комедиантом был,

Нас ограждая от тоски и боли,

Кого мы звали просто Билл –

Посланник нашей доброй воли

Перо сломал.

Его чернильница разлилась,

И душа навстречу с

Богом устремилась.

Где та его бодрящая улыбка,

Что согревала целый свет?

Отныне не слыхать нам добродушных шуток.

Увы и ах! Они сошли на нет!

И вот когда нагрянул расставанья час,

Никто не прятал слез, что брызнули из глаз.

В честь долгой дружбы

Мы, возлагая на твое надгробье

Сей венок, стоя в изголовье,

Клянемся тебя помнить вечно.

Уилл Роджерс – памятник всем человекам,

Слепым и нищим, хворым и немым, калекам.

В сердцах у нас твой светлый образ заполыхал,

Род человеческий поник главою и зарыдал.

Аэроплан багровый взял курс на Север,

Тоскуя по просторам,

И канул в неизвестность,

Недоступный взорам.

А мы потрясены и до сих пор скорбим –

Дружище Уилл был нами так любим!

Первый материал, опубликованный Рэем Брэдбери в возрасте 16 лет, в газете «Уокиган ньюз-сан», август 1936 года.

Гринтаун, в понедельник вечером

Маленькие города, можно сказать, все на одно лицо. И все понедельники вечерами в маленьких городах по всей Америке похожи один на другой. Во всяком случае, мне так думается. Так что наречем мой родной город Гринтауном, штат Иллинойс, и посмотрим, как живется в понедельник вечером десятилетнему, одиннадцатилетнему или двенадцатилетнему мальчишке. Вечер выдался весьма незаурядный. В такой вечер надеваешь самую быстроногую пару кроссовок, со смазанными внутренними пружинами, в полной готовности, в рабочем состоянии, и пулей вылетаешь за дверь после ужина, а потом возвращаешься, потому что ты хлопнул сетчатым экраном. Но потом ты летишь как угорелый с братом или одним-двумя приятелями. А куда же вы несетесь очертя голову?

В библиотеку, конечно.

Ибо на понедельник назначался библиотечный вечер, и не только все книги с их тайнами дожидались тебя, но и твои товарищи с соседями. Библиотека слыла большим водопоем, куда стекались звери, большие и маленькие, приходили из темноты, чтобы испить и улыбнуться друг другу при свете зеленых стеклянных абажуров между горами книг. Вот куда мы сбегались весенними вечерами, словно ягнята, сновали, как теплая форель в винных ручьях, летними вечерами гонялись за скрученными листьями, как за мышками, осенними вечерами или летели, как запущенный снежок, зимними вечерами – и всегда в то же место и по понедельникам. Ты бежал, ты тащился, ты летел, но ты туда добирался. И там всегда наступал тот неповторимый миг, когда перед большими дверями ты задерживался, прежде чем их распахнуть и войти в гущу всех тех жизней, перешептываний древних голосов, столь высоких и тихих, что только собака, семенящая между книжных полок, смогла бы их расслышать. И ты семенил.

И вот свободное пространство, и зеленые абажуры, и приятели, призраками крадущиеся промеж стеллажей кто в прошлое, кто в будущее.

Поначалу ты не читаешь книги. Нет, ты их обнюхиваешь. Я всегда думал, что если бы мне повстречался Авраам Линкольн, от него пахло бы книгой, ибо именно там я встретился с ним в первый раз. И египтяне. То же самое. Пахли как книги, как книжная пыль, особенная пыль. Наполеон со своими войсками, и Цезарь со своими. Назовите любое имя, любой народ, и ваше обоняние напомнит, какой аромат они источали в понедельник вечером, неистребимое, неотразимое и животворное благовоние невидимой пыльцы, которая осыпалась с их макушек, стоило снять их жития с полок.

Довольно о носах, играющих важную роль, прежде чем с головой уйдешь в открытые страницы. Затем начинаются поиски, искания жизней, с которыми хочется связать свою собственную, хождение вдоль шкафов, выхватывание томов до тех пор, пока откуда ни возьмись со страницы не выпрыгнет мужчина, или женщина, или ребенок и не предстанет перед тобой в оглушительной тишине. Тогда ты присаживаешься с ними на часок, бегаешь, смеешься и плачешь с ними. А потом приходила пора закрываться, и ты прихватывал с собой столько книг, сколько мог унести, и тебя не озадачивала их тяжесть, потому что они воплощали годы и людей, опыт и товарищей, и ты медленно направлялся к выходу. Иногда ты уходил последним и стоял, глазея на ряды полок, где, как тебе представлялось, хватало места для кораблей викингов, проплывающих мимо в лунном свете, для Ганнибаловых слонов, покоряющих Альпы и бредущих в вечность.

На самом деле в сборник вошли двадцать девять стихотворений. По-видимому, в текст Предисловия вкралась опечатка. (Здесь и далее примечания переводчика.)

Изображение обложки, о которой идет речь, представлено на с. 7–8 этой книги.

Уилл Роджерс (1879–1935) – американский актер театра и кино, ковбой, юморист, журналист. Совершил три кругосветных путешествия, снялся в 71 фильме, написал более 4000 газетных колонок. Он пользовался исключительной популярностью и как голливудский актер, и как остроумный комментатор. Погиб в авиакатастрофе на севере Аляски.

«In Memory of Will Rogers», Waukegan News-Sun, August 1936.