Warrior

P. S. Заранее простите за опечатки, исправлю по мере возможности! ❤️

========== Глава 18. ==========

«ПЕРЕД БОЕМ»

— Сумасшедший. Даже получив пулю под ребро, продолжаешь работать.

Недовольный голос Джины каким-то неистовым треском разрезает угнетающую тишину больницы. Джефф курит в приоткрытое окно, немигающим взглядом уставившись в туманный однотипный пейзаж Даунтауна. И только грохот папок, упавших на тумбу, заставляет его обернуться.

Джина прожигает его взглядом, полным волнительного ожидания. Плохое предчувствие на кончике языка, его потухший взгляд и накаленная обстановка в палате — всё кричит о том, что выйдет она отсюда как минимум в истерике.

Джефф благодарно кивает.

— Как самочувствие? — спрашивает она неуверенно.

В голове больше сотни вопросов, но она выбирает именно этот.

— Прекрасно, жду не дождусь, когда свалю нахрен из этого ада.

— Но операция ведь только вчера…

— Ты принесла улики? — он неспеша подходит к многочисленным папкам с делами, отчётами и протоколами.

— Слушай, в участке полный порядок, тебе надо набираться сил и отдыхать. Всё держим под контролем.

Джефф отправляет ей уничтожающий взгляд. Больше всего на свете он ненавидит чувствовать себя жертвой, быть якобы беспомощным и находиться в бездействии. Дилер, которого он выслеживал, например, всё ещё на свободе. Но это не первостепенная его проблема.

— Присядь, Джи, надо поговорить.

Она узнает этот тон. Джина задерживает дыхание и садится на край его кровати, устремляя вопросительный взгляд на мужчину. Он бросает стлевшую сигару в окно, собирается с мыслями и возвращается к больничной койке, садясь рядом с девушкой. Боль и вопрос в её глазах заставляют его очерствевшее сердце болезненно сжаться. То решение, которое он принял для себя уже давно и не озвучивал его лишь из-за белокурой бестии, кажется ему единственно-верным и разрушающим одновременно. Джефф не привык размениваться на сантименты, но даже он, грубый и холодный коп, не может вынести этого страдальческого выражения лица перед ним. Джина всё знает. Она давно всё поняла. Здесь просто нужно поставить точку, чтобы не быть одним из тех придурков, что мечутся между двумя женщинами, по итогу оставшись ни с чем. Он чётко знал, чего и кого он хочет, больше не было смысла играть в идиотские игры для малолеток.

— Говори, — отрешенно шепчет она, пустым взглядом уставившись в стену.

Это словно приставить его пистолет к своему виску и сказать: стреляй.

Джефф смотрит на неё пронзительно, читая все её мысли и ощущая на себе её чувства. Разбитость, страх, отчаяние. У Джины дрожат руки. Он отводит взгляд, жевалки играют на его скулах, когда он твёрдо и уверенно говорит:

— Мы расстаёмся, Джина.

Она тихо усмехается. Слезы уже начинают душить, беспорядочно стекают по щекам, падают на руки, и Джефф больше всего на свете ненавидит плачущих женщин.

Пауза, которая длится бесконечность, в которую Джина беспорядочно летит в пропасть. Её сердце разрывается от неконтролируемой боли, она не может взглянуть ему в глаза, внутри всё пылает, и она сама горит, живьём горит в этой правде, которую она ждала со вчерашнего рокового дня. Чувство, как в том страшном сне, когда хочется и нужно кричать, а голоса нет. Когда хочется бежать, а ноги приросли к полу. Беспомощность, отчаяние, ожидание гибели. Нет, она уже погибла.

Ведь то, за что она так долго боролась и что так долго выстраивала, отвернулось от неё. И весь мир вдруг погас.

— Изменил мне? — с грустной ухмылкой задаёт она этот риторический вопрос. — И как, понравилось трахаться с обеими?

— Чтобы изменить, Джина, — надломленным голосом говорит он. — Не обязательно засовывать в кого-то свой член. Иногда измена — это один решающий взгляд.

Она кивает, глядя на свои мокрые от падающих слез руки. Момент, который она ждала несколько дней, который снился ей в кошмарах и жил во всех мысленных сценариях, происходил наяву. Она сидела здесь, рядом с Джеффом, а он её бросал. В пропасть, в огонь, под поезд.

Он чувствует себя последним уродом, моральным разложенцем и духовным импотентом. В нем нет ничего святого и никогда не было. Он живёт во всем этом дерьме, он ломает людям судьбы, сажает за решётку, пусть и виновных, но всё ещё людей, пугает, угрожает, уничтожает. Может быть, именно здесь и уместна эта глупая подростковая фраза — ты слишком хороша для меня? Может быть, у них с Джиной не сложилось, потому что она была слишком идеальной, чистой и правильной на его фоне?

Нет.

Он просто полюбил. Сумасшедшую, неуравновешенную, последнюю стерву. Они стоят друг друга, они заодно, вместе против всех, даже когда сравнивают друг друга с землёй, когда устраивают бойни двух тяжёлых характеров, когда и дня не могут друг без друга. Произошло непоправимое с того самого дня, когда эта чопорная блондинка пересекла территорию его участка.

— Я не буду спрашивать, кто она, — шепчет Джина и встаёт с кровати.

Джефф вспоминает, как умоляла его Эмма не спешить, как просила, чтобы он дал именно ей это право — всё рассказать. А потому капитан задумчиво молчит, прожигая её искаженное в боли и плаче лицо тяжёлым взглядом.

Джина обводит его палату пустым взглядом. Все органы внутри болезненно сжимаются, когда она смотрит на Джеффа, теперь такого далёкого и чужого, ненавистного и любимого, убившего её изнутри, увечья от которого впоследствии превратятся в шрамы и рубцы, которые всю жизнь будут напоминать ей об этой боли.

Он ей изменил. Он её бросил.

Поверить в это так же невозможно, как и принять. Слезы всё стекают и стекают по её щекам, в горле ком, сердце бьётся, как сумасшедшее, отдаваясь неприятными ощущениями в грудной клетке, словно что-то разрывает её изнутри. И когда шок от его заявления проходит, остаётся лишь дикая ноющая боль и пустота. Изумрудные глаза становятся ей отвратительны, нахождение с ним в одном помещении кажется чем-то невыносимым, она берётся за ручку двери и с огромным трудом выдаёт:

— Но не думай, что я этого не узнаю.

Дверь хлопает. Джина уходит.

Она мчит по заполненным больничным коридорам, сдерживая всхлипы и истерику, изо всех сил держа себя в руках, и, залетев в уборную и оказавшись перед огромным зеркалом, наконец, даёт эмоциям волю. Она плачет так громко, что из соседней кабинки мгновенно вылетает медсестра. Все как в тумане: кто-то что-то говорит, пытается успокоить, берет её за руку, но Джине плевать, она осталась одна, одна наедине со своей болью и его предательством. Вопросы из разряда «почему? за что? кто?» разрывают её душу, она берётся за голову, оттягивает свои локоны, стараясь физической болью облегчить боль моральную, и думать она не может, только чувства её бьются в агонии, понимая, что скоро им придёт конец.

А когда спустя какое-то время беспрерывных рыданий боль немного стихает, на её место приходит злость.

Отчаянная, разрушающая, неконтролируемая злость.

Джина встаёт с холодного пола, ставшего ей верным пристанищем, умывается и приводит волосы в порядок. Собственный взгляд в отражении зеркала красноречив и понятен.

Она знает, что делать.

***

Закинув руки за голову и устремив взгляд в потолок, Джефф лежит в своей больничной койке и думает о деле годичной давности, об увольнении нового детектива, о той катастрофе в участке, что свалится на его плечи, как только он выпишется из этого адского местечка. Вместе с лихорадочными мыслями о застопорившейся работе в голове его ветром витает свобода. И в душе, и в сердце, и в каждой клеточке его тела. Дерьмовый поступок, при этом честный, пусть и добавлял ему пару кругов ада, зато освобождал от металлических оков в виде Джины Скотт. Быть с ней — то же, что и быть на работе. Постоянная ответственность, обязанности, заботы. Так всегда бывает, когда нет чувств.

Хождение по минному полю заменили ему стабильность, и он был этому рад.

— К вам можно?

Знакомый женский голосок с игривыми нотками мгновенно заставляют мужчину посмотреть в сторону двери. Он был так погружен в свои мысли, что даже не услышал, как она открылась, а в палату вошла ослепительной красоты девушка в белом халате с пшеничными кудрями. С трудом и болью приняв сидячее положение, капитан протягивает к ней руки.