Criminal

А затем все эти разбои, грабежи, угоны тачек под Лед Зеппелин, лёгкие наркотики и гонки на байках оказались детскими шалостями по сравнению с тем дерьмом, что на самом деле творилось в этом городе.

Он выпал из реальности, проснувшись днем, вернее, ближе к вечеру — было около четырёх. Яркий дневной свет ударил по отяжелевшим от непродолжительного сна векам, и первый вопрос, который Аарон задал себе: «Как мы, чёрт подери, умудрились уснуть?». Утренний всплеск адреналина был такой силы, что противостоять ему, завалившись спать после, он не побоится этого слова, охренительного секса, точно не входило в его планы. И когда он последний раз спал днем? В три года?

Всё же приятная слабость во всём теле соблазнительным шёпотом подтверждала: сон пошёл им обоим на пользу. Аарон опустил взгляд на макушку Сары, чья голова устроилась на его груди. Тихое дыхание, оголенные плечи, карамельные волосы, распластавшиеся по всей постели — он не видел её лица, но был уверен, что даже во сне она улыбается, чуть нахмурив брови, будто сама не согласна со своими эмоциями. И неужели теперь она была его? О, если бы он называл «своей» каждую девчонку, с которой переспал… но с Сарой всё было иначе, «иначе» не как клишированная фраза из её любимых сопливых книжек, а в прямом смысле другие ощущения. Аарону не хотелось осторожно разбудить её и с виноватой улыбкой сказать: «Ну, дорогу до дома ты найдёшь?». Желание прижать её маленькое тело к себе и уснуть ещё на ближайшие пару дней нагло вытеснило все раздирающие душу планы. Ему предстоит разгрести так много дерьма, а он лежит здесь, в плену её соблазнительного тела, и впервые в своей жизни радуется этому дню. Пусть ночь не наступает. Пусть мокрые хлопья снега липнут на окна его трейлера, пусть она хмурится во сне, пусть её кудри щекочут его кожу. Плевать. Здесь все идеально.

— Я знаю, ты смотришь на меня.

Тихое ворчание заставляет Аарона ухмыльнуться: она могла и не засыпать.

— Значит, всё это время ты лежала на моей груди, боясь шевельнуться? Браво, Сара.

Пытаясь скрыть улыбку за этой её вечной привычкой хмуриться, пока лицо сияет радостью, девушка поднимает на него свой взгляд, проводит ладонью по щетине и, игнорируя пылающие щеки, целует в губы. Просто для того, чтобы убедиться, что всё это ей не приснилось. И что все эти новые ощущения и приятная тяжесть внизу живота — не выдумки и не разыгравшаяся фантазия. У неё ещё будет время всё осознать, когда-нибудь, в перерывах между этими крышесносящими поцелуями, явно намекающими на что-то большее, но сейчас, пока она в его руках, пока он так крепко сжимает свои ладони на её талии — глупо тратить время впустую.

— Я проснулась позже тебя, — шепчет она, разрывая поцелуй. — Открыла глаза и в отражении увидела, что ты пялишься.

Ему впервые хочется смеяться. Без повода. Аарон с улыбкой щурится и переводит взгляд на небольшое настенное зеркало напротив кровати, которое он, вообще-то, раньше здесь не замечал, и на секунду задерживает взгляд.

Чёрт возьми. Как же потрясающе они смотрятся вместе. Сара будто была рождена, чтобы принадлежать ему. Это неоспоримый факт.

— О, знаешь, я подумала…

Аарон не позволяет ей договорить, переворачивая девушку на спину и, нависнув над ней, впивается крепким поцелуем в её и без того искусанные губы. Сара довольно стонет, обвивая его шею руками и притягивая ближе к себе, а когда воздуха в лёгких становится катастрофически не хватать, с широкой улыбкой отстраняется:

— Ты не дал мне договорить.

— Прошу, — шепчет он, перебираясь поцелуями на её шею.

Она хохочет и отбивается, пытаясь привлечь внимание мужчины. Наконец, любимый янтарь вновь врезается в её взгляд, заставляя школьницу довольно кивнуть.

— Я подумала, может быть, кровожадный маньяк — это ты? — сдерживая весёлый смех, спрашивает Сара.

Аарон выгибает бровь, щурится, а затем качает головой.

— Ты меня раскусила. Давай, Нэнси Дрю, развивай цепочку мыслей.

— Ладно, — мягко оттолкнув от себя мужчину, она принимает в постели сидячее положение и прислоняется голой спиной к холодному изголовью кровати. Подобранное к груди одеяло недолго выполняет свою защитную функцию — Хилл бесцеремонно стаскивает его, любуясь совершенной фигурой своей девушки. — Все жертвы похожи на меня, так?

Аарон кивает, тянется к тумбочке и достаёт сигареты. Облачко дыма на секунду скрывает разрумянившееся лицо Сары, заставляя её отмахнуться от едкого запаха. Сигарета прилипла к его нижней губе, глаза лениво прикрыты, густые ресницы подрагивают от удовольствия, а чёрная чёлка спала на лоб… боже, как он прекрасен, как идеально он справился со своей задачей — сбить её с толку. Девушка вновь погружается в свои бредовые раздумья, насильно заталкивая себя в этот водоворот мыслей в надежде хоть как-то разрядить обстановку и оттянуть от себя эту мерзкую липкую плёнку надвигающегося ужаса, что сковывает движения и не даёт вздохнуть. То, что ей довелось пережить утром — цветочки. В Хейдене новая жертва. И она мертва.

— Я думаю, это ты всех убивал… потому что я тебя раздражала, но убить меня ты не мог, потому что в этом не было бы никакого азарта. И ты вымещал зло на бедных девушках. Но вот незадача: жертва беспомощно и беспощадно влюблена в маньяка. Сломала твою систему?

Хилл смеётся, а в уголках его глаз появляются морщинки. Сара любуется выражением его лица и думает, что, возможно, это всё, что ей хотелось бы видеть всю свою жизнь — смеющегося Аарона Хилла, обнаженного, прикрытого лишь тонкой тканью белой простыни.

Перестав хохотать с этих поистине детских предположений, Аарон бросает сигарету в стоящую на тумбе пепельницу и с хищной улыбкой надвигается на О’Нил, заставляя её лечь на спину, раскинув руки в разные стороны. Вот так просто, «красавица» — другого слова и не подберешь. Он смотрит на её приоткрытые в предвкушении губы, на аккуратный маленький нос, поднимается к огромным голубым безднам, а затем снова опускает взгляд на острые ключицы, небольшую грудь и плоский живот. Аарон теряет голову, и Сара чувствует его возбуждение сквозь простыню — единственный предмет, который их разделяет.

— Стокгольмский синдром, значит?

— Не отрицаешь, что держишь меня в заложниках?

— А как это, по-твоему, выглядит? — мужская ладонь скользит по её телу, интригующе останавливаясь внизу живота. Голубые глаза горят предвкушением; он никуда не спешит. — Лидер банды украл девчонку и не выпускает её вот уже… во сколько мы вернулись ко мне? В одиннадцать? Не имеет значения. Ты попала, красавица.

Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. В душе Аарона — пожар, зализывающий своими огненными языками все его шрамы. В душе Сары — цветущий сад с бабочками и птицами, с благоухающими растениями и мелодичным звучанием какого-то неземного музыкального инструмента.

Янтарь и лёд. Соль и карамель. Аарон и Сара.

— Убьёшь меня?

— У меня есть идея получше.

Наклонившись к ней, он снова её целует: на этот раз требовательнее, чем все предыдущие разы. Сара непременно отзывается на поцелуй, обвивает талию мужчины ногами и кусает его нижнюю губу, оттягивая её и улыбаясь. Все тормоза, все границы, все эти беспомощные внутренние крики вроде «стой, ей, черт возьми, семнадцать, она девчонка ещё!» летят к чертям, и Хилл в очередной раз срывается с цепи, подхватывая её и поднимая с кровати. Он припечатывает смеющуюся девушку к стене, нападая на желанную шею поцелуями, перерастающими в укусы от едва сдерживаемой страсти. Сара не чувствует земли во всех смыслах: Аарон крепко держит её за бедра, прижимает к стене с такой силой, что каждый вздох даётся с трудом. Вскинув голову от удовольствия, О’Нил зарывается пальчиками в его волосы, оттягивая тёмные пряди и в нетерпении ожидая, когда же он, наконец, станет ближе, настолько близко, насколько это вообще позволяют все законы природы. Ей хочется слиться с ним, стать им, целиком и полностью прирасти к человеку, от которого она без ума.

— Я буду осторожен, — шепчет он в её приоткрытые губы и выдыхает, опустив взгляд. — Приготовься.