Страница 59 из 67
Всё-таки, задевать ведьму — очень, очень плохая затея.
Это всё могло закончиться очень нехорошо. Куда хуже, чем вышло.
Но глядя на жену, которая быстро бегала глазами по строкам отчета, роняя порой смешки, я не чувствовал злости. Только боль.
И понимал: не смогу.
Если бы я хотя бы знал, что после развода с Нисой будет всё в порядке!
Потому что через свою любовь я смогу переступить. А через неё — нет.
Жена, уютно устроившись у меня в объятиях, читала секретный королевский отчет, в голове плыли коньячные волны, а Шорк, подкравшийся со спины, устроил свою башку на моем плече.
И в этом состоянии алкогольного опьянения, граничащим с просветлением, я решил, что не стану пока ничего делать. пусть всё идёт, как идёт
Пока Нисайем не беременна - можно потянуть время и ничего не предпринимать. Подумать. Все взвесить. У меня есть время. Достаточно всего лишь отложить немного определенные супружеские обязанности...
А там видно будет.
Глава 19
Письмо от отца было полно восхвалений и межстрочных вопросов намеками. Он был горд тем, что у него такая дочь, и осторожно интересовался, как идут мои поиски.
Письмо от матушки прямо-таки вопило каждой своей строкой о ее беспокойстве. Она упрекала меня за необдуманность моих действий, пеняя, что истинная тэя всегда бережёт себя.
И хоть почерк её нигде не дрогнул, я просто слышала за строчками её голос, многозначительной интонацией выделяющий слова «истинная тэя».
Ответ отцу я написала быстро — ворох благодарностей и ответных любезностей в адрес братьев и жалобы, о том, как в Страже сейчас всё сложно и как много у меня из-за этого дел, успешно спрятали под собой информацию для отца: ввиду известных ему событий, поиски артефакта Лунь были мною приостановлены.
Матушке же… Матушке письмо я пыталась составить уже битый час, комкая листы, на которые из-под моего пера упрямо просились злые, обиженные слова.
А кого я, по её мнению, берегла, когда бросила вызов потусторонней твари? не себя, а экономку Вейлеронов эссу Эриоку Линед?
Матушке, кажется, более пришлось бы по нраву, если бы я ни во что не вмешиваясь погибла той ночью от когтей демона, надежно похоронив семейный позор!
Подобрать слова, приличествующие благовоспитанной тэе, никак не удавалось, и я смяла очередной испорченный лист.
Впрочем, на самом деле, настоящая причина моих душевных метаний была не в матушке с её волнением о том, что, спасая замок Вейлеронов, я могла выдать свою постыдную тайну.
Просто… Всё плохо.
С того момента, как я протанцевала с демоном всю ночь, а на следующий день застала мужа в подпитии в библиотеке, прошло больше недели.
И за всё это время Лис ни разу не прикоснулся ко мне как к жене.
Он был добр и заботлив. Он был внимателен ко мне во время нечастых в последнее время совместных трапез, и еще более редких встреч в другое время. Он делал мне небольшие приятные подарки — часто, чуть ни каждый день.
Он не отослал меня в мои покои — мы по-прежнему делили одну спальню. Но…
Я просто не понимала, что происходит.
В чем я провинилась. Что сделала не так?
Было обидно и непонятно. А еще — страшно. Страшно думать, что я разочаровала мужа окончательно и бесповоротно, и теперь никогда, никогда-никогда ничего уже не будет как раньше.
И вместе со страхами (хоть их-то я и старалась давить, напоминая самой себе, что вся моя семейная жизнь — обман и ненадолго), вместе с обидой, поднимало змеиную голову внутри меня еще кое-что.
То, чем попрекала меня матушка.
То, чего я всю жизнь боялась, ни разу не испытав.
Ведьмин плотский голод.
Мне не хватало мужа.
О нет, это было не то грызущее чувство, которое в детстве селилось в животе к вечеру, если за шалость меня оставляли без обеда.
Это было больше похоже нервный зуд, охватывавший меня порой. Когда я не забывалась в делах. Когда случайно касалась своей голой кожи. Когда Алиссандр оказывался рядом.
Он то растекался по коже, то охватывал грудь, то собирался в животе фантомным ощущением на грани восприятия.
Не сказать, что я чувствовала себя настоящей ведьмой, готовой “лечь под первого, кто поманит” (спасибо, матушка, через пять лет я наконец-то поняла, что вы имели в виду!).
Я даже представила на пробу, что мне оказывает знаки внимания кто-то из молодых и привлекательных тэйров, коих ни мало обреталось в замке Страж, и не испытала ни-че-го, кроме недоумения и желания брезгливо отряхнуть с себя воображаемую картинку и больше не заниматься такими глупостями.
Но мужа — его близости, его тепла, его тела — мне не хватало мучительно.
Нынче ночью я попыталась сама обратить на себя мужское внимание супруга — и снова ничего. Он не рассердился и не обиделся, а каким-то образом свёл мою попытку к шутке, и мы до полуночи проболтали обо всём и ни о чем, лежа в постели в обнимку.
Я уснула с чувством легкости и умиротворения на душе.
А к утру поняла, что меня попросту отвлекли и обвели вокруг пальца, как слепого котенка.
Было обидно до слез, до рези в глазах.
А тут еще матушка с её письмом!
И очередной испорченный лист в сердцах полетел в стену.
Корреспонденцию от родителей доставили еще несколько дней назад, но я всё не могла найти в себе сил сесть за ответные послания. Сегодня же. поняв, что дальше тянуть уже попросту неприлично, попыталась взять себя в руки.
Выдернув из стопки новый лист и сурово уставившись на него, я думала, как ответить дорогой матушке. К сожалению, все те ответы, что просились на бумагу в первую очередь, решительно не годились — велика вероятность, что скоро меня вышвырнут из Стража безо всяких стараний с моей стороны, а даже вовсе вопреки им, и в этой ситуации ни одна тэя, которая себя бережет, не станет портить отношения с той, под чьим началом вскоре предстоит жить.
Дыхание внезапно стало прерывистым и поверхностным, а глаза противно повлажнели...
Я запрокинула голову, я зло смаргивала непрошенные слезы.
А потом решительно ухватив перо, стремительно вывела “Да, матушка. Вы абсолютно правы, матушка. Сожалею о том, что была столь неострожна!”
Пересилив себя, еще один-последний раз переписала письмо, украсив свою полную капитуляцию перед мудростью герцогини Аласской положенными вежливыми оборотами, на остатках терпения запечатала письмо, швырнула его на поднос с готовой к отправке корреспонденцией, и выскочила из кабинета, чувствуя, что не могу так больше.
Не-мо-гу!
Поисковый артефакт, выданный мне отцом перед свадьбой, скользнул на шею, и длинная цепочка золотой змеей протекла под одежду почти до самого солнечного сплетения. Я вышла из своих покоев в состоянии мрачной решимости.
В конце концов. Я сама сказала отцу, что хочу задержаться в страже для того, чтобы найти нашу пропажу, и в свете нынешних событий это как никогда необходимо!
Мужа дома нет, а даже если бы и был — ему до меня нет никакого дела. Так что могу невозбранно предаться поискам!
И я предалась.
— Нисайем. Нам нужно поговорить.
От неожиданности я, обходившая по кругу очередную гостиную вдоль стен, вздрогнула.
Голос Алиссандра был непривычно серьезен.
Я согласно склонила голову: “Как скажете, ваша светлость. Нужно — значит, нужно”.
А пока следовала за мужем к нашим покоям, всё поняла.
Боги-боги, да мне следовало подумать об этом сразу же!
Какая еще причина может заставить мужчину пренебрегать женой?!
Гнев нарастал камнепадом в горах, и когда, отсекая нас от прислуги, закрылась за спиной дверь в спальню, набравший ход каменный поток обрушился на голову супруга:
— Я предупреждала вас, что не потерплю любовниц в замке!
— Нисайем, — попытался вклиниться супруг.
— Если вы нашли себе другую — держите её и дальше там, где нашли! — в запале продолжала неистовствовать я.
— Ниса! — рявкнул муж, и я невольно осеклась. — Я знаю, что ты ведьма.