Страница 2 из 67
Сверху хмыкнули:
— Ну надо же, озеро! А не боишься?
От удивления я даже забыла стыдиться и взглянула незнакомцу в лицо:
— Там безопасно, — как, и впрямь, дочери герцога Аласского могло грозить опасностью что-то под стенами замка Лунь!
— В озере, говорят, русалки водятся, — подначивающим тоном обронил мужчина, не выпуская моего плеча.
Но я не понимала, в чем подначка? И с недоумением согласилась:
— Да. Я же и говорю — безопасно!
Ему, кажется, весело, но я все же нахожу необходимым вежливо пояснить:
— Случись что, они меня выручат.
У Ан-Баир чешуя на скулах, прозелень в волосах и ловкие пальцы, иногда она разбирает мне волосы, чешет их костяным гребнем в жемчугах и перламутре, и оттого они наливаются блеском и силой, текучим шелком, скользят в руках служанок, и камеристка ее сиятельства матушки одобрительно улыбается, собирая их в прическу… Ан-Баир и умыла бы меня, если бы я согласилась, но я не даюсь — зачем? Мне мужа не искать, а если не для мужа, для себя — то для себя я и без того довольно хороша. Ан-Баир часто жалуется на свою мать, а я… я не жалуюсь — ведь это было бы недостойно, да и несправедливо — мне не в чем упрекнуть сиятельную мою матушку, она всё делает для моего же блага. Поэтому я слушаю водяную деву молча. И завидую. Они часто скандалят с матушкой, как ни одна достойная тэя ни за что не стала бы. И любят друг друга, как могут только русалки.
Мысли эти пронеслись в моей голове, как дикий табун, и мне стало остро жаль, что сегодня мне озера не будет, ведь уже слышен торопливый топот ног — меня хватились, и теперь усердно ищут, и уже вот-вот найдут, и обязательно накажут — и это же так обидно, принимать наказание, так и не вкусив того, ради чего на него шла!
Голоса всё ближе, и я уже жду, что вот-вот меня увидят и потребуют вернуться к себе, но растревоженные слуги пролетают мимо, лишь беглым взглядом удостоив наш коридор. Никто не поприветствовал знатного гостя и не позвал меня. У всех есть дела поважнее — они обсуждают, где бы я могла быть.
— Ну, беги. — Тэйр отпустил мое плечо, и теперь улыбка мне точно не померещилась.
От восторга я даже поблагодарить забыла — выскочила через неприметный ход неподалеку, и замок, старый подельник, прикрыл певучую дверь, не дав ей скрипнуть.
“А приличная тэйрим бы поблагодарила!” — въедливо выговорила я самой себе, и тут же сама себе ответила, что приличная в такую ситуацию и не попала бы!..
Я вынырнула из воспоминаний, чтобы услышать:
— Вольтур, твоя дочь выросла совершенно очаровательной, — сообщил его величество его сиятельству, благосклонно выслушав приветствия отца и братьев (всех пяти законных), и я даже прислушалась спиной, не потянет ли от герцогини одобрением? — Ты позволишь пригласить её на полонез?
Полонез — первый танец вечера, полонез открывает бал.
Открывать бал Перелома Года с его величеством?
Его величество Астей Пятый прекрасен, вдов, и тем кружит головы всем незамужним дама королевства любого возраста. Мне тоже кружит, но я люблю его за пособничество несовершеннолетней мне, а у приличных людей — приличные причины: положение, власть, перспективы и харизма. Другие теряют разум от его таланта правителя, политика и дипломата. К тому же, несмотря на годы, он всё ещё хорош собой, и даже вполне добродетельным тэям будоражит сердце благородная седина на висках, стальной прищур и военная выправка (я знаю, я подслушивала).
— Это честь для нас, ваше величество, — учтиво склонил голову в согласии его сиятельство отец.
На том время, отведенное нашему семейству, истекло, и мы отступили от трона под благосклонными взглядами его величества, его высочества и ее высочества, а наше место знало следующее благородное семейство, прибывшее во дворец на главный зимний бал.
Отец выглядел довольным. Открывать бал — действительно честь.
Матушка выглядела удовлетворенной: танцевать — это одна из немногих вещей, которые я, по ее мнению, действительно умею хорошо и не запятнаю род. Если, конечно, его величество не начнет со мной разговаривать. Тут уж ее сиятельство ничего не могла гарантировать.
Дворец сиял: у ее высочества принцессы Рейнары, супруги кронпринца и на сегодняшний день первой тэи двора, прекрасный вкус, и убеждаться нам в этом доводилось не раз. Её высочество — маг, и потому она непременно лично занимается украшением приемных и бальных залов, чтобы продемонстрировать силу, магическое искусство и изысканность вкуса.
Возможно, она этого и не очень хочет.
Возможно, она нашла бы массу других, куда более интересных дел.
Но что поделать — традиция-с.
Традиции и правила правят бал в нашем королевстве.
Если твой род богат, то изволь явиться ежегодное празднование в наряде, стоимостью в годовой доход уездного поместья, чтобы никто не подумал, будто род этот стал беднеть и хиреть, что он ослаб. Король и дворяне — в родовых цветах. Герингемы, королевский род — в темно-красном и белом, Алассы — в черном и алом. И вокруг палитра, в которой мазками безупречно чистых цветов обозначены недруги, союзники, вассалы.
А если хозяйка приема — магиня, то должна сделать всё возможное, чтобы показать гостям, как сильны будут дети, которых она подарит роду.
Её сиятельство матушка пафосно называет это “служением во имя родовой славы и чести”, а наша кухарка — “показать товар лицом”.
Ритуал встречи гостей окончен, и моя ладонь оказалась в монаршей руке, и скрипки исторгли тягучий стон. Полонез повлек меня в свои текучие объятья, и под беседу, сплошь подчиненную этикету, а потому — предсказуемую, я пыталась понять, что это значит?
Открывать бал — это не просто честь. Это политика.
Что же означает сей манифест? Что Алассы в фаворе? Помилуйте, вот так новость! Это уж не один десяток лет всем известно. Почему понадобилось подчеркивать этот факт именно сейчас? Или батюшка был в немилости, и его величество дает двору понять, что опала окончена? Но о королевском недовольстве я бы, скорее всего, знала, такое шило в мешке не утаишь. Или…
Безнадежно. О политических тенденциях Карлиона в целом и двора в частности мне было известно катастрофически мало.
Впрочем, скажем честно, и сейчас меня беспокоила не столько политическая мысль (боги, помилуйте, какое чудовищное слово “мысль”, кто додумался применить его ко мне?), сколько любопытство. Зачем, ваше величество? Зачем вам это понадобилось, ну зачем, зачем, заче-е-ем?
Увы, ныть и канючить у его величества ответ запрещал этикет, более трех десятков поколений гордых предков, здравый смысл и матушка. И если первые три пункта за нарушение покарать не могли, то ее сиятельство герцогиня...
Когда полонез закончился, его величество, как и приличествует благовоспитанному партнеру, повел меня к отцу. Но как-то неспешно, не отказывая себе в удовольствии перекинуться словом то с одним, то с другим гостем. Я прилежно болталась на монаршем локте, собирая свою жатву комплиментов: в мимолетном сиянии монаршего внимания, все вдруг рассмотрели, насколько хороша дочь герцога Аласского, и спешили ей об этом сообщить. Я благосклонно принимала славословия, сортируя их на те, что превозносят моего влиятельного батюшку, и те, которые восхваляют прозорливость его величества, разглядевшего этакую жемчужину там где все, вот буквально все до него были слепы.
Первые я потом передам родителю, все равно не моё, а вторые достигли адресата и без моих усилий, а для меня они означали лишь то, что бал будет трудным. Танцы для меня закончились вот буквально только что, не начавшись, дальше всё, будет политика.
Это грустно: танцы я любила, придворные интриги — совершенно нет. Моя деятельность на этом поприще в редких выступлениях сводилась к тому, чтобы запомнить сказанное, передать его сиятельству и получить инструкции на будущее.
Инструкции обычно гласили “Больше приглашений на танцы от этого, того и еще, на всякий случай, вот тех двоих, не принимать!” и на этом мое участие в политическом процессе исчерпывались.