Война (ЛП)

Он выглядел так, будто его каким-то образом генетически реконструировали.

Несмотря на то, что янтарные глаза были знакомыми, там жило нечто чужеродное. Тот безумный свет, сиявший в их глубинах, исчез, но в то же время там жило так много тех деликатных нюансов Фиграна, которые Балидор помнил по их пленнику в отеле.

Там вновь жил некий элемент Териана.

Балидор не мог указать на точное различие, или даже с уверенностью сказать, что это означало (происходило это от повторного расщепления личности Териана или нет), но то мрачное ощущение дурного предчувствия лишь усиливалось по мере того, как он смотрел в эти желтоватые глаза.

Свет Фиграна окружал пожилого видящего, как будто защищая. Его лицо выражало бдительность, пока он сканировал лица толпы вокруг. Он выглядел как представитель дорогой личной охраны. Наблюдая своим светом, Балидор гадал, какая часть щитов вокруг Менлима происходила от Фиграна.

Последствия таких отношений тревожили Балидора ещё сильнее, чем та новость о Касс и Фигране, которую он услышал в Аргентине. Что-то в лице и энергии Фиграна вновь говорило о здравом рассудке, даже если это сопровождалось куда меньшей добротой и сердечностью в этих глубоких и умных глазах.

Боль ударила его в грудь, когда мысли вернулись к Касс.

Где она? Почему она не стоит с ними на этой сцене?

Вытолкнув мысль из головы, а также эмоции, которые хотели нахлынуть следом, он вновь сосредоточился на словах Менлима.

Эти слова как будто доносились из другой эры, пробуждая воспоминания, которые Балидор предпочёл бы оставить позади. Он узнавал отпечатки и даже некоторое содержание этих слов, хотя когда он впервые это услышал, их произносил Сайримн, в период самых худших боев Первой Мировой Войны.

— …Друзья мои, — звучание голоса Менлима было гладким, насыщенно бархатным.

Он положил белые, как будто костяные руки по обе стороны трибуны стального цвета. Его слова разносились эхом, умножаясь меж бетонных колонн на площади внизу.

— Мы достигли критического момента, — в его светлых глазах отражался круг прожекторов, освещавших приподнятую платформу. — Все мы знаем, что, скорее всего, мы видим конец нашего мира. Возможно, мы становимся свидетелями падения самой человеческой расы и цивилизации, которую она вырезала из земли и каменных пещер наших предков…

В бледно-золотистых глазах вспыхнула злость.

— До сих пор мы лишь сидели и смотрели. Мы наблюдали и ничего не делали, даже зная возможный (а то и точный) источник этого кошмара, — его голос зазвучал сильнее, твёрже. — Мы все знаем, что это не болезнь. Это оружие. Оружие, разработанное для уничтожения нашего вида вплоть до последнего его представителя. И оно добивается своей цели, мои братья и сестры. С каждым днём оно одерживает победу. С каждым часом. С каждой минутой.

Менлим сосредоточился на камере, и его землистая кожа слегка вспотела в жарком свете прожекторов.

Балидор впервые заметил кольцо репортёров от сетевых новостных каналов, которые его окружили.

Где, во имя богов, Касс? Почему Менлим не стал использовать её в этом?

Балидор предполагал, что Касс стояла бы подле него, окутанная его светом ещё сильнее, чем Фигран/Териан. Если это послание действительно адресовалось Мосту, как подозревал Балидор, почему Менлим не использовал своё самое эффективное оружие?

Менлим посмотрел на толпу позади облепивших его репортёров. Его черты исказились от вполне убедительного с виду горя, вопреки полыхавшей в его глазах злости. Эмоции ощущались почти настоящими, если не считать плотной стены вокруг aleimi этого существа и жёсткости света, который всё отражал и притягивал толпу как стальными кабелями.

Балидор тоже ощущал эту тягу.

Он узнавал её; он знал её мощь.

Эта сила напугала его, когда он впервые ощутил её в траншеях во время Первой Мировой Войны. Она пугала его и сейчас, хотя в данный момент он почувствовал её лишь краешком. Он помнил, как эта сила повлияла на его людей, путая их мысли, иногда даже заставляя их обратиться друг против друга.

Осязаемое приумножение мощи этой сети приводило Балидора в ужас, потому что он чувствовал, что какая-то его часть тоже может затеряться в этом — затеряться настолько, что он может никогда и не выбраться. Одна лишь неуловимость эмоций, которыми манипулировала сеть, заставляла его нервничать.

— …Какие бы причины этого ужаса ни назывались, разве кому-то из нас до сих пор есть до этого дело?

Толпа закричала «НЕТ!»

Даже некоторые репортёры это прокричали.

Менлим тоже повысил голос в ответ.

— Причины не имеют значения. Уже нет. Важно одно: Это. Должно. Прекратиться!

Раздалось ещё больше воплей, заглушив тех, кто стоял на вершине ступеней.

Балидор сканировал лица, по-прежнему отыскивая Касс, ища любой намёк на неё среди тел, которые прижимались к заграждениям вокруг подиума. Он её не видел.

Его разум скользнул вокруг самого Менлима, подбираясь поближе, но не позволяя этому металлическому свету притягивать его, не позволяя ему сбивать его с толка. Он хмуро покосился на Джорага и увидел в тёмно-синих глазах бывшего Повстанца такой же страх.

— Мы это всё записываем? — пробормотал Балидор, взглянув на остальных.

То тут, то там головы закивали в ответ.

Только тогда Балидор заметил молчание.

Все они теперь уставились на монитор, забыв про споры. Никто не отводил взгляда от экрана, когда Менлим продолжил говорить.

— Мост получит свою войну, — в светлых глазах Менлима мерцал жёсткий импульс металлического света. — Она хотела этого… или же так гласят священные тексты ледянокровок. Она хочет этой войны. Она хочет, чтобы мы восстали. Эволюционировали. Изменились. Она хочет, чтобы человеческая раса оказалась в западне.

Менлим выразительно помедлил, задерживаясь взглядом на лицах.

Серебристый свет над ним сделался ярче, опускаясь на толпу, как искрящаяся клетка, ещё плотнее опутывая их aleimi. По мере того, как он окружал людей, их глаза тоже начинали светиться серебристым светом.

Балидор тревожно наблюдал, как они дышали, словно один живой организм.

— Что ж, Высокочтимый Мост… — голос Менлима ожесточился. Его холодные глаза всматривались в камеру, в толпу за нею. — Нас загнали в угол. Подозреваю, что в таком состоянии мы понравимся тебе далеко не так сильно, как ты думаешь…

Ещё больше воплей раздалось из толпы зевак и репортёров. Теперь в этих криках звучала гордость, они превращались в злобный боевой клич, пока Менлим смотрел на них с подиума.

— Да! — его голос разнёсся над сборищем. — Легендарный Мост, Элисон Тейлор, и её банда трусов с промытыми мозгами получат свою войну… наконец-то. Она вынудила нас обороняться. И мы будем обороняться. Нравится вам это или нет, но мы все в этом погрязли. Она забрала всё, что у нас было… так что теперь нам нечего терять. Интересно, понимает ли этот Мост, что это значит на самом деле?

Толпа взорвалась воплями и криками согласия.

Менлим посмотрел по сторонам, дожидаясь, пока всё стихнет.

Его тон сделался милитаристским.

— …Когда наш президент теперь пал от этого проклятого вируса, — продолжил он. — У нас даже не осталось закона и порядка, чтобы обуздать наше требование правосудия. Мы сами по себе. Одинокие, но храбрые. Напуганные, но непоколебимые. Последние остатки свободного мира… последние остатки высшей расы! Мы отомстим за тех, кто пали! Мы переживём это!

Окружавшая его толпа разразилась новыми криками. Люди хлопали, улюлюкали, вскидывали кулаки в воздух, кричали, триумфально орали.

Джакс перевёл взгляд на Балидора.

— Это правда? Брукс мёртв?

Балидор покачал головой, но не в знак отрицания.

— Мы не смогли подтвердить или опровергнуть это утверждение. Мы пытаемся получить доступ к защищённому бункеру под Белым Домом, но конструкция сложна — её значительно усовершенствовали со времени Дигойзовской операции по извлечению несколько лет назад. Мы с трудом проникли даже тогда, когда начались разговоры о войне с Китаем. Теперь они укрепили её в нескольких участках, включая субподвалы, где расположен медицинский центр.