Страница 19 из 29
– Лейтенант Апраксин, конвойный полк НКВД.
– О как! Так это все, что от полка осталось?
– Нет. Здесь сборная солянка. Полк под Львовом остался.
– Ясно. Ну что, лейтенант? Как дальше поступим?
– Что, проблемы имеются?
– Хо-хо! Проблем полон воз. Я со вчерашнего дня командир батальона, и тоже сборного. Большая часть бойцов, наверное, только недавно винтовку в руки взяла. Местные.
– Это с западных территорий, что ли?
– Нет. Из-за старой границы призваны.
– Хоть так.
– По уму, мне тебя в тыл отправить нужно, только вот какая загвоздка, батальон неполного состава, находится на танкоопасном направлении, как и говорил, в боях еще не был. Сменили ночью часть, так их не потрепали, можно сказать почти уничтожили всех. Боюсь, попрет немец, мои побегут, ну и… с боеприпасами туго, а у тебя бойцы все как на подбор. Понимаешь, к чему это я клоню?
– Понятливый. А может, мы враги?
– Не блажи. Время не то, да и выхода у меня нет, а права какие-никакие имеются. – Из планшетки достал бумагу, сунул в руку Каретникову, осветив текст фонариком. – Читай.
Бумажка с печатью и подписями.
– «Во исполнение решения Совнаркома Союза ССР от 24 июня 1941 года в целях своевременного противостояния гитлеровцам и успешной ликвидации диверсантов, шпионов, забрасываемых на парашютах или вторым способом в прифронтовой тыл Юго-Западного фронта, по Житомирской области создать 35 истребительных батальонов войск НКВД численностью более семи тысяч бойцов и более 20 отрядов из студентов, преподавателей Осовиахима.
Истребительные батальоны к моменту занятия территории районов области противником передать в полное оперативное подчинение войск РККА – всего 20 истребительных батальонов численностью четыре тысячи бойцов…»
Прервал:
– Вот, читай… тебя касается.
– «Командиру второго Житомирского истреббатальона предписывается…»
– Нет, вот…
– Ага. «…имеет право в случае необходимости привлечь к выполнению боевой задачи любые подразделения Красной Армии, выходящие из окружения…»
– Понял?
Вернул приказ владельцу. Уже понял, что запрягут по полной, не отвертеться. Что ж, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Только и у меня условия будут.
– Давай. – Чувствовалось, обрадовался комбат.
– Моих по подразделениям не распределять, а оставить в моем подчинении. Участок нарежешь, и саперы потребуются.
– Так как же…
– Силы распылишь, а толку особого не будет. Бойцы сработались. Каждый свой маневр усвоил.
– Все?
– У тебя батальон отдельный?
– Да.
– Тогда нас всех документально через свою «канцелярию» проведи, чтоб люди бесхозными не были.
– Сколько вас прорвалось?
– Сейчас и узнаем. – Обернулся, позвал: – Папандопуло?
– Я, тащ лейтенант!
– Командиры взводов доложились?
– Так точно.
– Ну и…
– Девяносто семь человек вышло. Легкораненых – двадцать два, тяжелые и погибшие там остались. – Махнул в сторону бруствера.
– Понятно. Беги, взводных или тех, кто за них остался, ко мне.
– Есть!
Повернулся к комбату.
– Решил?
– Да. Доукомплектую до полной роты. Прикроешь магистраль. За тобой батарея сорокопяток окопалась.
– Это, «прощай, Родина», что ли?
– Нормальные пушки. Других все равно нет. Да и саперов тоже нет. Их в этом батальоне сроду не было.
Ушлый комбат отвел участок ответственности влившейся в батальон роте непосредственно на самой дорожной магистрали. Каретников сразу понял, что здесь они могут костьми лечь, и это еще не самое плохое, что их может ожидать. Вполне возможно, снова придется в окружении побывать. Пробежался по расположению, определил места огневых точек, напряг командиров на предмет дооборудования оборонительных укрытий, а сам до рассвета успел смотать к артиллеристам. Линий связи и в помине не было. После всех умозаключений от увиденного окончательно убедился, что вся оборона, и не только на участке батальона, но и соседних частей, – это всего лишь очередной рубеж заслона, для кратковременного удержания противника, возможности выиграть время, чтоб перегруппировать основные силы армейских корпусов. Короче, они смертники! За себя как-то не переживал, давно с мыслью сроднился, что под этим небом он не вечен, вот только людей, с кем хлеб в походе делил, жалко было. Война, будь она неладна!
Рассвело. День обещал быть ясным. Скорей всего, для очистки совести, прихватив с собой Серегу Голубева, по местным реалиям лейтенанта Иловайского, прошелся по окопам. Утомленный народ, привычный к ухваткам командира, работу по благоустройству закончил и сейчас, урвав толику времени, отсыпался прямо «на рабочем месте». Пусть отдыхают, кто знает что будет.
Теперь можно более детально в бинокль осмотреть позиции врага. Серьезно ребята настроены. Скорей всего, после завтрака за них и примутся. Передал бинокль заместителю, а когда тот закончил осмотр, спросил:
– Что скажешь?
– Без спецбоеприпасов танки можем и не удержать, – ответил лейтенант прямолинейно.
Хмыкнул.
– А удержать нужно. Сколько наш Страдивари снайперов подобрал?
– Снайперов, это громко сказано. Отобрал десяток хорошо стреляющих бойцов. Только при переходе трое на нейтралке остались.
– Великолепная семерка, значит. Распорядись, пусть оборудуют лежки по обеим сторонам дороги, между окопами и артиллерией. Их задача – отстрел живой силы еще на дальнем от наших позиций расстоянии. Я пока на правый фланг схожу.
Данилова, которого определил замкомвзводом к младшему лейтенанту Кожухарю, заметил сразу, как только завернул за изгиб траншеи. Всем хорош сержант, да только не пехотинец. Поэтому присмотреть за личным составом мог, справиться с ним тоже без проблем выходило, а вот воевать, в землю по гланды закопаться, этому, как и многим, учиться придется, если, конечно, этот день переживут.
Петр Федорович прижимистый, в некоторых вопросах даже скуповат, когда нужно, смелость проявит и на произвол судьбы не бросит. После того, как Каретников перед строем позиционировал себя лейтенантом Апраксиным, слова поперек не сказал, своего мнения глазом не выдал. Война. Она за какой-то час человека изменить может. Решил видно, что с Каретниковым возможность выжить шансом больше, чем не пойми у кого в подчинении.
– Как тут дела, Петр Федорович? Где взводный?
Сержант вместе с двумя находившимися с ним бойцами поднялся в окопе в полный рост.
– Норма, товарищ лейтенант. Вот красноармейцев на наблюдательных постах поменял. Младший лейтенант отдыхает в землянке.
– Умаялся, значит?
– Так точно! Час назад только и отбился. Разбудить?
– Не надо. Идем, по позициям взвода проводишь.
– Есть!
А ничего так зарылись! Впереди пересеченка, справа яр, только пехота пролезет, по левую руку есть небольшой отрезок, где танки проехать смогут. В утреннем, свежем воздухе издали разобрал голос своего ординарца. Папандопуло кого-то сопровождал по ходам сообщения, по обыкновению разглагольствовал на любую затронутую собеседником тему. Начальственным голосом кого-то спросил:
– Шо, ротный туточки?
Недовольный голос ответил просто:
– Нет.
– От же ж, понабирают не пойми кого в армию, потом удивляются, почему немцы уже у старой границы стоят! Сюда, товарищи командиры, ща найдем.
Раньше времени светиться с Даниловым не стали, подождали, когда Цезарь выйдет сам, приведя за собой комбата и незнакомого Каретникову лейтенанта-пограничника в выгоревшей гимнастерке, порванной в некоторых местах.
Добродушное лицо капитана Васильева будто лучилось оптимизмом. Как увидел, так с места в карьер и затараторил:
– Вот, командир роты, принимай пополнение. Пограничники. Двадцать человек. Они, как и вы, на участке батальона вышли, только столько шума не наделали, под ваш шумок проскользнули. Знакомьтесь.
Поднес ладонь к виску под срез пилотки, представился:
– Командир роты, лейтенант Апраксин.
В ответ услышал.