Страница 16 из 17
– Подданный шведской короны, – уточнил Линдберг. – Все нотариально заверено?
– А как же, господин судья!
– Гут. Что вы можете показать по поводу дуэли?
Негоциант, в принципе, поведал, все, как было – против чего Бутурлин не возражал. Да и как возразишь, когда столько свидетелей?
– То есть это пункт обвинения вы признаете? – довольно покивал судья.
Никита Петрович усмехнулся:
– Этот – частично признаю, остальные – нет. Вы, кажется, обвинили меня в соглядатайстве? По-вашему, я – шпион, так выходит?
– Еще не обвинил, – честно признался Законник Карл. – Как видите, еще идет разбирательство. Итак, вот вам первый вопрос по второму пункту. Вы знали некоего Варсонофия Крамова, дьякона Спасской церкви? Еще по весне, точнее – в мае – вас видели вместе.
– Возможно, – подумав, Никита пожал плечами. – Бывая в Ниене, я часто захожу в Спасскую церковь. Разговариваю со служителями… мог и с дьяконом. Но вот, как его имя – не ведаю.
– О чем же вы говорили?
– О всякого рода интимных делах, уважаемый господин судья…
– Об интимных?!
– Я имею в виду дела веры.
Гере Линдберг склонил голову набок и хитровато прищурился:
– Согласитесь, вы вполне могли получать от дьякона Варсонофия сведения, представляющие государственную тайну. Сам Варсонофий под пыткой признался в своей шпионской деятельности.
– И что же? – не выдержав, обвиняемый презрительно усмехнулся. – Он показал на меня?
– Не совсем так, господин Бу-тюр-лин, – замялся судья. Несмотря на свою суровость и безапелляционность принимаемых решений, Законник Карл все же слыл человеком справедливым и, похоже, не зря. В тему шпионства он больше углубляться не стал, поскольку, как догадывался Никита Петрович, прямых доказательств не имелось. Да не только прямых, вообще никаких… наверное.
– Гут, – герр Линдберг стукнул по столу молоточком. – Переходим к третьему пункту. Господа… – тут он повернулся к зрителям – свидетелям, зевакам и прочим участниками процесса. – Прошу слушать чрезвычайно внимательно. Итак… Господин Улвеус, прошу зачитать.
Сидевший слева секретарь – долговязый парень с круглым крестьянским лицом и кротким взором, поспешно встав, взял лежащий на столе документ и с большой важностью зачитал:
– Тринадцатого мая сего года… В устье реки Ниени подвергся нападению пиратов торговый корабль «Скогге». Причинен значительный ущерб. Первого июня сего года… Три баркаса с грузом пушнины ограблены на выходе из порта. Семнадцатого июня… торговое судно «Пестрый бык» из Ревеля. Двадцать пятого – торговое судно «Синий ветер» из Любека… Первого августа…
– Достаточно, гере Улвеус, – судья махнул рукой. – Теперь кратко зачитайте показания свидетелей… Господа, прошу внимания!
– Десятого мая – господин Бутюрлин встречался с господином Рибейрушем в доме последнего. Двадцать восьмого мая – встречался с господином Рибейрушем в таверне «Тре крунер». Пятнадцатого июня – у Спасской церкви… Двадцать второго – у Черного ручья…
Ах, вон оно что! Значит, после каждой встречи Никиты и Жоакина Рибейруша происходило нападение пиратов на торговые суда. Вот к чему гнет судья!
– Мы ни о чем таком не сговаривались! – не сдержавшись, гневно выкрикнул молодой человек. – Я не имею никакого отношения к разбойным людям. Я просто лоцман! А сеньор Рибейруш обучал меня фехтованию и хорошим манерам.
– Так обучил? – Законник Карл хитровато прищурился.
– Обучил, – развел руками Бутурлин.
– Тогда зачем вы с ним встречались?
– Ну… – Никита замялся. – Я просто заходил в гости. Мы друзья.
Судья и секретари переглянулись с видом рыбаков, вот-вот готовых вытащить угодившую в сети крупную рыбу.
– Так вы, значит, с господином Рибейрушем – друзья? – вкрадчиво уточнил Линдберг.
– Друзья, да, – лоцман тряхнул головою. – Об этом многие знают.
Действительно, об этой дружбе знали многие, чего Никита Петрович вовсе не считал нужным скрывать.
– Ваш друг Жоакин Рибейруш, урожденный португалец, обвинен в пиратстве! – торжественно провозгласил судья. – Вина его доказана полностью.
Бутурлин растерянно моргнул:
– Ну, тогда я не знаю… Но я-то не пират! Да это и сам сеньор Рибейруш подтвердит, вы его допросите!
– Увы, – герр Линдберг развел руками. – Старый пират Рибейруш оказал активное сопротивление при задержании… и был убит.
– Убит?!
Никита Петрович похолодел. Вот это новость! Словно обухом по голове. Но… как же так? Он же… они… А может, и вправду – португалец вовсе не покончил со своим пиратским прошлым? Коль уж вина его доказана… Однако же в любом случае, при чем тут Никита? Черт! Черт! Черт! Жоакин! Как жалко… Как жалко-то! Да что за полоса такая в жизни настала – черная! За что? Почему? Зачем? Эх, Жоакин, Жоакин…
– Так вы подтверждаете…
– Да, мы были друзьями. Но я не пират!
– Еще один вопрос… – судья снова прищурился. – Герр Иеронимус Байер, доктор…
– И это – мой добрый знакомый, – сглотнув слюну, сумрачно покивал Бутурлин. – Что, тоже пират?
– Нет, не пират. Отравитель, – Законник Карл участливо улыбнулся. – Мы арестуем его уже сегодня… сейчас…
– Что-о? – Никита Петрович внезапно расхохотался, громко, неожиданно для себя и всех прочих. Смеялся, запрокинув голову, а потом тихо спросил: – Значит, я еще и отравитель, ага.
– С вас хватит и пиратства, – хмуро бросил Линдберг. – Точнее – соучастия в оном. К тому же, скорее всего, вы еще и шпион. А уж нарушитель порядка – точно! Такие люди, как вы, опасны, господин Бу-тюр-лин! Очень опасны для всех добропорядочных обывателей. А потому, руководствуясь эдиктом королевы Кристины… постановлением его величества короля Карла Густава, а также разъяснениями высшего королевского суда… Постановляю!
Все притихли, затаив дыхание.
– Именем его величества короля Карла Густава! Признать господина Бутюрлина Никиту виновным в совершении преступления, предусмотренного эдиктами и уголовным законом, а именно – нарушения порядка, и частично – в пособничестве пиратам.
– Хм… частично… – с презрением хмыкнул лоцман.
– Обвинение в сборе шпионских сведений… – все с той же важностью продолжал судья, – снять за отсутствием прямых улик.
Ну, что ж… хоть в этом обошлись по справедливости…
– И по совокупности преступлений назначить господину Бутюрлину Никите наказание…
Так-так…
– В виде смертной казни через повешение!
Одна-ако!
– Приговор привести в исполнение завтра в полдень. Здесь же, в крепости Ниеншанц, силами крепостного гарнизона.
– Увести! – дождавшись оглашения приговора, скомандовал тюремный сержант. – Да, а всякой мелочи плетей… Когда, господин судья?
– Плетей? Тотчас же! А чего тянуть?
Итак, Жоакин убит при задержании, доктор Байер вот-вот будет схвачен, – лихорадочно соображал лоцман. Единственные друзья… Больше здесь вообще надеяться не на кого… Впрочем… как это – не на кого?
– Слушай меня, Флор, – обернувшись к мальчишке, быстро зашептал Бутурлин. – Хочешь помочь?
– Да! – серые глаза отрока широко распахнулись. – Что нужно сделать?
– Тсс! Не так громко, дружище. Сегодня же, как отпустят, найдешь некоего Йохана Фельтскога, капитана муниципальной стражи. Он обычно бывает в таверне «Тре крунер». Скажешь… Да все про меня расскажешь. А дальше – уж как пойдет…
– Сделаю все, господин! У-у-у…
Мощные пальцы сержанта ухватили отрока за ухо и поволокли к месту экзекуции. Слева от крыльца, на утоптанной травке, уже раскладывались козлы…
– Ну, давай, парень, – поиграв плетью, хохотнул профос. – Сымай рубаху, спускай штаны… Да ложись вон со всеми удобствами! Что дрожишь-то? Ниче! Привыкай, ага.
Со двора вскоре послышались крики.
Бутурлин подошел к оконцу опустевшего узилища и закусил губу. Неужто не поможет ничем капитан Фельтског? Неужто и впрямь – казнят, повесят завтра в полдень? Как-то не очень-то хочется болтаться в петле. Позорная, недворянская казнь. Лучше бы отрубили голову. Хотя – почему же лучше? Лучше уж вообще избежать виселицы… развязать руки, броситься на ближайшего стражника… завладеть оружием, а там – будь что будет! В конце концов, лучше уж погибнуть с честью, чем тупо болтаться в петле.