Все меняется

– Я не дуралей. А ты противная.

– Не противнее тебя.

Они сердито уставились друг на друга.

Арчи разразился громкими притворными рыданиями.

– За что мне достались сразу двое противных детей? Это ты виновата! – он возмущенно уставился на Клэри, которая сразу подхватила игру.

– Нет, ты! Я нисколько не противная, значит, дело в тебе, – и она тоже разрыдалась.

Гарриет обняла отца обеими руками.

– Не плачь, папа! Ты совсем не противный, и мама тоже, – она протянула руку, чтобы утешить и мать. – На самом деле вы любите друг друга. А сейчас только Берти расстраиваете. От ваших ссор все сразу портится.

Арчи послал Клэри воздушный поцелуй.

– Я ужасно виноват, дорогая. Я не нарочно.

– Да ладно, ничего. И ты меня извини. – И увидев, что дети наблюдают за ними удовлетворенно и с облегчением, она добавила: – И вы, Гарриет и Берти, тоже любите друг друга, правильно?

После паузы Гарриет ответила:

– Более-менее. – Потом посмотрела на встревоженное, красное, зареванное личико Берти и смягчилась: – Я по правде тебя вообще-то люблю, – сказала она. – Почти всегда.

Арчи подхватил:

– Вот и обними его.

Так она и сделала и сказала:

– Обняла, хоть от него противно пахнет сардинами. Ты же знаешь, как я их терпеть не могу.

Берти, заметно оживившись, заявил:

– Хочу яйцо, крутое, а не на сандвиче.

Такие сцены разыгрывались еще несколько раз – в основном когда шел дождь и детям надоедало сидеть в трейлере с головоломками и книжками.

С точки зрения Арчи и Клэри, хуже всего были вечера. Иногда они ходили куда-нибудь поужинать, но уже к девяти Гарриет и Берти, уставшие от купания, дележки лужиц на берегу и солнца, начинали клевать носом. И все бы хорошо, но вести себя приходилось как можно тише, потому что внутренние перегородки в трейлере отсутствовали. Однажды он попытался было заняться с ней любовью, но рядом со спящими детьми оба чувствовали себя скованно. В конце концов они стали выносить два складных стула наружу – сидели, потягивали marc, курили и тихонько разговаривали. У Берти обнаружилась склонность к ночным кошмарам – с участием гигантской медузы с жалом и гепардихи Сони, которая, по его словам, втайне хотела съесть его.

В итоге оба вздохнули с облегчением, когда неделя наконец закончилась. Для Клэри она так и не стала настоящим отдыхом, а Арчи ни разу не взялся за рисование.

Луиза валялась на животе в саду снятой ее отцом виллы в нескольких милях к западу от Вентимильи. Она спустила с плеч бретельки бикини, чтобы ровнее загорела ее золотисто-коричневая спина. Вилла, когда до нее наконец добрались, оказалась большой и обставленной многочисленной мебелью, обитой линялым бархатом. К ее недостаткам, не упомянутым агентами, относились всего одна ванная на семь спален и две уборные, смыв в которых работал нехотя, а иногда отказывался работать вообще. В противомоскитных сетках над кроватями было полным-полно дыр с расположением, хорошо известным москитам. Дом, который описывали как стоящий в саду у самой границы пляжа, на самом деле был отрезан от моря железнодорожной веткой, переходить через которую требовалось осторожно, так как маленький пыхтящий паровозик гонял по ней туда-сюда с неопределенными интервалами. Компанию отдыхающих составили, кроме Луизы, папа, Диана, их младшая дочь Сюзан, брат Дианы с его новой женой, и за всех платил папа. На вилле служили и кухарка, и садовник, так что от Дианы требовалось только заказывать блюда. Но несмотря на все это, в атмосфере витало ощущение неудовлетворенности. Луиза видела, что Диана обращается к ее отцу, только чтобы поручить ему сделать что-нибудь: «Ты мог хотя бы…» – так она зачастую выражалась. На него Диана возложила вину и за железную дорогу, и за пляж почти без песка. Но вместе с тем Луиза заметила, что в присутствии брата и его жены Мардж Диана изображает преданную жену. С самой Луизой она общалась вежливым, но ледяным тоном, и Луиза чувствовала себя здесь лишней.

В поисках утешения она обратилась к пыльным, переплетенным в кожу томам, живущим в гостиной, в шкафу с застекленными дверцами. Сейчас она читала биографию Катерины Сфорца, в том числе занимательную главу о ядах, которые советовала Катерина в зависимости от того, какой должна была стать смерть жертвы – мгновенной или по прошествии некоторого времени после отъезда из ее дворца.

– Я как раз надеялся, что найду тебя здесь. Не переусердствуй, дорогая, – уже заметно покраснение. – Эдвард взял стоящую рядом с ней бутылочку с маслом для загара. – Хочешь, намажу тебе спину?

Она села. Как чудесно было повидаться с ним с глазу на глаз.

– Буду рада.

Она смотрела, как он наливает масло себе на ладонь. На счастливого человека он не похож, думала она. Может, Диана некрасиво обошлась с ним и ему захотелось довериться ей, Луизе?

– А где остальные?

– Все ушли купаться.

– А ты?

– Не захотелось.

– Тебя что-то тревожит.

– Ну… да, пожалуй.

– Папа, мне-то можешь рассказать. Ты же знаешь, я никому не скажу.

– Дорогая, да я не прочь тебе рассказать, но боюсь, ты ничего не сможешь поделать. Это из-за денег. Они у меня заканчиваются. Я же понятия не имел, насколько дорогой окажется здесь еда и все остальное. Слугам платить не приходится, но без чаевых не обойтись, а еще предстоят расходы на обратную дорогу. Я взял с собой столько наличных, сколько разрешили провезти. Так что да, это меня тревожит. Об этом я не рассказывал никому, даже Диане, потому что она скажет, что я сам виноват – что, конечно, так и есть, – он отставил масло для загара в сторону и вытер ладони о траву.

Луизу, в голове которой все это время кипела работа, вдруг осенило.

– Папа! Кажется, я знаю, что можно предпринять. Моя подруга Стелла сейчас отдыхает у своих дяди и тети в Ницце. Она дала мне свой номер – на случай, если мы туда поедем. Если я позвоню ей, ручаюсь, она раздобудет для тебя денег. Только скажи, сколько тебе нужно, и я ей позвоню.

– Правда, дорогая? Это было бы замечательно.

Она вскочила.

– Пойдем прямо сейчас.

Все чудесным образом уладилось. Да, Стелла могла бы найти деньги к завтрашнему дню, и да, она привезет их сама – сядет на поезд из Ниццы до Вентимильи. Не сможет ли Луиза встретить ее на станции?

Голос Дианы из ванной:

– Антонио говорит, автобусы до Вентимильи ходят каждый час. Вот на нем пусть и едет.

– Думаю, по такой жаре мне надо отвезти Луизу на машине.

– О, милый, я уже пообещала остальным, что ты сходишь с нами на пляж. Ты ведь не ходил вчера.

Стало тихо, и Луиза, которая подслушала их, выходя из ванной, представила, как отец пожимает плечами – и сдается. Ей было невыносимо видеть, как отец всякий раз уступает, невыносимо и ненавистно, но предстоящая встреча со Стеллой так взбудоражила ее, что она решила забыть об услышанном и постараться успеть на ранний автобус, чтобы прибыть на станцию к одиннадцати.

– Боже, как все-таки чудесно видеть тебя!

Стелла была в черной блузке без рукавов, полосатой хлопковой юбке и, как всегда, в больших очках в роговой оправе. Вытащив из плетеной соломенной сумки носовой платок, она вытерла лицо. Луиза продолжала:

– Очень любезно с твоей стороны приехать в такую даль. Стелла, ты правда настоящий друг.

– De rien. Честно говоря, я была только рада ненадолго сбежать от родни. От всех этих плотных трапез с тетушками и дядями. И ответов на одни и те же вопросы от всех подряд: есть ли у меня молодой человек? Когда свадьба? Ну, ты поняла.

Они зашагали к автобусной остановке.

– Наверное, придется немного подождать.

– Пойдем выпьем холодного. В поезде было ужасно жарко, я измучилась от жажды.

– Мне очень жаль, но денег на выпивку у меня нет. Только на автобусный билет, – Луиза не добавила: «Притом только на свой», потому что и без того сгорала от стыда.

Стелла бросила на нее быстрый взгляд и заверила: