Новые страхи

– Они умерли? – спрашивает Линдси.

Вместо ответа водитель кивает на пустое пассажирское сиденье. Приглашает.

«Есть только один способ выяснить это», – как бы говорит он.

Это будет так просто.

Линдси делает шаг назад. Из машины доносится шорох, затем происходит какое-то движение, слишком быстрое, чтобы она могла его осознать. Водитель бросается на нее. Как подхваченная ветром газета, он пролетает над пассажирским сиденьем и оказывается перед нею. Вне машины он может выпрямиться в полный рост. Он весь – суставы и странные углы. Развернувшись, он громоздится над ней и смотрит на нее сверху вниз.

Теперь Линдси готова уступить. От страха у нее в голове стоит шум, как у водопада. Она может упасть перед этой силой, буквально осесть на землю, и водитель подхватит ее и бросит на заднее сиденье. Это приведет ее к семье, в это освещенное желтым светом место, к ответам. В зависимости от того, останется ли у нее к тому времени сознание, она, может быть, сумеет даже понять некоторые из этих ответов.

Она бросается к своему трейлеру. Водитель, двигаясь с шипением, преследует. Она захлопывает за собой входную дверь, но через мгновение слышит, как она распахивается. Кухонная табуретка, которую она опрокидывает, отлетает в стену с такой силой, что едва не валит трейлер. Она не успела зажечь свет. Трейлер тесен, в нем в темноте трудно найти дорогу. Она налетает коленями на углы мебели, плечами на косяки. Спотыкаясь, она продолжает двигаться, не оглядываясь назад. Она не поворачивается, пока не оказывается в спальне. Обеими руками она держит пистолет. Перед ней возникает водитель. Ей нет нужды целиться.

Три выстрела, три вспышки. Водитель отлетает назад, ударяется о стену и валится на пол. Он лежит неподвижно, куча одежды и выпирающие углы. Некоторое время Линдси стоит, тяжело дыша и выставив перед собой пистолет. Затем садится на тумбочку. Три выстрела. Потребовалось чуть больше секунды, чтобы со всем покончить. Это было так просто, так бессмысленно. Руки болят из-за отдачи. Ей хочется заплакать. Но она подходит к окну и выглядывает из-за тонкой занавески.

Встревоженные выстрелами соседи выглядывают из окон, осторожно выходят из домов. Кто-то уже держит возле уха сотовый телефон. Теперь приедет полиция. Что тогда? Что они скажут обо всем этом? Как объяснят?

Водитель, будто почувствовав, что она думает о нем, пошевелился. Линдси затаивает дыхание. Эта куча тряпок и торчащих углов начинает медленно подниматься, как надувная кукла. Прижимаясь к стене, Линдси боком пробирается мимо водителя из спальни и, не сводя с него глаз, проходит к выходу из трейлера. Пока она нащупывает ручку входной двери, фигура водителя распрямляется в полный рост. Он поворачивает голову, смотрит на нее. От дыр, оставленных пулями в его пальто, поднимаются завитки дыма. Он двигается к ней. Она выбегает из трейлера.

Машина с «универсальным» кузовом с незаглушенным двигателем стоит посередине проезда. Дверь у переднего пассажирского сиденья остается открытой. Линдси забирается в машину и закрывает дверь. На обивке салона видны пятна плесени. Вибрация двигателя ощущается через сиденье. Из трейлера выходит водитель и мгновенно оказывается рядом с машиной. В следующее мгновение он тянется к дверной ручке. Линдси успевает вовремя заблокировать двери. Водитель лязгает ручкой, потом выпускает ее и прижимается лицом к стеклу. По волоскам на его лице проходит рябь. Он ударяет кулаком в перчатке по стеклу и оставляет кулак на нем. Линдси видит на кулаке слишком много костяшек, от которых отходят слишком длинные пальцы.

Она лихорадочно перебирается через стояночный тормоз на место водителя и прижимается к двери. От ключа в замке зажигания свешивается, слегка покачиваясь, знакомая цепочка.

Что-то впереди привлекает ее внимание. Слабое свечение проникает сквозь слой грязи на ветровом стекле. Она искоса смотрит туда. В десяти метрах перед нею в воздухе висят огоньки. Она не может понять, что именно видит. Там нет ничего такого, от чего мог бы отражаться свет, просто свободное пространство. Это, должно быть, иллюзия, результат странного взаимодействия грязного стекла и лампы, горящей у соседа на крыльце, только Линдси знает, что это не так. Она знает, поскольку огоньки такого же желчного оттенка, который она видела в глазках водителя. И огоньки не похожи на висящие в воздухе, скорее, они плывут в нем, светятся в его толще. Выглядит это так, будто фонарик светит через приложенную к нему папиросную бумагу. Лучи просачиваются через нее, выявляя ее тонкость и непрочность, готовность порваться при малейшем растяжении.

С одной стороны от Линдси водитель продолжает возиться с дверцей машины. С другой из трейлера выходит Гас. Он видит, что происходит, и сонное выражение на его лице уступает место ужасу. Он кричит, зовет Линдси по имени. Что бы он ни кричал, она все равно не слышит. Прошло восемь лет с тех пор, как она последний раз сидела за рулем этого автомобиля. Отец отвозил ее на пустые автостоянки, чтобы она там упражнялась в вождении. Он расставлял оранжевые конусы и часами занимался с нею возвратно-поступательными разворотами и парковкой в ряд. Если у нее получалось, в награду он разрешал ей довести машину до дому. Восемь лет, но мышечная память все еще сохраняется, а ее уже нет.

Четыре абстрактные картины

Нина Аллан

Жизнь на холсте: работа Ребекки Хэтауэй, музей Бертона и Художественная галерея, Байдфорд, август 2016 года.

Ребекка Хэтауэй умерла в феврале 2015 года от осложнений, последовавших за поставленным четырьмя годами ранее диагнозом «болезнь Альцгеймера в ранней стадии». Ей было сорок девять лет. На протяжении своей творческой жизни Хэтауэй работала с разными материалами, в том числе с керамикой и тканями, постоянно возвращаясь к живописи маслом. Свои живописные работы она сравнивала с ведением дневника. Десять работ, выполненных маслом по холсту, представленные на настоящей выставке, созданы в разные периоды ее творчества. Самая ранняя из них – дипломная работа в коллежде Ридинга 1984 года, самые поздние – две до сих пор не выставлявшиеся картины из ее студии в Хартленде из цикла, над которым она работала перед смертью. Выставленные работы дают уникальную возможность заглянуть во внутренний мир художницы, чья бурная личная жизнь часто отражалась в ее произведениях.

Вы спрашиваете меня, как мы познакомились и что она была за человек. Это долгая история.

1. «Рухлядь», 1984 год, 122 х 91,5 сантиметра, холст, масло. На дипломной выставке Хэтауэй было представлено восемь холстов одного и того же размера, и на каждом в гиперреалистическом стиле были выписаны обыкновенные в домашнем хозяйстве предметы, которые заполняли холст целиком, не оставляя свободного места. Представленный здесь холст, номер 6 из оригинальной серии, представляет собой несколько предметов из того, что Хэтауэй называла «ящиком с хламом» из туалетного столика в ее однокомнатной квартире на Лимингтон-роуд: тубусы губной помады, маникюрные ножницы, непарные серьги, а также ластик. Все предметы изображены чуть больше чем в натуральную величину, их цвета ярче естественных, что напоминает поп-арт 1960-х годов, хотя сама Хэтауэй всегда отрицала влияние этого направления на свое творчество. Свою дипломную выставку она называла серией «дистиллированных наблюдений», дневником визуальных впечатлений того года, когда они были написаны.

Вскоре после нашей первой встречи Бек рассказала мне странную историю. Это было в 1980 году, тогда мы обе изучали историю искусств в университете Ридинга. Мы обменивались детскими воспоминаниями, как обычно и бывает после знакомства, и я рассказала Бек, как приставила лестницу к окошку ванной, чтобы подглядывать за моим братом Робином, пока он лежал в ванне. Мне было тогда четырнадцать лет, а Робби двенадцать.

– Тебе не кажется это странным? – спросила я. – То вы бегаете голышом по саду позади дома, а то ведете себя как незнакомые люди. По-моему, это странно.