Новые страхи

Изабель посмотрела на руки мертвой невесты, державшие букетик мертвых роз, которые почему-то выглядели как живые, хотя от сильного ветра они бы рассыпались в прах. На одном пальце она различила тусклый блеск кольца, такого же, как было у нее.

– Я тут умру, – сказала она. – Умру от голода, как того и заслуживает доверчивая дурочка. Я задохнусь. – Вдруг ей показалось, что воздух стал более пахучим, но в то же время разреженным, легким его не хватало. – Но сначала я сойду с ума.

– Это будет восхитительная перемена, – захихикала мертвая невеста. – От голода в ближайшее время не умрешь, хотя на вид ты худа, но до меня тебе далеко. Воздуха здесь много, глупышка. Что же касается безумия, то найти в нем убежище – единственный способ сохранить хоть толику рассудка.

Тут Изабель заметила, что ее платье со всеми своими лентами, оборками и бантами, долженствовавшее сделать ее прекрасной, но на самом деле делавшее ее только еще более полной, стало ужасно, ужасно велико ей и что лишнего веса, который она носила на себе при жизни и который приводил в отчаяние ее матушку и нянюшек, более не оставалось. Читая ее мысли, мертвая невеста сказала:

– Ты, конечно, не думала, что будешь так благодарна своему жиру. Что, по-твоему, поддерживало в тебе жизнь весь этот год?

– Я не хочу жить, – заплакала Изабель, но едва она вымолвила эти слова, как поняла, что говорит глупости.

– О боги, до чего же жалки воспитанницы школы святой Димфны! Тебя предал мужчина, и ты уж хочешь умереть?

– Нет. Я… Доверившись ему, избрав его, я предала мать и учителей. – Изабель подумала о сестрах Мейрик и их суровых лицах.

– И ты полагаешь, что они одобрили бы твой выбор умереть? Ты, на которую было потрачено столько сил, чтобы сделать тебя более активной? – Мертвая невеста издала что-то похожее на цоканье языком. – Было бы проще, конечно, расстаться с жизнью, но, насколько я понимаю, воспитанниц школы святой Димфны учили не выбирать легких путей. Ты происходишь не от безвольных тряпок и плаксивых нюнь. Прежде женщины носили щит и меч, они сражались в открытую, их кровь была красна и яростна! Эта кровь и в твоих жилах, Изабель, так что возьми себя в руки!

– Но я не могу выбраться…

– Еще как можешь. Есть способ. Это способ для живых.

Изабель села, выпрямилась, как только могла, и внимательно посмотрела на неподвижную мертвую невесту.

– Какой?

– Я сообщу тебе этот способ, Изабель, но за это кое-что от тебя потребую.

– Говори сейчас же, или, клянусь, я разбросаю твои кости и раскрошу их в прах, даже если изувечу себе пальцы!

– Вот это дух! А теперь успокойся. В обмен на мои очень полезные сведения ты мне дашь обещание, которое будешь хранить как никто и никогда прежде, или так поможешь мне…

– Обещаю все, что угодно, – перебила Изабель, – только вытащи меня из этой гробницы.

Эту песню посоветовала мертвая невеста, которая собиралась научить ей Изабель, но оказалось, что в этом нет необходимости. Изабель знала ее с детства, ее пели ей няни и гувернантка. Адольфус не пошевелился, поэтому Изабель начинает петь громче, ибо здесь нет никого, кто бы мог проснуться, кроме ее мужа. Она думает о том, как он проводил свои дни после ее смерти, и понимает, что может догадаться. Она поет громко, сладкозвучно, но ее терпение иссякает, и она просто кричит:

– Адольфус!

Он, ошеломленный, садится и моргает, потерявшись в полумраке, в лунном свете и отступающем сне, отчего некоторое время ничего не видит. Он не замечает лежащие по разные стороны от себя неподвижные тела своих кузин, не удостаивает их ни взгляда. Он видит только Изабель.

Ей кажется, что она должна походить на призрак, в который он так старался превратить ее. Она улыбается и следует сценарию.

– Адольфус, любовь моя, не бойся. Я тебе просто снюсь.

Она видит, что он не узнает ее, и вспоминает, как сильно изменилась, как отличается от той неуклюжей неповоротливой девушки, которую, как уверял Адольфус, он любит больше всех на свете, что все те места, которые он ласкал, к которым прикасался пальцами, теперь найти гораздо проще.

– Это Изабель, любовь моя. Видишь, я снюсь тебе такой, какой была на самом деле, какой хотела стать. Но ты же узнаешь мое сердце!

– Но ты мертва, моя Изабель. – В его голосе слышен страх.

– О, да! Мертва, а ты всего лишь видишь меня во сне, но я хочу тебе сказать одну вещь, нечто такое, что угрожает твоему дому и твоему будущему. Меня привела к тебе моя любовь. Последуешь ли ты за мной, захочешь ли посмотреть?

– Ну конечно! Надо же, ты любишь меня и после смерти! От этого на сердце становится теплей, – говорит он и перебирается в изножье кровати, чтобы не потревожить сон своих спящих кузин. Адольфус тянется к Изабель, но она предостерегающе выставляет руку.

– Живые не могут прикасаться к мертвым, любовь моя! А не то увлеку тебя, и будешь лежать рядом со мной. – Адольфус кивает. Изабель улыбается. – Так идем же, и позволь мне сослужить тебе эту последнюю службу.

В тот момент, когда она поворачивается к нему спиной, она понимает, что совершила ошибку, но ее переполняет уверенность в том, что ее обман уже удался, что она уже выиграла. Она вновь чувствует на себе осуждающие взгляды Орлы и Фидельмы, и одновременно пальцы ее мужа смыкаются у нее на левом запястье.

– Глупая сучка! Я создал достаточно призраков, чтобы узнать одного из них! Думаешь, я не могу отличить запах теплой крови от запаха холодной? «Моя любовь привела меня к тебе». О боги, каким же слабоумным ты меня считаешь! Наверно, таким же, как ты сама.

Изабель сопротивляется, но силы ее скудны из-за долгого сна, и Адольфус одолевает.

– Не бойся, милая Изабель, я верну тебя туда, где тебе место.

Изабель бьет его в промежность и с восторгом смотрит, как он сгибается, и только тут вспоминает, что надо бежать. Она захлопывает за собой дверь и бросается к широкой парадной лестнице. Она успевает спуститься до ее середины, когда по грохоту и треску древесины наверху понимает, что супруг преследует ее. Силы ее на исходе, она едва идет и не может двигаться быстрее. После лестницы ей предстоит пройти через зал с мраморным полом, темноту арки, спуститься еще на несколько истертых ступеней в часовню и подойти к алтарю.

Что, если он успеет схватить ее?

Что, если он задумал удушить ее здесь и сейчас? Ибо ее никто не будет искать, никто не подозревает, что она жива. Ему даже не придется делать вид, что ничего не произошло. Если рядом окажется кто-то из членов семьи, ни у кого нет причин спасать ее. Сзади доносится рев, свидетельствующий о таком гневе, что у ее ног появляются крылья. Она, скользя по мраморным плитам, пробегает аванзал, не касаясь ступеней, пролетает несколько метров в часовню и оказывается на скамье в третьем ряду, от столкновения с которой сотрясаются все кости в теле. Затем встает, спотыкаясь, проходит к алтарю с его мерцающей драгоценной табличкой и со всплесками цвета на ярком белом покрывале, где на него падает лунный свет, проходящий через цветные стекла витража.

Адольфус в ярости. Он не видит открытой гробницы, крышка которой, как и плита пола часовни, отодвинута посредством секретного механизма, о котором Изабель рассказала мертвая невеста – полезное знание, полученное ею от одного из пролетавших мимо призраков замка Воллстоункрафтов, духа каменщика, строившего секретные ходы и гробницы по заказу прапрапрапрадедушки Адольфуса, маниакально боявшегося быть похороненным заживо. Но эти ходы покойникам ни к чему, а пращур Адольфуса был положен в гробницу вполне мертвым, хотя его кости и кости других усопших сместились и перемешались, когда нынешнее поколение стало хоронить невест. Сам каменщик, доверчивый дурак, был предан смерти вскоре после того, как закончил свою работу.

«План непродуманный и неудачный, – думает Изабель. – Жаль, что мертвая невеста за все время, проведенное в гробнице, не выработала лучшей стратегии. Но, вероятно, она была не слишком практична при жизни». Изабель, хоть и не доучилась в школе святой Димфны, не сомневалась, что на месте мертвой невесты придумала бы что-нибудь получше.