Мужики, мужики…

А пока слова эти адресно не сказаны или же самим адресатом в совести не услышаны, гоняют по детским площадкам «гелендвагены», к которым боятся приблизиться офицеры ДПС; цветет ночная жизнь, как предбанник преисподней и топка для ворованных миллионов, и так далее и тому подобное. Словно живут всевластные отцы развратных деток по одному из слов, сказанному Корейшей: «Только тогда и опомнюсь, как вверх ногами полечу…»

Власть и бездетность

У евреев до разрушения второго храма был великий синедрион, или сангедрин. Это высший судебный орган, решавший самые сложные вопросы жизни народа. Всю бесконечную житейскую мелочь решали малые суды на местах, по городам. До высшего суда доходили лишь вопросы войны и мира, календаря, богослужения, богохульства, смертной казни… Число членов суда было непарным – 71, чтобы избежать полного равенства в случае решения неоднозначных проблем. И поскольку задачи синедрион решал не бытовые, а жизненно важные, то и требования к его членам предъявлялись экстраординарные.

К примеру, нужно было знать все основные языки и диалекты региона, чтобы при допросах не требовать присутствия переводчиков. Был возрастной ценз, ценз по здоровью. Безусловно – доброе свидетельство от народа, начитанность в Писании, твердое следование закону и прочее. Получался собор неких крепких умом и богатых опытом старцев, не ослабевших в памяти и не утративших сил. Старцев, которым, по-земному говоря, лично ничего уже не надо, а в сфере интересов – только справедливость в суде, исполнение закона, благо народа и слава Божия.

Была еще одна необходимая черта, а именно: члены синедриона не могли быть бездетны. Безбрачия в Израиле не было. За редчайшими исключениями все мужчины были женаты. Ну а иметь детей или не иметь – это уже не только дело супругов, но и дело Того, Кто детей дает. Библейское сознание не могло родить ничего подобного современной фразе «завести детей». Дети принимались в дар, но никак не «заводились». Вот ярчайший пример отношения к этому щепетильному вопросу: И увидела Рахиль, что она не рождает детей Иакову, и позавидовала Рахиль сестре своей, и сказала Иакову: дай мне детей, а если не так, я умираю. Иаков разгневался на Рахиль и сказал: разве я Бог, Который не дал тебе плода чрева? (Быт. 30, 1–2).

Итак, членом синедриона не мог быть человек, которому Бог не дал детей. Он не виноват, но все же не может занять должность. И вот почему. «Бездетные жестоки». Бездетный человек, достигший заката жизни, но не встававший никогда к постели сына, не державший на руках внуков, не ведший дочку под свадебный балдахин, не может в принципе ассоциировать подсудимых с детьми или внуками. Они для него безнадежно далеки и чужды. Такова мысль.

Можно, конечно, спорить о логике подобного запрета, но спор – это единственное, что мы умеем во времена свободы слова. Лучше вдуматься, вслушаться в эту непривычную мысль. Человек всюду действует исходя из опыта. И вряд ли в определенных ситуациях мы откажемся отличать, например, воевавшего человека от человека сугубо гражданского, новичка от бывалого. В этом смысле опыт бездетности действительно отличает человека от того, у кого дети есть. Отличает, скорее, невыгодно.

Если «бездетные жестоки» даже в случае желания, но рокового неимения детей, то что же скажем о добровольной бездетности? Чем еще, кроме эгоизма, кроме желания «пожить для себя», объясняется бездетность тех, кто может рожать? Может, но не хочет. Бесчеловечие ведь фактаж свой представляет не только через криминальную хронику. Отвращение от округлившихся животиков, ненависть к пеленкам, к детскому плачу есть тоже современная форма басурманства и бесчеловечия. И если даже и можно спорить с бесчеловечием бездетных, то с бесчеловечием эгоистов спорить невозможно. Как сказал «апостол» эгоизма Сартр, «другой – это ад». Необходимость подстраиваться под кого-то, учитывать чьи-то интересы, делиться комфортом и жизненным пространством для эгоизма невыносима. «Я», «мне», «мое», «у меня» – это исчерпывающий костяк эгоистического лексикона, следовательно – психологии.

Теперь вернемся к синедриону. Можно ли судить кого-то, решать чужие судьбы, будучи полностью зацикленным на себе? Не смертельно ли это опасно? Не кажется ли, что движение мысли еврейских законоведов совершенно правильно? Это при том, что и слово «боги», именно во множественном числе, в Писании означает «судей», тех, кто решает чужие дела и влияет на судьбы. После Единого Бога, Чья власть не оспаривается, есть маленькие «боги», которых мы сегодня пишем с маленькой буквы (в древности строчных и прописных букв не было). Об этом говорит псалом 81-й. Приведем как цитату его часть (ст. 1–4):

Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд:

доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым?

Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость;

избавляйте бедного и нищего; исторгайте его из руки нечестивых.

Как видим, речь о судьях, как о «богах», с маленькой буквы.

Синедриона у евреев сейчас нет. Но дело не в этом. Дело в том, приблизились ли мы к истине, коснулись ли одного из ее живых нервов? Если да, то у мысли будут неизбежные благие последствия. Уясненная правда всегда меняет жизнь, пусть и не так заметно, как хочется.

Как мостик от истории и теории к действительности отметим следующее: бездетность лидеров современной Европы. Эту тему, к моему личному удивлению и тихой радости, в последнее время поднимали неоднократно самые разные журналисты и блогеры. Радость я имею в виду не от самой бездетности, а оттого, что общественная мысль движется в русле здравой оценки действительности. Итак, смотрим: во главе Германии, Франции и Британии стоят Меркель, Макрон и Мэй соответственно. Все трое в браке, все трое бездетны. Бездетны премьеры Италии, Швеции и Голландии. Правда, последний, Марк Рютте, холост. Бездетен, хотя и в браке, глава Еврокомиссии Жан Клод Юнкер. То есть налицо не случай, а закономерность. Особенно яркая, если сравнить этих с галереей политиков еще недавнего прошлого. Закономерность, подмеченная большой группой независимых друг от друга аналитиков и журналистов.

Дело, конечно, и в демографии, и не только в ней. Дело в глубинных сдвигах в мировоззрении современного человека. И дело в психологии бездетности как одной из разновидностей психологии эгоизма, этой мысленной раковой опухоли современного человечества. Дело, может быть, и в том, что для изменившегося человечества нужны изменившиеся вожди. Эгоистическим массам нужны, возможно, соответствующие эгоисты-вожди, чтобы понимать друг друга, пребывать в одних мысленных координатах. Не нужны отцы и матери, бабушки и дедушки. Нужны потребители товаров и услуг, индивидуумы с набором прав и обязанностей, правители без санкции Неба.

Я склонен думать, что бездетные (добровольные бездетные – особенно) могут быть склонны к жестокости, нравственной черствости более, чем те, кто знает крест и радость родительства. И мне глубоко близка мысль о том, что судьи – это «боги» с маленькой буквы. Совмещая обе мысли, получаем формулу: бездетные судьи, а также правители, начальники высшего ранга, – это «жестокие боги». Ну а что такое быть под властью «жестоких богов», нам подробно может рассказать история народов и цивилизаций. Да и само словосочетание «власть жестоких богов» говорит о себе достаточно ярко.

Нам нужна идея отца

Когда человеку страшно, он кричит: «Мама!» Это инстинктивный крик человека, находящегося в опасности. На мой взгляд, понятие «мама» обозначает внимание к биологической жизни и ее сохранение.

Слово «папа» означает совсем другое. Мы говорим о Дне отца в нашей стране – две трети граждан пожелали ввести в наш календарь этот праздник официально.