Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4

– Быстро!

Дрожащими пальцами афганец расстегнул чужую ширинку, достал прибор… Потом без приказа застегнул штаны…

Виталий вернул облегчившихся в буфет и застал картину: один из пленных сел на пол и начал с безумными глазами распевать восточные песни. Не выдержал у бедолаги рассудок психологической нагрузки – помрачился.

С опозданием минут на сорок к Генштабу подъехала парашютно-десантная рота. Колонна машин БМД в темноте заблудилась в незнакомом городе, пришла не вовремя и в неполном составе.

Десантники дали очередь из пулемёта по верхнему этажу генштаба, вдобавок для острастки жахнули из пушки БМД. Обозначили серьёзность своих намерений. Выстрелили метко, угодили в кабинет, где находился генерал-мойра Рябченко. Десантники едва не убили своего командира. Войдя в здание, десантники начали его зачистку от афганцев, которые решили быть верны присяге до конца. Заговорили автоматы, забухали гранаты.

«Зенит» свою задачу выполнил. Генштаб был нейтрализован, не передал команду в афганские войска на начало боевых действий.

– Насколько знаю, – сказал отец Андрей, – наградами вас особо не отметили.

– Да уж. Дали медаль «За боевые заслуги». Дескать, операция сверхсекретная, нельзя её наградами раскрывать. Будто афганцы сами провернули дело, свергли Амина, а мы здесь ни при чём. Пришли после этого.

«А должны были всем Героя дать за такую операцию», – подумал священник.

– Болезнь привела в храм? – спросил Виталия.

– Да.

Месяц назад у Виталия была обнаружена злокачественная опухоль. В церковь его отправила старшая сестра: «Виталик, надо пойти, ты крещёный, исповедуйся, причастись, надо, дорогой ты мой брат».

Священник прочитал разрешительную молитву, произнёс:

– Целуйте Евангелие и крест, – и добавил про себя: «Спаси, Господи, воина Виталия, исцели его».

Афганский синодик

В Димитриевскую родительскую субботу Николай Сергеев поднялся рано утром и пошёл в церковь. Под плащом был пиджак с орденом Красной Звезды. Собираясь в церковь, почему-то решил: «Надену». Накануне вечером позвонил двоюродной сестре Марии, она сказала, что в одну поминальную записку можно вписать десять-двенадцать имён. У него получилось шесть записок. Одна с родственниками, остальные заполнил однополчанами. В церкви, в свечной лавке подал записки, купил одну большую свечу, семьдесят две маленькие, начал их ставить.

– Вы весь канун займёте! – сделала замечание подошедшая женщина. – Другим не останется.

Николай пропустил замечание мимо ушей. Женщина пожала плечами, свою свечу ставить не стала, положила на канун. Николай ставил свечи одну за другой. Зажигал, поднимал голову к большому Распятию, что стояло за кануном, говорил про себя: «Господи, упокой душу…», – крестился, втыкал свечу, зажигал от неё следующую: «Господи, упокой душу…»

За месяц до этого на похоронах дяди запали в сердце слова священника. Перед отпеванием он сказал, что усопший за гробом уже ничего не сможет сделать для своей души, а мы, здравствующие, молитвами облегчаем его участь. Душа человека, отошедшего от мира земного, чувствует молитвы, возносимые за неё с любовью, благодарна тем, кто произносит их. Души усопших молитвами живых получают утешение и приближаются к Царствию Небесному. У Иисуса Христа нет мёртвых, мы, как клеточки живого организма, взаимосвязаны тысячью невидимых нитей. Живые молятся за усопших, угодившие Богу усопшие пламенеют в молитвах за живых…

За поминальным столом Николай сидел рядом с двоюродной сестрой Машей. Мать Николая про неё говорила: «Маша у нас боголюбивая». И добавляла: «Есть в кого – в мать, сестра моя Варвара такая же была!» Маша на вопрос Николая объяснила: поминая, нужно подавать записки на проскомидию, заказывать панихиды.

– И келейно обязательно молись.





– Это как?

– Дома. Я тебе посоветую составить список, синодик так называемый, в который внеси имена, кого хочешь поминать. Поминай дома, а в церкви подавай записки. Особенно в поминальные дни.

– На Радоницу?

– Не только, кроме родительского дня после Пасхи есть ещё шесть родительских суббот в году. Через две недели Димитриевская. Церковь в этот день особо поминает всех погибших воинов.

– Во! Это как раз мне.

Вернувшись с поминок, Николай, не откладывая в долгий ящик, достал толстый альбом с армейскими фотографиями, включил компьютер, создал файл с названием «Синодик» и начал листать альбом… Первые его страницы заполняли фото, сделанные в Нижнем Новгороде. Их дивизия была оттуда, тогда ещё Нижний назывался Горьким…

Десять лет назад Николай на День Победы поехал в Нижний Новгород. Позвал его в гости однополчанин Виталька Вербицкий. Девятого мая пошли на кладбище. Виталий повёл по могилам. Пили у памятника командиру батальона, на могилках двух командиров рот, солдат-однополчан. Не нашли командира взвода артиллеристов.

– Никак не могу запомнить, как к нему идти, – сетовал Виталий.

Это были те, кого хоронили в цинковых гробах. Зашли на три недавние могилки. Зампотех батальона умер после второго инфаркта. Приехали с женой из магазина. Вышли из машины, он почувствовал слабость. Жена кинулась к нему: «Что?» – «В груди печёт». Она схватила сумки: «Сейчас занесу…» Пока бегала, вызывала «скорую»… Начальник штаба попал в психушку. Здоровый, крепкий мужик. Вдруг начались наваждения, панический страх. И загремел в весёлую больницу, откуда не вышел до смерти…

Помянули всех и не по разу водкой, а вот пойти в церковь, заказать панихиду – никто не подсказал, а сами и не подумали.

Николай первыми в синодик записал тех, кого поминали на кладбище в Нижнем Новгороде. С ними входил в 1980-м в Афганистан, обустраивал гарнизон под Тулуканом, куда отправили их роту, дивизия дислоцировалась в Кундузе… Николай перелистывал альбом, кого-то помнил ярко, чьи-то имена стёрлись. Витя Плотников на фото стоял в парадной форме в пол-оборота к объективу, дурашливо выпятив грудь. Снимался ещё в Союзе, в учебке. Нос картошкой, большие улыбчивые губы. Где-то в альбоме должно быть фото, на котором они с Витей в халатах, чалмах, на обороте снимка Витей размашисто написано: «Братаны-басмачи».

Виктор был сержантом, Николай – старшиной роты. Виктор прибыл в гарнизон месяца на четыре позже Николая, как-то разговорились после ужина, и выяснилось: отцы у них из одной деревни – Николаевки Верхне-Чебулинского района Кемеровской области. Ни одному, ни другому не довелось побывать на родине предков, а всё равно земляки, что с особым чувством осознавалось под небом Афганистана.

– В Мариинск ездил к тётке в семьдесят восьмом, – рассказывал Виктор, – городок маленький, но пиво делали класс! Тётка звала съездить в Николаевку, на кладбище сходить, деревню посмотреть, наших там никого не осталось, но дом деда, говорят, стоит. Да не получилось сгонять туда.

– Может, мы с тобой родственники? – шутливо предположил Николай.

– Ага, братаны по соседскому плетню.

– Тоже родство.

После того разговора они сблизились, и Николай стал брать Виктора на операции, где требовались люди надёжные, и чтоб язык умели держать за зубами. Операции относились к разряду партизанщины.

Это не входило в прямые обязанности воинов танковой роты, поэтому командиру дивизии докладывали по факту, не вдаваясь в детали. Ночными вылазками не позволяли басмачам чувствовать себя вольготно, предотвращали их нападения, старались предупредительными действиями снизить боеспособность банд, что базировались в данной местности.

Ходили на операции офицеры и надёжные бойцы. Переодевались под местных: халат, на голове чалма, на ногах – носки и калоши. Калоши – самая обувь, во-первых, афганцы носили их зимой и летом, во-вторых, не гремят, как сапоги, мягкий шаг. Тесную связь с тулуканским гарнизоном держал Хаким, командир взвода разведки Афганской армии, соединение которой стояло в Тулукане. Хаким учился в Советском Союзе, хорошо говорил по-русски.

В тот раз Хаким получил информацию: в Тулукан должен тайком прийти главарь одной из крупных банд, что постоянно вела бои при проводке автоколонн, идущих на Файзабад. Банда успешно орудовала на участке Кундуз – Тулукан – Кишим. У главаря в Тулукуне был дом, семья. Хаким планировал захватить его и попытаться склонить к сдаче банды, переходу её на сторону Афганской армии. Тем самым превратить врага в союзника. Экономический резон у главаря к такой метаморфозе был. Местный бай, он имел крупный надел земли в окрестностях Тулукана. Да толку от него оставалось с гулькин нос. В результате боёв посевы уничтожались, тогда как действуй он со своими бойцами в составе Афганской армии, можно охранять свою землю. Хаким надеялся этим доводом убедить противника. Кто-то из бандитов за хороший куш сообщил о тайном визите главаря домой с минимумом охраны. Шанс для захвата – лучше не придумаешь…