Приют пилигрима

Так он попал в монастырь. И всё, что у него осталось здесь от прошлой жизни, была сумка с инструментом, с которой он работал настройщиком. Зачем он взял её с собой, он так и не смог себе объяснить и даже не помнил, как это произошло.

До пострижения в рясу он выполнял целый ряд послушаний – трудился на кухне, помогал в мастерских, работал маляром. Осмотревшись и попривыкнув, Яков набрался смелости (потому что боялся получить отказ), подошёл к игумену монастыря и попросился на звонницу.

– Звонарём хочешь стать? – спросил настоятель.

– Хочу, – ответил Яков.

– А почему?

– Не знаю… Душа зовёт.

Такой ответ, как ни странно, понравился владыке. Яков получил благословение и стал помощником монастырского звонаря, брата Никодима.

Никодим был седым долговязым стариком, оглохшим за долгое свое звонарство, но так ни разу и не надевший звукозащитные наушники («Ну их, срам этот. Что же я, от гласа небесного уши затыкать буду?»). У него было два помощника, но он их не жаловал, полагая, что нет у них к этому «расположения», искры Божьей.

Во время пасхальной седмицы, когда на звонницу по обычаю допускались все желающие из мирян – и были это, в основном, мальчишки из города да соседних деревень, – Никодим, со вздохами перевязывая расстроенные после этого колокольные снасти, ворчал:

– Мелодию им подавай… Где ж тут музыка? Нету! Звон – это звон. Сердце, ведь, тоже стучит – так и тут. Это сердцебиение, а не музыка…

Яков, слушая слова Никодима и – самое главное – его звоны, соглашался. К музыке колокольный звон не имел никакого отношения, хотя поначалу Якову это казалось странным. Но, помогая Никодиму, он стал постепенно чувствовать этот особый, ни на что не похожий ритм, когда мелодии нет, а колокол звучал так, словно разговаривал или пел – даже если это был не весёлый трезвон, а только перезвон или просто удары в большой благовестник, сзывающий на Утреню или отбивающий церковные Часы.

Сначала Яков бил в большие колокола, раскачивая их тяжёлые языки и быстро уставая с непривычки. Однажды Никодим позволил ему совершить трезвон и Яков, переусердствовав, расколол один из средних колоколов. Никодим только молча покачал головой, а Яков весь трясся и был даже не в состоянии помочь, когда несколько монахов из братии снимали отзвонивший своё колокол со звонницы. Его положили у мастерских на заднем дворе, и Яков приходил туда, гладил покалеченный колокол, нащупывая дрожащими пальцами тонкую трещину, и плакал, как над умершим человеком. Однажды Якова нашёл там Никодим, тихо подошёл сзади и положил руку ему на плечо. Все монахи в монастыре обращались друг к другу не иначе как «брат», но Никодим в тот раз изменил правилу:

– Ничего, сынок. Я тоже как-то колокол убил. Было дело…

Из прежних помощников Никодима никто не разбивал колоколов, но Якову он это простил, почувствовав в нём настоящего звонаря.

Время шло и Яков постигал звонарские премудрости, окунаясь в эту науку с головой, отдаваясь весь, без остатка, ловя каждое слово своего учителя. Старик Никодим был звонарём от Бога. Не каждому это было дано. На иной звоннице и колокола бывали подобраны хорошо, а звонарь оказывался никакой, колотил в них без смысла, без чувства. Никодим такой звон слышать не мог, мучаясь физически. Довелось ему побывать на звоннице в Лавре, в Сергиевом Посаде и звонить там, так что до сих пор вспоминал он голос знаменитого посадского Лебедя. На его монастырской звоннице тоже был неплохой подбор колоколов, чем Никодим очень гордился, зная голос каждого колокола, включая самые малые, подзвонные.

Теперь они – Яков и Никодим – всегда звонили вдвоём: либо по очереди, либо вместе, разнося по округе то строгое напоминание о посте и умеренности во всём, то радостный и торжественный благовест. Яков любил смотреть с высоты колокольни вокруг, здороваясь взглядом с корабельными соснами вдали, с зигзагом реки, усыпанным солнечными искрами, с деревенькой, озорно выглядывающей из-за перелеска, и чувствовал себя дома.

Как-то весной, уже после Пасхи, они с Никодимом поднялись на колокольню и ждали начала Вечерни, прислушиваясь, когда снизу раздастся сигнал специального небольшого колокола. Обычно Никодим сразу начинал творить молитву, обратясь в сторону купола храма, а тут вдруг встал, тяжело опершись о перила, и молча смотрел на сочный зелёный ковёр, устилающий поля. Яков почувствовал недоброе и тронул его за плечо:

– Что с тобой, Никодим?

Увидев бледное лицо старика, Яков испугался.

– Скоро уже, – непривычно тихо ответил глуховатый Никодим и потёр большой мозолистой ладонью грудь. – Зовёт меня мой колокольчик.

– Я за врачом сбегаю, – рванулся было к лестнице Яков, но Никодим удержал его, прихватив за рукав.

– Вот мои врачи, – кивнул он на колокола и пристально посмотрел в глаза Якову. – Да и времени уже нет.

Снизу тренькнул ясак. Никодим его не услышал, но понял это, увидев, как Яков метнул быстрый взгляд вниз.

– Звони, – еле слышно, но твёрдо велел старик и медленно опустился прямо на пол, ощущая в ногах слабость и дрожь. Яков растерянно смотрел на его белое лицо, но ослушаться не посмел, и ударил по натянутым струнам колокольных тяг. Он звонил, увлекаясь всё больше и больше, не умея делать это бездумно, как что-то второстепенное и, оборачиваясь время от времени на сидящего в углу старого звонаря, видел его слабую улыбку. Забыв на этот раз нацепить большие чёрные наушники, над которыми Никодим всё время подшучивал, Яков сыпал вокруг радостный трезвон и испуг в его душе уступал место надежде на то, что с Никодимом всё обойдётся. Он оборачивался всё реже, ловя одобрительную улыбку учителя, и уже верил, что всё будет хорошо.

Когда Яков закончил звонить, Никодим уже не дышал.

С тех пор прошло два года, и теперь уже Якову помогал один из прежних помощников Никодима и ещё один новичок, и время начинало идти, когда на монастырской звоннице принимались говорить колокола.

Глава вторая: Роман

Услышав сигнал будильника, Роман открыл глаза и сел в постели. Нужно было собираться на завтрак.

Он вволю наплескался под душем и как всегда, тщательно побрился. Вытираясь полотенцем, он вышел из ванной и подошёл к окну. Мир пребывал в состоянии перехода из мрака ночи в сияние дня, и день этот по ясному небу обещал быть солнечным.

В почти безлюдном зале ресторана Лемеха не оказалось, поэтому Роман плотно позавтракал в одиночестве. Словоохотливый официант сообщил, как вчера «наши продули испанцам», а безразличный к футболу Роман поинтересовался подробностями, с озабоченным видом качая головой.

Вернувшись в номер, он устроился за письменным столом у окна и открыл ноутбук. Прочитав поступившую почту, он уточнил кое-какие сроки у издательства, подтвердил название повести, которая стояла в очереди, послал Светке искромётный игривый привет и занялся, наконец, делом. По плану, сегодня предстояло написать никак не меньше десяти страниц.

Посмотрев на голубое небо над монастырём, Роман застучал по клавишам.

Когда-то он работал программистом, устроившись по хорошему знакомству в одну небольшую частную фирму, занимавшуюся оптовыми поставками различного компьютерного «железа». Программистом, правда, Роман лишь числился: по специальности ему пришлось поработать всего один раз – он написал небольшую узкопрофильную программу. В основном же он помогал с оформлением и комплектацией заказов. Ещё время от времени он собирал компьютеры для «своих», делая это с гораздо бо́льшим удовольствием, нежели всё остальное. Ну и, конечно, как всякий нормальный программист, в свободное время резался в «Doom» и симулятор «Формулы-1».

Как-то раз Романа вызвал к себе шеф, хотя слово «вызвал» совсем не подходило к их простецким отношениям друг к другу – ведь именно шеф и взял его к себе, поскольку приходился Роману родным дядей. (Это были времена, когда все устраивались на работу исключительно по знакомству, а в стране вовсю буйствовала молодая российская демократия с нечеловеческим лицом.) Когда Роман явился, шеф, не отрываясь от компьютера, попросил племянника помочь в одном деле и кратко поведал следующее. Старинный друг шефа, с которым они «когда-то вместе начинали», и который теперь работал редактором в одном популярном компьютерном журнале, подкидывал ему иногда работу, заключавшуюся в написании всевозможных статеек про компьютерную начинку, программы, и «вообще что-нибудь на эту тему». Такая работа шефа никогда не тяготила, приходясь, напротив, по душе и выполняемая уж никак не ради не слишком больших гонораров – с деньгами у шефа было всё в порядке.