Страница 2 из 3
Что куда ушло?
Потерялось детство
Всем ветрам назло!
В зрелость я скитался
По родным местам.
Так я называю
Кичу и СтройБам.
Пролетело время,
Унесло листву…
Жду, но не дождуся
Скромную жатву.
А чего на жал-то
Я за все года?
Стыд и посрамленье,
Глум и пустота…
И теперь, несчастный
По своей вине,
Вмиг я умудрился
И скажу тебе:
Не воруй! Не убивай! Не лги!
Эти заповеди в сердце храни.
Будь разумен в пути и желаньях,
Откинь все шальные мечтанья.
И да Бог тебя береги!
10 февраля 2016 г.
Стаи птиц собираются
И уносятся вдаль…
Нам, порой, бывает их жаль.
Но ведь они вернутся обратно…
Так и с людьми –
Уходят этапом в далёкий край,
В места, непохожие на рай.
Конвоиры обращаются как со зверьми.
Никто не подаст хлеба,
Не дадут напиться воды.
Лишь с-под козырька глядишь на небо, -
Свинцовый силуэт беды.
Лопата в руки – идёшь копать карьер.
В шурфах работаешь до посиненья.
Нормы непреодолимый барьер
Доводит до умопомраченья.
А после – скудный ужин,
В бараке, где сыро и темно.
Здесь ты никому не нужен, -
Надзиратели с начальством заодно!
Эх, кабы знать они могли,
Что каждый может оступиться,
И по словам лукавого судьи
На жизненном пути разбиться!
Воры, как водится, остались на свободе…
Сюда попали те, кто власти стал не мил.
За то, что отдал жизнь работе,
За то, что совесть не пропил…
И ты, невольный слушатель плачевного рассказа,
Не бей с плеча по нашим головам.
Все мы – жертвы политзаказа,
Для которых нет доступа к правам.
Для тех, кто сидит…
В декабрьскую стужу,
Когда метель завьётся над тайгой,
Вернусь домой я.
И тот, кому на зоне был я нужен,
Останется один с самим с собой.
Остынь, браток! Не падай духом!
К зоне люди тоже привыкают.
Вот отсидишь ты свой пяток
И поймёшь, как выживают.
Прожить – одно.
Другое дело – остаться человеком там.
Нет на свете горестней удела
Всего бояться и жать по тормозам.
С опаской жить придётся – знаю.
Тебе к тому же не впервой.
Не думай, что тебя я проверяю.
Ты не запляшешь под ментовский вой.
Не спорь с начальством
И с крысами ты дружбы не води.
С их нахальством
Тебе не по пути!
Года пройдут, как ни крути,
И воля добрым светом замаячит.
Но на воле о тюрьме молчи –
О горькой доле нечего судачить!
А сейчас – силы собери в кулак.
Не ведись на провокации ссучёных.
В наше время не иссяк ГУЛАГ,
Хоть и меньше садят учёных…
Когда вернёшься ты, уставший и седой,
Мы встретимся с тобой и потолкуем:
Как жилось нам под тюремный вой,
Под звон ключей, который не забудем.
Не знаю как, но это должно сбыться!
О воле часто видятся мне сны.
Всё больше хочется забыться,
Чтоб быть свободным посреди весны!
Возвращение
Когда возвращаешься домой
После долгой разлуки,
Самое первое – чувствуешь мамины руки
И прелесть тех глаз, что зовут за собой.
Переступая через родимый порог,
Оставляешь за спиной копоть дорог,
И, отряхивая пыль с сапог,
Находишь тепло, ведь ты сильно продрог.
На столе уж кипит самовар,
Зазывая домашних на чай,
И сквозь суматошный угар
Слышишь возгласы: “ Родного встречай!”
Тебя окружает тепло и забота,
Границ которых не отыскать.
Ты ждёшь, что сейчас позвонит кто-то
И сердце уж мчится друзей всех искать.
Тебя все заждались, о тебе вспоминали
Так часто, что время казалось длинней.
Но вот повстречали –
И сердце забилось вдвое сильней.
Снова ты дома, всё как и прежде.
Вернулась вся жизнь на круги своя.
За время разлуки, проведённой в надежде,
Душевная буря истерзала меня.
Настала пора – и всё позади:
Конец сей разлуки долгой.
Прекрасная жизнь нас ждёт впереди,
И пусть чаша всегда будет полной!
Современному русскому обществу…
Когда же настанет время свободы,
Чтоб мог я спокойно за жизнь говорить?
За моей спиной плюются уроды,
Которым так нужно меня посадить.
Кто-то твердит, что я недоумок,
И презираю древнейший народ.
Другие мечтают завлечь в переулок
И ножик всадить поглубже в живот.
Я им отвечу без всякого страха
За что и про что пишу неформат.
Если нужно, такого дам маха –
Будет фраер жизни не рад!
В обществе тоже злоба крепчает,
Люди в карманах прячут кастет.
Чурки в открытую нас презирают,
Евреи смеются только в ответ.
Так где же свобода русского духа?
Почему исламистов так часто щадят?
Террор проходит как “бытовуха”,
А русского за слово станут стращать.
Сплю я и вижу весь этот бардак,
А спросонья не могу разобраться:
Как получилось, что русский кулак
С насмешками гадов должен смиряться?
Блатная жизнь
“Блатная жизнь к добру не приведёт!” –
Твердили мне, когда мечтал об этом.
“Она тебя на плаху подведёт!
Останься лучше ты поэтом”.
Но только я не понимал
Советов тех, что мне давали.
Я больше в воровство вникал,
Меня всё чаще продавали.
С плохой компанией сдружился
И был потом уже не рад,
Но коли ты уж скорешился –
Со всеми двинул я в этап.
Нас много умерло в дороге:
Одних сгубили мусора,
В белом саване их кинули на дроги.
Других заела мошкара.
И в лагерях не потчевали,
А били часто между глаз.
Козлы с дубинкой проверяли
Кто самый стойкий среди нас.
В баланду харкали уроды
И подавали это есть.
Эх, вот если мог бы –
Заставил б их парашу съесть!
Такая жизнь. Блатной уклад
Нам снился в беспокойных снах.
По спинам часто бил приклад,
Вгоняя в кровь смертельный страх.
Работали с утра без перерыва,
А если вздумал кто-то саботаж –
Лупили всех до слёзного надрыва.
На зоне красной зеку не кураж!
Катилась жизнь, и мчалось время,
Которое так изменило нас:
Превратило лихое племя
В рабов без слуха и без глаз.
Пришла пора, и нас освободили.
На воле мы в почёте у шкетов.
Считают, по статье блатными были.
А мы молчим про беспредел ментов.
“Блатная жизнь к добру не приведёт!” –
Твердили мне в студенческие годы.
Как жаль, гопарь совет поймёт
Спустя тюремные невзгоды.
Фарт
Не скажу, что мне так подфартило,
Но удача не обидела меня.
Шёл на дело – кровь в жилах стыла,
А голова горела от огня.
Я ничуть не заболел,
Немного только волновался.
В небе месяц подозрительно алел,
Банкир за кассой задержался.
“Всё как по маслу!” – уверяла
Братва, прознавшая лазы.
Фортуна мне не изменяла
И я ловчее стал в разы.
Как зверь я тихо подокрался,
И пушку выставил в упор.
Еврейчик сразу растерялся
И дёру дал на задний двор.
А я тем временем спокойно
Обогатил свой саквояж
Деньгою, взятой незаконно,
И пошёл справлять кураж.
Со мною шли таких 12-ть,
Совсем отъявленных бродяг.
Мы куш сорвали тысяч в 20-ть