Страница 14 из 17
Возможно, я ищу ей оправдания, хотя Нюрка в них не нуждается. Ни в оправданиях, ни в сочувствии, ни в жалости. Ни тогда, ни сейчас. Она всегда улыбается, всегда! Негатива для неё не существует! В этом она очень похожа на Всеволода Алексеевича в молодости. Он лет до пятидесяти был уверен, что судьба приготовила для него только приятные сюрпризы, и так оно и получалось: выигранные музыкальные конкурсы, тёплое место солиста Гостелерадио, гастроли по стране, стадионы, аншлаги, толпы поклонниц, носящих его на руках в переносном и даже прямом смысле, звания и правительственные награды, песни лучших советских композиторов, пластинки с миллионными тиражами. А если случалась какая-нибудь пакость, скажем, песню не пропускала цензура или в очередном городе его селили в неотапливаемую гостиницу посреди зимы, то он просто не обращал внимания на такие мелочи. Записывал новую песню, ложился спать под двумя одеялами. Вот только у Всеволода Алексеевича была искренняя убеждённость в собственной счастливой звезде. А Нюрка создала её сама. Это её маска, её способ выжить и не сойти с ума. Не уверена, что действенный.
В обеденный перерыв она всегда норовила улизнуть на улицу. Уж лучше съесть свой бутерброд на скамейке под большим деревом на заднем дворе гостиницы, чем сидеть вместе со всеми в комнате отдыха и обсуждать последние сплетни. У девчонок только и разговоров что о тряпках и свадьбах: тех, которые недавно были, и тех, которые сейчас планируются. Создавалось ощущение, что свадьба – самое главное событие в жизни любой местной девушки, будто вместе с ней заканчивается всё интересное. Никто не говорил о том, что следует после: о семье, о детях, об отношениях с мужчиной. Впрочем, замужних в их коллективе и не было. Эльмиру уже сосватали, и теперь обе семьи тщательно готовили торжество, которое должно было состояться аж следующей весной. А Гюнель только недавно исполнилось восемнадцать. Нюрке, в её двадцать три, давно пора было быть замужем, но именно её эта тема не только не интересовала, а ещё и раздражала. Сколько гостей приглашать, тысячу или полторы? Лучше полторы, конечно, чем больше, тем лучше. Во что одеть подружек невесты? Сейчас модно одевать всех в один цвет. Сколько горячих блюд подавать на стол? Пять или шесть? У Алиевых, говорят, было восемь. Восемь блюд, вы подумайте! А ещё говорят, на столе через каждые полметра лежало по запечённому барану! Настоящая свадьба!
У Нюрки голова начинала болеть от этих разговоров, одних и тех же изо дня в день. Хорошо хоть обеденный перерыв у них короткий, всего полчаса, не придётся долго торчать на улице.
Она доела свой бутерброд с сыром, стряхнула крошки на землю. Забежать бы в комнату отдыха, глотнуть чайку. А потом на третий этаж, администратор Захра сказала, из триста первого номера после двенадцати выезжают, а в два уже заселяются новые гости. Нужно быстро всё убрать. И не наделать ошибок, Захра обещала лично номер проверить. Злая она на Нюрку со вчерашнего дня. И угораздило же Нурай не закрыть дверь в номер, когда постель перестилала. Подумаешь, коленом наступила на уже застеленный матрас. А как иначе дотянуться до противоположного края, кровать-то двуспальная, широченная! Ну да, можно обойти. Подумаешь! А Захра сразу крик подняла, обещала премии лишить и «колготочные» урезать. В их гостинице горничным выдавали отдельные деньги на колготки, чтобы девушки каждый день приходили в новой паре! Отель пять звёзд – международный стандарт! Все, конечно, хитрили, носили одни и те же по два-три дня, а Нюрка так вообще стирать умудрялась. Ну не могла она выкинуть в мусорку совершенно новую, один раз надетую пару колготок! А сэкономленные деньги оставляла себе. Фактически, только их себе и оставляла. И Захра, кажется, догадывалась о её махинациях. Так что не стоит её злить, лучше убрать номер как можно тщательнее.
Да, решено, пара глотков чая, и она приступит к уборке! Нюрка шмыгнула назад, в гостиницу. Дядя Азад, охранник на чёрном входе, приветливо кивнул. Только заступил на смену. Нюрка ему улыбнулась, помахала рукой. Дядя Азад хороший, не то что Ильнур, молодой охранник. Тот всё время норовит поддеть Нюрку, по двадцать раз за день пропуск требует, как будто не знает её в лицо. И на свидание зовёт, чаю попить в дорогущем кафе «У Девичьей башни». Нужен он ей, вместе с его чаем. И даже вместе с самым вкусным вареньем из белой черешни, которое подают в этом кафе.
Она едва успела свернуть в коридор, ведущий к комнате для персонала, как раздался дикий вой. Нюрка не сразу
поняла, что надрывается пожарная сирена. Никогда она раньше не срабатывала! А в следующую минуту заметила дым, валивший как раз с той стороны, куда она направлялась. Навстречу ей уже бежали перепуганные девчонки.
– Горим! Горим! Вызывайте пожарных!
– Кто горит? Где горит? – Нюрка едва успела поймать за рукав Гюнель. – Что случилось?
– Подсобка наша горит! Проводку закоротило, от чайника, наверное! Ой, что будет-то! Пошли, скорее! Скажем, что нас там не было!
– Меня там и не было, – заметила Нюрка, однако поспешила вместе со всеми подальше от опасного места.
Чайник давно собирался сгореть. Старый, ещё советский, с державшейся на честном слове вилкой и постоянно искрящий, он явно просился на свалку. Но выкинуть-то легко, а в чём воду кипятить? Администрация новый покупать не планировала. В коридоре кулер стоит, вот оттуда и пейте. А что за вода в кулере? Вечно чуть тёплая. Вот и доигрались. Но кто думал, что от него проводку закоротит?
Отовсюду уже бежали постояльцы, перепуганные сиреной, по фойе бестолково метались охранники, не зная, что предпринять. Захра кричала что-то в телефонную трубку по-азербайджански. То ли пожарных вызывала, то ли управляющего отеля.
Нюрка уже хотела было вместе со всеми выбежать на улицу, но вдруг остановилась как вкопанная. Куртка! Её куртка осталась в комнате отдыха! А в кармане куртки… Он же сгорит!
Не думая больше ни о чём, она метнулась обратно. Бежать против толпы оказалось трудно, но рост выручал. Иногда даже хорошо быть двухметровой шпалой, хотя в большинстве случаев обидно.
Пожарные ещё не приехали, но возле двери в комнату для персонала, из-за которой валил дым, стоял дядя Азад.
– А ты чего тут делаешь? А ну-ка марш на улицу! – закричал он, заметив Нюрку.
– Мне внутрь надо, дядя Азад!
– Куда внутрь? С ума сошла? Там горит всё!
– На секунду, дядя Азад! Только куртку забрать!
– Да сгорела куртка давно! Беги отсюда! Вот сумасшедшая девчонка! Куртка! Молись Аллаху, чтобы огонь дальше не перекинулся.
Дядя Азад стоял перед дверью как скала, а время, драгоценное время, шло. Может, именно в эту секунду огонь подбирается к её куртке! Где могло загореться? Там, где стоял чайник? Так куртка висела на вешалке, на противоположной стене. Как раз рядом с выходом. Заскочить, схватить куртку и тут же обратно!
– Азад! Азад, старая лиса, у тебя ключи от ворот? – К ним бежала Захра. – Давай скорее, открывай! Пожарники приехали!
На Нюрку та даже внимания не обратила. Дядя Азад поспешил за администраторшей открывать ворота пожарным. А Нюрка, пользуясь моментом, рванула дверь. Глаза защипало от дыма, дышать в одно мгновение стало невозможно, а в лицо дохнуло жаром. Пахло палёной пластмассой, но огня не было видно. Впрочем, не было видно ничего. Облицованные панелями стены в комнате для персонала не горели, а плавились изнутри. Нюрка почти вслепую шарила руками по горячим панелям, пытаясь найти вешалку. Вот она! И куртка. Кажется, цела.
Она выскочила наружу, кашляя, задыхаясь. Забыла захлопнуть за собой дверь, но по коридору уже бежали пожарные, разворачивая на бегу шланги. А Нюрка судорожно перетряхивала карманы закоптившейся, ставшей из кремовой почти чёрной куртки. Да где же он? Вывалился телефон, старая «Нокия», неубиваемый кирпич. Спорить можно, такая не сгорит. Паспорт, кошелёк. Пустой, даже если бы и сгорел, не жалко. Ключи от дома. Где же, где? Вот! Дрожащими руками Нюрка вытащила платок. Обычный мужской платок, синий, с римским узором по краю. Европейский, местные мужчины пользуются платками с бута, национальным рисунком, похожим на изогнутые капельки. Платок был абсолютно цел и даже не подкоптился. Нюрка сжимала платок в руках, но ей и в голову не приходило вытереть им слёзы, бегущие по щекам.