Страница 8 из 16
Я не хотел обманывать себя утешительной ложью: мне нужна была правда о том, что такое смерть, какой бы эта правда ни была. Поэтому в своих поисках я стремился быть максимально объективным, а потому старался обратиться к самым разнообразным материалам. Я изучал представления о жизни и смерти, сформированные различными религиями. Я читал тексты, известные как «Египетская книга мёртвых» и «Тибетская книга мёртвых». Я изучал труды современных восточных учителей, смотрел записи их телевыступлений. Я выяснял, как понимали смерть великие философы – от Лао-цзы и Сократа до Тиллиха и Фромма. Я хотел понять, что думает об этом нынешняя физика. Я читал работы современных психологов и медиков по проблемам смерти и околосмертного опыта. Обширный научный материал по этой проблематике соединялся в моих представлениях с уже известным мне материалом биографической и художественной литературы. Чем больше я знакомился с этими разнообразными источниками, тем глубже и удивлённее убеждался в том, что они не столько противоречат, сколько дополняют и подтверждают один другой.
Поначалу меня это удивляло и настораживало: может ли это быть? не кажется ли это мне, дилетанту? не теряю ли я объективность? не подгоняю ли я факты под желаемые мне выводы? Однако вскоре выяснилось, что так обычно и происходит с теми, кто исследует проблему смерти. Приведу два примера. В 1927 году выдающийся психолог Карл Густав Юнг знакомится с английским переводом «Тибетской книги мёртвых», созданной больше тысячи лет назад. Она произвела на него очень глубокое впечатление. Как пишет переводчица этой книги на русский язык Ольга Туманова, Юнг «написал «Психологический комментарий» для её немецкого издания, в котором дал глубокий анализ содержания этой книги и показал, насколько глубоко проникли мудрецы Востока в тайны жизни и смерти и насколько выше их знание человеческой психики по сравнению с представлениями европейцев». И это пишет Юнг, весьма критично относившийся даже к учению великого Фрейда!
И второй пример. В 1992 году выходит в свет «Тибетская книга жизни и смерти», написанная Согьялом Ринпоче – одним из самых выдающихся тибетских учителей ХХ столетия. В 2012 году, когда она была издана на русском, эта книга вышла уже в 54 странах на 26 языках. В ней Согьял Ринпоче излагает знания о смерти, не только выработанные в Тибете много столетий тому, но и полученные современными европейскими и американскими психологами, психотерапевтами, врачами. Сегодня эта книга включена в программы многих медицинских университетов мира, она активно используется в самых разных странах во врачебной практике.
Такие примеры были очень важны для меня. Если и в представлениях столь глубоких мыслителей, как Карл Густав Юнг и Согьял Ринпоче, так органично может соединяться и дополнять одно другое знание, древнее и новейшее, восточное и западное, эзотерическое и экспериментальное, то дело, значит, не в моей субъективности.
Постепенно в ходе работы россыпь отдельных фактов неуклонно и всякий раз неожиданно для меня складывалась в целостную и всё более чётко прописанную картину. Неуклонно и неожиданно вместо безотрадного представления о смерти как полном крахе и разрушении жизни вырисовывалась исполненная смысла и логики картина бесконечной жизни, включающей в себя и смерть как один из своих этапов, пусть даже довольно драматичный. Для меня как человека, имеющего отношение к науке, особенно важно было то, что такое понимание жизни и смерти подтверждалось и результатами самых современных клинических и экспериментальных исследований.
Я должен был радоваться этому открытию, я хотел радоваться ему, но что-то мешало мне: меня не оставляли сомнения в том, что в чём-то я всё же ошибся, что где-то принял желаемое за действительное, слишком уж это представление о смерти отличалось от того, в котором я был воспитан. В какой-то момент мне стало ясно: для того, чтобы обоснованно и объективно определить свою точку зрения на проблему смерти и своё отношение к ней, я должен подробно изложить на бумаге все аргументы «за» и «против» привычного стереотипа, сформулировать отношение к нему современной науки и тогда уже принимать решение. И я начал писать что-то вроде эссе о природе смерти.
Пишущие люди знают: как бы долго ты ни работал над проблемой, не верь, начиная писать, что тебе уже всё ясно в ней и осталось только изложить это «всё» на бумаге. Каждый абзац заставляет тебя убедиться в том, что полной ясности ещё нет, а потому даётся с трудом, но благодаря этому труду каждый абзац делает твоё понимание чуть более ясным. В конце концов, твоё понимание природы смерти полностью проясняется во всей своей новизне и неожиданности. И когда ты ясно осознаёшь, что смерть – это органичная часть вечной жизни, тебе начинает открываться настоящая логика жизни, которую ты до сих пор не знал, да и вряд ли смог бы понять.
В свете этой логики многое в жизни начинает выглядеть иным, чем раньше, и ты начинаешь понимать то, чего не понимал и не мог бы понять раньше. Теперь я начал постигать, почему многие мудрые люди не боялись смерти, почему, по их мнению, взгляд именно сквозь призму смерти (memento mori) открывает настоящий смысл жизни, её истинную красоту, её подлинные ценности. Я понял, почему мудрые люди говорят, что смерти боится только тот, кто боится жизни. Много размышлявший об этом Лев Толстой заметил: «Вспоминать о смерти – значит жить без мысли о ней. О смерти нужно не вспоминать, а спокойно, радостно жить с сознанием её постоянного приближения».
Ещё не так давно эта фраза Толстого была мне совершенно непонятна. Теперь мне легко было понять её. Ещё недавно и сам я периодически вспоминал о смерти, и каждый раз эта мысль отравляла мне жизнь. Теперь же я жил, сознавая постепенное приближение смерти, но это не мешало мне жить спокойно и радостно, потому что я перестал бояться её. Избавиться от главного из человеческих страхов – это, как говорится, «дорогого стоит». Мне казалось, что я действительно поднялся с четверенек и снова, как в юности, когда смерти для нас ещё нет, стал homo erectus – человеком прямоходящим. Это была совсем иная жизнь.
Она стала совсем иной ещё и потому, что новое понимание природы жизни и смерти открыло для меня путь решения некоторых других важных проблем, прежде всего – проблем одиночества и смысла жизни. В итоге, благодаря новому знанию, моя жизнь вырвалась из сжимавших её оков смерти, одиночества и бессмыслицы. На собственном опыте я убедился в том, что роковой «бермудский треугольник» из трёх главных экзистенциальных страхов может быть преодолён, а если так, то теперь могут быть побеждены и другие страхи.
И я спросил себя: может, это и есть счастье? Достаточно ли нам освободиться от наших страхов, чтобы чувствовать себя счастливыми, или нужно что-то ещё? Весь мой опыт подсказывал, что отсутствие страхов – это главная предпосылка нашего счастья, это, так сказать, «контрольный пакет» счастья, но, видимо, ещё не всё счастье. Я чувствовал, что счастье уже совсем близко, осталось пройти совсем немного, но как найти дорогу к нему?
– А что тут искать? – удивится кто-то из читателей, как удивился когда-то мой собственный внутренний голос. – Можно подумать, что мы совсем не догадываемся о том, что такое счастье. Да спросИте вы подряд людей на улице, и они в один голос скажут вам: счастье – это деньги, это удовольствия, это успех, это любовь, это дети, это здоровье, это свобода. А уж если у тебя есть всё это вместе, то тут вообще никаких сомнений быть не может – ты достиг полного счастья. И разве это не так, а?
Ещё недавно я и сам так думал, но чуть приоткрывшаяся мне в размышлениях о наших главных страхах логика жизни подсказывала: нет, это не так. Ответьте мне, пожалуйста, г-н читатель, на простой вопрос: чего из всех перечисленных условий счастья не хватало, скажем, блестящей певице Уитни Хьюстон, смерть которой в недалёком прошлом потрясла миллионы людей? Красивая, ещё совсем молодая, талантливая, успешная, уже заработавшая кучу денег, собравшая больше всех в мире музыкальных наград и премий, исполнительница самого популярного сингла в истории музыки и т. д., и т. п. У неё было всё, что нужно для счастья, не правда ли? А теперь скажите: почему такой редкостно счастливый по всем вашим меркам человек должен был умереть в 48 лет от давнего пристрастия к алкоголю и наркотикам? И ведь она не исключение: я мог бы привести ещё много подобных примеров.