Дым и Дух

– Где Кайзен? – рыкнул он, косясь на куртку.

Сэндис, стараясь ничем не выдать глодавшего ее страха, вперила взгляд прямо в глаза мордоворота и прохрипела самое страшное, что только пришло на ум:

– Ирет грядет.

Если бы Марек хоть немного соображал в колдовстве, он бы понял, какую чушь порет Сэндис. Но его нанимали не за смекалку, а за тяжелые кулаки. Глаза его выкатились из орбит. Он затрясся от ужаса, отшатнулся от Сэндис, словно от ядовитой змеи, и вжался в стену. А затем, ежесекундно оглядываясь, отворил дверь.

В лицо Сэндис ударил холодный, пропахший дымом ночной воздух Дрезберга.

4

Ночь шла на убыль, а вместе с ней убывала и прыть Рона. Ему нравилось все делать быстро и ловко – комар носа не подточит. Завернув тиару в неописуемое рванье, он оставил ее в заранее обговоренном месте, где его уже ждала награда. Миг – и увесистая пачка банкнот перекочевала в карман его куртки. Не в тот, где лежал амаринт. Хмурое солнце неохотно вставало над горизонтом, почти неразличимым за покрытыми сажей и копотью стенами Дрезберга. Дом, милый дом манил и взывал, но, прежде чем вернуться в него, Рон решил заскочить в гости.

Мама наверняка уже проснулась; можно было и постучать, но Рон на всякий случай открыл дверь ее квартиры своим ключом.

Квартира была миленькой, хоть и простенькой, раза в два больше его собственной. По правую руку располагались жилые комнаты, а кухня с крошечной гостиной – потому что ни одна миленькая квартирка немыслима без гостиной – были по левую руку. Прямо у входной двери стоял небольшой книжный шкаф, пестревший иноязычными названиями корешков книг, купленных по баснословной цене. Затем, завиваясь полукругом, шли мамина комната, туалет и кладовка.

Оповещая о своем приходе, Рон с треском захлопнул дверь.

– Это ты, Рон? – послышался нежный, но строгий голос. – Надеюсь, что ты, а не коммивояжер-прилипала! Тот как начнет втюхивать свой товар – спасу нет!

– А если я начну втюхивать деньги? – рассмеялся Рон.

– Не мели вздор, Рон. Ты хоть сам понимаешь, какую околесицу несешь? Подожди минутку. Я одеваюсь.

Рон поддел ногой стул, стоявший возле обеденного стола, придвинул его к себе и с наслаждением плюхнулся на сиденье. Откинул на спинку голову, смежил веки. Дрема сковала его, серой дымкой затянув глаза. Может, не торопиться домой, а прикорнуть тут на кушетке? Денег на извозчика жалко, а по крышам он уже напрыгался на сегодня.

Через мгновение, причесывая волосы, из комнаты появилась мама. На ней были яркий, но дешевый хлопковый жакет и юбка.

– Собираешься на работу? – спросил Рон.

Три смены в неделю его мама работала на административную контору при Иннеркорде, где клевреты государственной власти трудились до седьмого пота над уложениями и актами. Мама Рона заполняла документы.

– Да. Так что я не нуждаюсь в твоей благотворительности.

– Какая жалость! – Рон запустил руку в карман, вытащил половину спрятанных там банкнот и залихватски швырнул на стол.

– Рон, я серьезно! – Мать положила расческу на столешницу и уперла руки в бока.

– Как знаешь. Но если ты их не возьмешь, мне придется набить ими карманы домовладельца.

– Мне и половины хватит, – фыркнула Адалия Комф, задорно тряхнув головой.

– Это и есть половина.

– Тогда располовинь заново. Зачем, спрашивается, я потратила столько денег на частное образование, если ты даже делить не умеешь!

Весело хрюкнув, Рон смахнул сверху пару банкнот, смял их и поспешно запихал в карман. Вскинул руки и проворно зашевелил пальцами, словно фокусник, показывающий, что фокусов в его репертуаре больше не осталось.

Мать склонилась над столом и забрала деньги.

– Ну и запашок от тебя, – недовольно сморщилась она.

Рон ухватился за воротничок, притянул его к носу, понюхал.

– Прости.

Адалия нахмурилась и села на стул рядом с ним. По-видимому, запашок был вполне терпимый.

– Не хочешь объяснить, с чего вдруг ты снова взялся шляться по канализации? – Темные глаза матери буравили его, словно стилеты.

– Работа такая?.. – пожал он плечами.

– М-да. И что же ты всю ночь делал, скажи на милость? Только не вешай мне лапшу на уши, что поднялся ни свет ни заря, лишь бы сделать мне приятный сюрприз и забежать на огонек.

– Сюрприз! – завопил Рон, дурашливо ухмыляясь и раскидывая руки.

– Горе ты мое луковое, – покачала головой мать.

– Да ладно, мам, все у меня тип-топ.

– Пока да. Спасибо, что не забываешь обо мне, но прошу тебя, держи ухо востро. Смотри, во что ввязываешься. Этот город – средоточие тьмы. А тьме только дай прибрать к рукам такого чудесного мальчугана, как ты.

Рон подавился смехом. Как ни крути, а для матери он до сих пор был лучшим сыном на свете.

– Ой, – дернулся он, когда Адалия ущипнула его повыше локтя. – Да у меня отличная работа. Ничего из ряда вон выходящего, ничего опасного.

Что ж, последнее дельце именно таким и оказалось, тут он не врал.

– И поэтому из тебя о работе и слова не вытянешь? – Мать покачала головой. – Посмотрел бы на тебя твой отец!

– Да какой он мне отец! – вмиг ощерился Рон. Радость его как рукой сняло.

– Родной, Рон! – Адалия подняла руки, пресекая все его возражения. – Прости. Зря я снова затеяла этот разговор. Но семья – это навсегда. Помни об этом.

Рон шумно втянул в себя воздух и медленно выдохнул, выпуская заодно и всколыхнувшуюся в нем ярость.

– Да я помню, помню.

Он поднялся, склонился над матерью и поцеловал ее в лоб.

– Уф… – Адалия помахала ладонью у себя перед носом. – А ну-ка шуруй в ванную. Иначе я тебя из дома не выпущу. От тебя несет, как от сточной канавы.

– Как и от любого истинного жителя этого города, – широко ухмыльнулся Рон.

На улицах Дрезберга Сэндис пыталась слиться с безликой толпой и любым способом укрыться от любопытных глаз. Кайзен частенько выводил ее в город, но выбраться наверх одной, да еще днем – такое ей даже не снилось. Что ж, мечты иногда сбываются. Внезапно Сэндис затопила тоска. Тоска – и страх.

Кайзен наверняка уже обнаружил, что она сбежала. Надо срочно найти убежище. Времени в обрез.

За эти четыре года Дрезберг почти не изменился, и все же Сэндис ежеминутно вертела головой, изучающе всматривалась в лица. Дома ее не интересовали. А вот повстречаться со знакомыми она бы не согласилась ни за какие коврижки. Знакомые лица – это оккультники. Оккультники, которые ее выследили.

Поглубже натянув капюшон украденной куртки, Сэндис замерла под карнизом, пропуская фургон фермера, который нахлестывал кнутом коня и орал на прохожих, чтобы те расступились. Прохожие огрызались, кто-то даже запустил в спину фермера обломком булыжника. Камень просвистел мимо. Сэндис глубоко вздохнула и посмотрела вверх, соображая, куда идти дальше. Она смутно помнила банк, в который меньше двух дней тому назад привел ее Кайзен. Но от этого банка зависела ее жизнь.

В последний раз скользнув встревоженным взглядом по улочке и лицам, Сэндис стремглав перебежала дорогу. Грубые булыжники терзали ее ноги, обутые в легкие туфли. Какая-то старуха перехватила взгляд Сэндис, и девушка поспешно опустила глаза. Сюда. Да, она помнит этот магазин, здесь продаются замки́. Поняв, где находится, Сэндис приободрилась. Теперь ей все по плечу.

Вытерев липкие ладони о штаны, она обогнула жилой массив, снова перешла улицу и решила пройти напрямик, срезав через проулок. И зря. Проулок упирался в недавно построенный на свободном пространстве дом, перегородивший собой все вокруг. Сэндис вернулась. Округ Два, восточная граница города, где располагался банк, был немного знаком ей. Она не заблудится. Держась поближе к витринам и продираясь сквозь толпу спешащих на смену людей, она вскарабкалась на холм. В Дрезберге все гнули спины на фабриках. Пока Сэндис не угодила в логово Кайзена, они с Аноном тоже работали на одной. Бедняки горбатились у конвейеров, средний класс понукал бедняками, богатеи же понукали всеми вокруг.