Дым и Дух

Сэндис спокойно глядела перед собой. Она была обычной восемнадцатилетней девчонкой, не слабее и не сильнее других. Она не владела никаким мастерством, если не считать умения работать на конвейере, приобретенного ею в детстве. Она не могла похвастаться крепким сложением, недюжинным ростом или свирепым оскалом. Она даже не была вооружена.

И в то же время находившиеся рядом с ней мужчины – банкиры, счетоводы и тройка местных «шакалов» прекрасно понимали, насколько она опасна. Они знали, в кого она могла обратиться. Кайзену достаточно прошептать несколько слов, чтобы невольница Сэндис исчезла, а в ее тело вселился Дух из потустороннего мира. Дух, чье имя, смешанное с кровью и золотом, горело и полыхало у нее на спине. Существо, подвластное лишь воззвавшему к нему жрецу-заклинателю.

Ирет.

– Уверяю вас, все в полном порядке, – произнес один из банкиров.

Сэндис ни секунды не сомневалась, что верно угадала его профессию: так, с иголочки, одевались только банкиры. А еще она ни секунды не сомневалась, что он трепетал от ужаса. Он дрожал как осиновый лист, прятал глаза, а на его верхней губе блестели капельки пота. Вместе с двумя товарищами он мялся возле стола, что был напротив двери в самом дальнем конце комнаты.

Невыгодная позиция.

– Надеюсь, так оно и есть, – отозвался Кайзен. Голос его, невзирая на возраст, по-прежнему оставался звонким и сильным.

За все четыре года, что она провела в логове, Кайзен ни разу не упомянул, сколько ему лет, и Сэндис полагала, что около семидесяти. Он, как скала, возвышался и над Сэндис и над банкирами (ему вообще было не привыкать возвышаться над каждым встречным), и только сегодня один маячивший в отдалении широкоплечий «шакал» мог потягаться с ним в росте. Бандиты не особо отличались от оккультников: просто они предпочитали разбираться со своими обидчиками без помощи ведовства и не превращали людей, подобных Сэндис, в оружие языческой мести. По правде говоря, бандиты сторонились оккультников. Однако в последнее время Кайзена и «шакалов» объединяли общие интересы – шальные деньги и враги. А банкиры, по всей видимости, насолили обеим заинтересованным сторонам.

Пока Кайзен стращал финансистов, Сэндис держалась особняком. Мало кто что-либо понимал в обрядах, требующих погружения в эфирную среду. И лишь единицы отваживались их совершать. Стоило чуть-чуть напутать с заклинанием или забыть смешать кровь вассала и жреца, как нумен выходил из повиновения и набрасывался на того, кто его призвал. Стоило только полиции пронюхать, что кто-то занимается ведовством, как жрец и его вассал тотчас оказывались за решеткой в «Герехе», самом жутком узилище Колинграда, по сравнению с которым логово Кайзена представлялось обителью блаженства. Ведовство считалось ересью. Хотя Кайзена религия заботила мало.

А вот Сэндис заботила. Когда-то. Давным-давно.

Широкие поля шляпы скрывали продолговатое лицо Кайзена и прятали блеск его хищных глаз – блеск, по которому немудрено было угадать дальнейшие намерения жреца. Если, конечно, уметь читать по глазам. А Сэндис наловчилась в этом изрядно. Кайзен о ее способностях не догадывался. По крайней мере, она очень на это надеялась. Когда дело дойдет до схватки с Кайзеном, это умение ей пригодится, как и пара-тройка других, которые она приобрела за годы общения с ним.

– Нет ничего особенного в том, что я хочу взглянуть в приходно-расходные книги, – настаивал Кайзен.

Неужели банкиры оглохли и не слышат угрозы в его голосе? Голосе, от которого у Сэндис мурашки бегут по коже. Вроде бы простые слова, но Кайзен никогда ничего не говорил просто так. Он никогда не повышал голоса, не просил и не умолял. С какой стати ему было до этого опускаться: любой и каждый в этой комнате, любой и каждый в этом городе был пешкой в его игре… игре, в которой ему не было равных.

Банкир кивнул и повернулся к сотоварищам. Они сдавленно зашушукались, один из «шакалов» вытянул шею и навострил уши. Кайзен, склонив голову набок, застыл, выпрямился во весь свой немалый рост. Его длинные и тонкие пальцы, словно лапы паука, сплелись на серебряном набалдашнике трости. На Сэндис он не смотрел.

Чаще всего на подобных мероприятиях Сэндис стояла как столб, бессмысленно таращась в пустоту. Кайзен не одобрял, когда вассалы совали нос в его дела. Она и не совала, не вела даже бровью, чтобы не выдать свою заинтересованность. Однако от глаз ее не укрылось, как банкир вытащил запертый ларец, поставил его на вымытый до блеска стол и, повозившись с замком, наконец-то его отпер.

– Не понимаю, для чего они здесь, – буркнул он, косясь на «шакалов».

Скользнув глазами по первому отчету, Кайзен сразу же отложил его в сторону и потянулся за следующим. Прочитал титульный лист, открыл, быстро пролистал. Отчет о расходах за текущий месяц, если судить по дате; Сэндис поспешно отвела глаза. Кайзен был уверен, что она не умеет читать – одержимые в массе своей были неграмотны. Не стоит давать ему повода для подозрений: лишний козырь в рукаве ей не повредит, а она ни за что его не отдаст.

– Ваша нерасторопность пагубно отражается на моих с ними отношениях. Потому-то они и здесь. – Кайзен ожесточенно листал приходно-расходную книгу.

Один из бандитов перехватил ее взгляд, но тут же потупился.

Дружба дружбой, а от Сэндис все предпочитали держаться подальше, хотя без Кайзена она была совершенно беспомощной. Она кое-что помнила о своих перевоплощениях. Еще один секрет, который Сэндис тщательно хранила от своего хозяина. Вассалы никогда – никогда – не помнили о том, что происходило, когда ими овладевал Дух.

«Ирет», – подобно грому раздалось у нее в голове, и Сэндис на мгновение испугалась, что произнесла имя Духа вслух. Но вокруг все шло своим чередом: Кайзен препирался с банкирами и уделял ей внимания не более, чем колченогому стулу. Сэндис осторожно обвела глазами комнату, пытаясь угадать, о чем думают окружающие ее люди, и внутренне содрогаясь от запахов пота, керосина и страха, пропитавшего эти темные прочные стены. В дальнем углу комнаты виднелись два сейфа. Окон не было вовсе. Все лампы, кроме двух, перенесли поближе к столу, где Кайзен с хозяйской дотошностью просматривал счета и бухгалтерские отчеты.

Казалось, самый молодой банкир, худенький, как тростинка, юноша, вот-вот упадет в обморок. Он побледнел, как полотно, под его глазами залегли фиолетовые круги. Сэндис поспешно отвела взгляд – незачем пугать его до полусмерти.

Слева от нее вдоль всей стены тянулась длинная пробковая доска с пришпиленными на ней бумагами и записками. Под доской в многочисленных ящиках громоздились кипы приходно-расходных книг, папок и различных финансовых документов. Она медленно шарила глазами по одной из надписей – да, она умела читать, но без постоянной практики было сложно мгновенно осознавать прочитанное. Требовалось время, чтобы слова обрели смысл.

«Пожертвования» – прочитала она. И рядом: «Обмен золота».

Кайзен пробормотал что-то себе под нос. Взгляд Сэндис метнулся обратно к банкирам, и она замерла: она увидела слово, которое могла прочесть без запинки, слово, знакомое ей лучше всех слов на всем белом свете – «Гвенвиг». Ее собственная фамилия.

Дыхание Сэндис пресеклось, и она заставила себя бесцельно пялиться вдаль, пока снова не пришла в себя.

– Но так работают все банки, Кайзен, – сказал третий, пожилой, банкир – не тот, первый, со вспотевшей губой, и не тот, второй, без кровинки в лице. Лоб его избороздили глубокие морщины. – Испокон века банки – это кредиты и ссуды.

Бросив взгляд на книгу, Сэндис снова увидела свою фамилию. «Гвенвиг». Не самую благозвучную и не самую обыкновенную фамилию. Кроме нее только трое носили эту фамилию – и все трое были мертвы.

– Ошибаетесь, мистер Бан, – медоточиво проговорил Кайзен, и у Сэндис душа ушла в пятки. – С вашей корпорацией я работаю на особых условиях. И, смею вас заверить, мои финансовые вложения работают по-другому.