Дым и Дух

– Держи вора! – снова заорал он, не замечая горькой иронии своих слов.

Зарычав, Рон скрестил руки, словно ограждая себя от нападок, прибавил скорости и буром ввинтился в людское море. Вылетев на улицу, где люди двигались не плечом к плечу, где между ними оставался хоть какой-то свободный зазор, он принялся локтями прокладывать себе дорогу. Его поносили на все лады. Одна женщина даже огрела сумкой. Плевать. Ему надо догнать Сэндис. Ему надо ее догнать.

«Да откуда в ней столько энергии?»

Кто-то возмущенно заверещал справа, и Рон повернул голову посмотреть, что случилось. А там, разбрасывая людей в стороны, проталкивались бугаи из таверны – коренастый крепыш, которому он разворотил челюсть (явно главарь), и кто-то еще.

«Чудненько. Во что бы она там ни вляпалась, надеюсь, они ее схватят». Он затряс головой, скрипнул зубами и рявкнул «Посторонись!» двум болтунам-ротозеям. «А вот и нет. Надеюсь, они ее не схватят. Иначе они схватят и мой амаринт».

Ну какой же он идиот! Тупица! Болван! Головой надо думать, головой, а не одним местом! «Идиот, идиот, идиот!»

Он прорвался через толпу на улицу, почти не запруженную людьми. Обеденный перерыв скоро закончится, и людской поток поредеет. Рон припустил изо всех сил. Еще чуть-чуть поднажать, и…

«Только не это!» Рон замер, как вкопанный. Покрутился на одном месте. Снова нырнул в толпу. Выскочил на улицу. Кинулся в один переулок, в другой. «Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!»

Девчонка словно сквозь землю провалилась.

Сэндис летела сломя голову, пока легкие ее не разорвались и не подогнулись ноги. Кожа под курткой, которую она так и не осмелилась снять, зудела от пыли и липкого пота. Прихрамывая, она свернула в первый попавшийся проулочек, застроенный узкими домами. В похожем она когда-то жила сама. В нос ударил зловонный запах помойного ведра, переполненного кухонными отбросами, но Сэндис так вымоталась, что прислонилась к стене рядом с ним. С глаз долой – это главное… Смежив веки, она жадно глотала воздух, не удосужившись даже смахнуть прилипшие к вспотевшему лбу мокрые пряди волос. Ноги подкосились, и она тяжело опустилась на грязную, засыпанную щебнем и гравием дорогу. О булыжных мостовых в подобных кварталах могли только мечтать.

Желудок недовольно забурчал. Сэндис наклонилась и стащила с ноги замызганную туфлю. Тонкая подошва стерлась и грозила вот-вот отвалиться. Ноги ее были сбиты в кровь. На ступнях вздулись волдыри и мозоли. Она сняла вторую туфлю и вытянула ноющие ноги. Надо передохну́ть, отдышаться.

И разжать пальцы, стиснувшие золотую побрякушку. Пальцы не разжимались. Она так долго и так сильно стискивала амаринт, что они онемели. Согнув ноги и отгородившись этой импровизированной стеной от всего мира, Сэндис массировала пальцы, пока они не обрели подвижность и амаринт не упал ей на колени.

Сэндис зачарованно глядела на тонкие петлевидные золотые кольца, на сияющий шар, свободно висящий в воздухе в самом центре амаринта. Если загнать его по цене золота, из которого он сделан, Сэндис безбедно проживет целый месяц, а то и больше. Однако на самом деле амаринту цены нет. Он бесценен. Пронюхай кто, что ей в руки попал столь уникальный артефакт, его отнимут у нее, не заплатив ни гроша. Именно так. Сэндис в этом нисколько не сомневалась.

Она повертела амаринт и так и сяк, пытаясь разобраться, как он работает. Взялась за один из золотых лепестков, покрутила. Амаринт тихонько зажужжал, петли-кольца закружились друг вокруг друга. Сэндис выпустила артефакт из рук. Он приземлился ей на живот и затих. Видимо, он исчерпал все свое волшебство, пока висел в воздухе в таверне. Да, точно, Кайзен упоминал об этом – одна минута один раз в день.

Подобрав амаринт, она поглубже засунула его во внутренний карман куртки. Ей надо продержаться и не попасться на глаза холуям Кайзена еще сутки. А затем, случись что, амаринт придет ей на помощь. Хотя… Какой в этом толк? Что она успеет совершить за минуту? Боец она никудышный. Куда ей до Рона.

Притулившись возле стены, Сэндис нахмурилась. Живот недовольно заворчал. А Рон был так мил. Помог ей. Если бы не он, она бы снова оказалась у Кайзена. И как она ему отплатила? Заграбастала его амаринт. Закрыв лицо руками, она тяжело и часто задышала. У нее не осталось сил плакать.

Какая же она дрянь. Но ей надо как-то защищаться, пока она ищет Талбура Гвенвига. Он богат, он обменивает золото. Когда она найдет его, он поможет ей отыскать Рона. Сэндис перед ним извинится и вернет амаринт. А если он потребует компенсацию, она устроится на фабрику и заплатит ему требуемую мзду. Если получится… Но сейчас амаринт нужен ей гораздо больше, чем Рону. Он такой сильный, так уверен в себе… Никаких сомнений, амаринт нужен ей гораздо больше.

Кто-то потрепал ее по плечу.

Сэндис вскочила, готовясь задать стрекача, но перед ней стоял всего лишь мальчик лет семи-восьми от роду, которому не мешало бы хорошенько помыться. Одежонка его прохудилась, штаны порвались на коленях. Босые ноги, похоже, никогда не знали ботинок.

Мальчуган протянул ей краюху хлеба.

Сэндис вытаращила глаза. Изумленно посмотрела на хлеб, затем на мальчонку.

– Мама сказала, ты, видать, переживаешь не лучшие времена.

Мальчуган оглянулся на женщину лет сорока, которая стирала белье в корыте, вытащенном на крыльцо одного из узеньких домишек. Женщина ободряюще кивнула малышу, а может, и Сэндис, и мальчуган продолжил:

– Она сказала, с ней тоже такое было, и что нельзя бросать тех, кто очутился в беде.

Он снова протянул ей краюху. Сэндис приняла ее. Руки ее дрожали. На глаза навернулись слезы.

– Спасибо, – сдавленно прошептала она.

Мальчуган улыбнулся щербатым ртом и рысью вернулся к матери. Подождав, когда женщина вскинет на нее глаза, Сэндис поблагодарила ее кивком головы и впилась зубами в хлеб. Казалось, она в жизни не ела ничего восхитительнее. Да, он был черствый и сухой, и Сэндис пришлось немало потрудиться, чтобы перемолоть его засохшие корки, но она справилась, и краюха хлеба ухнула в ее желудок, как камень, сорвавшийся с крыши. Затем, собрав в кулак все свое мужество, она натянула туфли и заковыляла к женщине и мальчику.

Не проронив ни слова, она опустилась на колени, подцепила грязное белье, окунула его в корыто и принялась отстирывать пятна.

Ночь, благо позволяла погода, Сэндис провела на крохотном крылечке добросердечной семьи. Крыльцо было жестким и неуютным, но Сэндис так устала, что большую часть ночи проспала без задних ног. Ее приглашали в дом, но она не решилась зайти. Она знала, на что способны подручные Кайзена. Рыща по следу беглеца, они не щадили ни его родных, ни друзей. Беглецу негде было искать спасения, и часто… часто он сдавался сам.

Возможно, лучше дождаться, когда Кайзен прекратит гоняться за ней, и только после этого отправляться на розыски Талбура Гвенвига. Чтобы оградить его от беды. Хотя, если он богат (а он, вероятнее всего, богат, раз обменивает золото), возможно, это он оградит ее от беды. О, милосердный Целестиал, да будет так.

По счастию – хотя какое уж тут счастье, – кроме Талбура Гвенвига, у Сэндис не было ни родственников, ни знакомых. Однако благоразумнее не вмешивать этих добрых людей – да и вообще каких угодно людей – в заваренную ею кашу. Так будет лучше и для них, и для нее. Так ее сложнее будет найти. Возможно, Кайзен никогда не прекратит гоняться за ней, но ведь и его мошна не бездонна, верно?

Вот на Элис он вряд ли стал бы тратить столько сил. Слишком уж незначительные Духи вселялись в ее тело. Другое дело Сэндис. Сэндис, по причинам ей неведомым, принимала в себя очень могучих Духов. Похоже, ей по плечу даже Духи восьмого уровня. А если так, то она просто незаменима.

Из шести вассалов, еще вчера являвшихся собственностью Кайзена, только трое – она, Хит и Дар – вмещали в себя Духов седьмого уровня. Теперь у Кайзена остался лишь Дар. Хит погиб, не выдержав мощи Колососа, а Сэндис сбежала. Для Элис и Кайли пределом были Духи пятого уровня, для Риста – шестого. А что, если Кайзен скорее опустошит свою казну, чем позволит ей уйти от него? В таком случае она совершила непростительную глупость…