Королева пламени

— Что конь, что хозяин, — процедила Дарена, и Ваэлин снова поморщился.

Они ссорились впервые после Алльтора, и Ваэлин задумался: так ли прочна их связь, как показалось? Битва закончилась быстро, что неудивительно, если учесть разницу в силах. Четверть часа, пока вырубили варитаев, — и воларцы кинулись наутек в разные стороны. Эорхиль бросились в погоню, нильсаэльцы прикончили раненых и предались освященной временем традиции: мародерству. К немалому удивлению Ваэлина, солдаты приветствовали его с суровым уважением, кланялись, салютовали копьями.

«Они что, не захотели видеть? — подумал Ваэлин. — Наверное, им проще верить в человека, одержимого безумной отвагой, на коне, одержимом Тьмой, чем в ослабевшего дурня, не способного удержать себя в седле, а меч в руке».

— Я почти погиб сегодня, — задумчиво и спокойно произнес он. Дарена не повернулась, но напряглась. — Ты же знаешь, я потерял свою песнь. Ты вернула меня, и у меня пропала песнь. А без нее… Дарена, я выронил меч.

Она обернулась и зло выпалила:

— Милорд, вы, кажется, жалеете себя?

— Да нет, я просто честен.

— A-а, так у меня тоже есть кое-что честное для вас, — сказала она, подошла, опустилась на колени, взяла его большие ладони в свои, маленькие и тонкие. — Я однажды видела, как мальчишка дрался, будто дикарь, в жуткой игре, где требовалось захватить флаг. Я посчитала игру слишком жестокой. Ненужно жестокой. Я и по сей день так считаю. Но у мальчика тогда не было песни. Ни единой ее ноты. Если бы она была, я бы ее ощутила. Ты всегда был больше, чем просто вместилище Дара, Ваэлин.

Дарена крепче сжала его руки.

— Дар — не мышцы, не кости и не умение, выученное с детства. Я не верю, что мастерство может пропасть за пару недель.

Она посмотрела вверх, встала. Она больше не злилась, выпустила его руки, обняла его голову, притянула к себе.

— Ваэлин, нам обоим еще столько надо успеть! Я верю, что ты лучше поможешь королеве и ее цели, если встанешь рядом с ней.

Она отступила на шаг, тепло улыбнулась, гладкая ладонь очертила путь с его лба на щеку. Затем Дарена поцеловала Ваэлина в губы.

— Ты все еще не нашел ключ от этой двери?

Немного позже она лежала, прижавшись к нему: маленькая, ладная. Она уместила голову у него на груди, тесно обняла, словно старалась отогнать холод. Они сошлись с Ваэлином в первую ночь после Алльтора и тогда почти не разговаривали. Они ничего не объясняли друг другу, но молча и без малейшего стеснения сплелись в темноте, притянутые тем, чего оба не желали и не хотели объяснять.

— Королева ненавидит меня, — выдохнула она, и ее дыхание взъерошило волоски на его груди. — Она пытается спрятать чувства, но я же вижу.

«А я только начал это подозревать», — с горечью подумал он и добавил вслух:

— Мы не нарушаем законов и никого не оскорбляем. А свои чувства есть даже у королев.

— А ты с ней… когда вы были молодыми, разве вы не…

Он хохотнул.

— Нет, такого не могло случиться в принципе, — заверил он, и тут в памяти всплыло лицо Линдена Аль-Гестиана. Прошло столько лет, а вина все еще не отпускает.

— Ты же не можешь не видеть: она любит тебя, — не унималась Дарена.

— Я вижу только королеву, за которой обязан следовать, — сказал он и подумал, что лучше пока не видеть ничего больше. — А что про нее говорят сеорда?

Она вздрогнула.

— Мне — ничего. Но я же не знаю, что они говорят друг другу.

Ваэлин заметил, что отношение сеорда к ним обоим сильно изменилось после Алльтора. Восхищение королевой и привязанность к ней превратились в настороженность. Ростки уважения к Ваэлину обернулись чуть ли не враждебностью.

— Но почему так? Отчего они боятся нас?

Она долго молчала. Наконец она приподнялась, уместила подбородок на сложенные руки. Лицо ее оставалось в сумраке, и лишь на глаза падал свет из маленького окна.

— Как и для людей Веры, для сеорда смерть — не проклятие, — сказала она. — Но сеорда верят, что душа уходит из тела не в иной мир, а остается в этом: в темных местах, в тенях, невидимая и невнятная живым. Душа уносит в тень все, что человек выучил при жизни, каждую уловку охотника, умение воина, знания, мудрость. В мире теней душа отправляется на великую бесконечную охоту, свободную от страха и сомнений. Исчезает все, что обременяло человека при жизни. Остается лишь охота. Люди иногда чувствуют души из мира теней. Наверное, ты видел, как в лесу сеорда суют руку в дупло или в тень от камня. Они надеются услышать шепот родных и любимых, ушедших в великую охоту.

— Когда ты вернула меня, я остался без Дара.

— Величайшего Дара, — подтвердила она.

— Тебе следует поговорить с ними, сказать правду.

— Я говорила. И напрасно. В их глазах я преступница, а тебе не следует ходить по этой земле. Теперь сеорда чужие для меня.

Она опустила голову. Ваэлин крепче прижал Дарену к себе, нежно погладил ее плечи. Она всхлипнула.

— Так отчего же они остаются с нами?

— Они поступают так же, как и мы: подчиняются призыву волка, — тихо сказала она.

Меч Ривы шлепнул о побитый бок. Ваэлин глухо охнул. Она проворно отпрыгнула, уклонилась от его неуклюжего ответного удара, пригнулась, сделала выпад, целясь в грудь. Ваэлин увернулся, отбил ее деревянный меч вверх, полоснул по ногам — и попал. Рива опоздала с блоком.

— Как думаешь, уже лучше? — спросила она.

Ваэлин подошел к ближайшему пню, где стояла его фляга, и приложился к ней. Небо заволокло облаками, похолодало. На носу осень. Марш к Варинсхолду будет нелегким. Армия стояла в Варинсклейве уже три дня, ожидала мельденейский флот. С припасами стало легче благодаря лорду Аль-Бере, но их все равно не хватало для марша на север, особенно учитывая количество новых рекрутов. За три дня стоянки в лагерь пришли больше тысячи людей. К полку Норты прибавлялись все новые роты. Похоже, воларцы были не столь хороши в сборе рабов, как воображали себе, — но в убийствах они уж точно преуспели. Разведчики один за другим приносили известия о сожженных деревнях и забитых трупами колодцах.

— Нет, — ответил Ваэлин. — Хуже.

Он отшвырнул флягу и атаковал, выдавая серию за серией быстрых ударов и уколов. Деревянный меч плясал в его руках, со стороны и не различишь, где он. Она уклонялась и парировала с легкостью, которая и не снилась прежней Риве. Само собой, боевой опыт многого стоит. Ваэлин понимал: она делает ему поблажки, нарочно пропускает удары, которые могла бы с легкостью отбить, чуть замедляет контратаки.

— Так не пойдет, — пробормотал сквозь зубы Ваэлин, отскочив после очередной атаки.

— Ну что ты, уже сдаешься? — насмешливо спросила Рива.

«Слишком уж ты меня любишь и боишься увидеть, как я умираю снова», — подумал он.

Он взглянул на поле под холмом, где упражнялась армия. Офицеры и сержанты вгоняли и новобранцев, и ветеранов в форму, превращали их в смертоносное орудие правосудия королевы. А вон и она сама, рысит на белой лошади, белый плащ развевается на ветру. Королеву встречают восторженные крики и приветствия.

Рива подошла, встала рядом с Ваэлином и нерешительно выговорила:

— А ты знаешь?..

— Что?

— Ну, про королеву. — Рива проследила взглядом, как Лирна подъехала к новым ротам Норты. Солдаты падали перед ней на колени. — В смысле что с ней сделали. Какие могут быть последствия?

— Ее исцеления? — спросил Ваэлин.

— Нет, того, что было раньше. Исцеление исцелением, но она много страдала, а такие шрамы заходят очень глубоко.

— Так же, как и твои?

— Может, и глубже — и это меня пугает. Мои руки в крови, как и твои. Мы потеряли всякую невинность. Но за свои дела я отвечу перед Отцом, когда придет время. А вот она… мне иногда кажется, что она готова сжечь весь мир, если с ним погибнет и последний воларец. Но она не насытится и тогда.

— А ты разве не жаждешь правосудия?

— Правосудия — да. И чтобы мои люди жили без страха. Ради этого я буду воевать в ее войне и освобожу ее город. Но если ей покажется мало? Что ты ответишь, когда она прикажет плыть с ней за океан?