Королева пламени

Ваэлин посмотрел на вьющиеся струйки дыма, поднимающиеся в ночь, теряющиеся среди звезд. Быть может, Союзник поймал ее так же, как и Ваэлина? Быть может, Союзник терзает ее, превращает в тварь, подобную недавно умершей?

— Там ожидает ящик, полный всем и ничем, — ответил Ваэлин.

Теперь коней с лихвой хватало на всех, хотя сентары предпочли бы своих крепких пони большим и покорным воларским лошадям.

— По крайней мере, будет что съесть, когда придут холода, — заметил Альтурк, обрезал подпругу и с презрительной гримасой сбросил седло.

Ваэлин провел утро в пререканиях с вождями горцев. Почему-то они все считали, что им придется драться с Волчьим народом за земли.

— Мы не хотим драться за ваши земли. Мои люди уже возвращаются в тундру, — твердил им отчаявшийся Асторек и повторял для Ваэлина на языке Королевства.

Облачившийся в богато отделанный воларский панцирь Хиркан гордо стоял с топором в одной руке и трофейным коротким мечом в другой; он что-то хмуро сказал.

— Он хочет знать, какой мы потребуем дани, — перевел шаман.

Ваэлину быстро и смертельно наскучили нелепые дрязги и глупые подозрения горцев. Сейчас они казались ничтожными и постыдными.

— Пускай держатся подальше от уходящих на север людей льда и от моих, идущих на юг.

Хиркан прищурился и заговорил снова.

— Они собрали много золота и драгоценностей на поле боя, — перевел Асторек. — Он не верит, что вы просто уйдете прочь и не попытаетесь отобрать их.

Усталость Ваэлина обернулась внезапной злостью, и он положил руку на рукоять меча.

— Скажи ему, пусть дерется со мной, и я докажу свою правду тем, что вывалю все золото на его труп и спокойно уйду прочь.

Судя по тому, как ощетинился Хиркан, пригнулся, выставил оружие и зарычал, перевод не потребовался.

— Хватит! — крикнула Кираль и ступила между ними.

Она удивила Ваэлина, обрушив на горца поток беглого и, похоже, крайне грубого воларского. Хиркан потерял охоту драться, прищурился, угрюмо кивнул. Когда Кираль умолкла, он что-то буркнул, искоса глянул на Альтурка и попятился, словно ожидал нападения в любой момент. Затем он сказал Кираль что-то краткое и злое, вдруг повернулся и пошел к своим воинам.

— Что вы сказали ему? — спросил Ваэлин.

— Что мой отец заметил их рознь и слабость, — ответила Кираль и кивнула в сторону равнодушного Альтурка, — а мой отец — великий воин и вождь, он вернется сюда со всем племенем и заберет эти горы, потому что местные жители недостойны богатств, дарованных духами.

— Ну, если что и объединит их, так именно это, — рассмеявшись, подтвердил Асторек.

Кираль улыбнулась ему, но мрачно глянула на Ваэлина.

— Моя песнь сказала, что вы убили бы его.

— Ваша песнь была права. Мы выезжаем через час. Асторек, пожалуйста, передай мою благодарность твоему народу и заверь его в нерушимой дружбе Объединенного Королевства. Я не сомневаюсь, что в скором времени королева вышлет к вам послов с предложением формального союза, — сообщил Ваэлин и пошел к Шраму.

— Из того, что мне сказал Мудрый Медведь, выходит, что, если ваша миссия завершится неудачей, наша победа здесь даст нам лишь временную передышку, — проговорил ему вслед Асторек.

— Именно потому я хочу выехать как можно скорее, — ответил Ваэлин.

Асторек посмотрел на Кираль, затем — на облако пыли, поднимающееся на месте лагеря за хребтом, где собирались в путь люди льда.

— Я хочу пойти с вами… я чувствую, что так говорит мне песнь волка.

Ваэлину помимо воли захотелось улыбнуться при виде того, как потупилась Кираль. Хм, любопытно, чью же песнь на самом деле слышит наш молодой шаман?

— Я благодарен за твой выбор. Пожалуйста, поторопись с прощаниями.

Путешествие через горы не улучшило настроения. Ведьмин ублюдок осквернил и убил все, к чему прикасался. В кустах повсюду валялись трупы горцев, селения по дороге были выжжены дотла, то и дело встречались тела запоротых до смерти воларских солдат, привязанных к брошенным наземь доскам. Воларская армия не хотела идти в горы, и красные обыденно забивали всех непокорных.

— Даже Токрев не был настолько жестоким, — сказал Асторек, завидев целую дюжину запоротых солдат.

С их тел поднялась стая ворон.

— Мне его жестокость показалась более чем чрезмерной, — возразил Ваэлин.

Впереди открылось поселение, тоже сожженное и разрушенное, но у некоторых домов еще сохранились крыши.

— На ночь мы остановимся здесь, — решил Ваэлин. — Лорд Орвен, разведайте горы в радиусе пяти миль. Победа или нет, мы сейчас на вражеской территории.

Когда стемнело, к костру подошел Эрлин. С самого начала марша на юг Ваэлин держался поодаль от остальных. У сентаров появилось много новых историй, и, хотя он почти не понимал лонакский, радостное возбуждение воинов вызывало отвращение и неразумный гнев. Ваэлин укорял себя, ведь сентары и пришли за новыми историями. Дар Малессы храбрейшим воинам — это начало самой захватывающей повести о подвигах.

— Асторек и Кираль пропали. Я не видел их с самого заката, — сообщил Эрлин, усаживаясь у костра и протягивая к нему руки.

Ваэлин посмотрел в темноту за полуразрушенными стенами дома. Если бы все обернулось не так, сейчас рядом могла бы сидеть Дарена — так же, как сидит рядом с Астореком Кираль.

— Думаю, они в безопасности.

— Она рассказала мне про ее снадобье, древнее лонакское зелье, причиняющее человеку боль. Очень сильную боль, способную убить — либо изгнать вселившуюся в человека чужую душу.

Лирна и Френтис не оставили никаких сомнений в том, насколько могущественно зелье Малессы. Но его действия Ваэлин еще не видел.

— У Союзника есть Дар непонятной нам природы, способный погубить целую цивилизацию. Союзник может сохранить свой Дар и за Порогом.

— Я понимаю, — сказал Ваэлин. — Но теперь у нас нет другого выхода. Мы должны полагаться на слова провидца. Ты коснешься черного камня в Воларе, но это будешь не ты.

— Откуда мы знаем, что на этом все закончится? Быть может, прикосновение к камню сделает нашего врага еще сильнее? Ты же видел в камне памяти, что Союзник хотел коснуться черного камня.

— Но он и страшился его так, что спрятал на многие столетия.

Протянутые к теплу руки Эрлина дрожали, но он улыбался.

— Брат, я боюсь. Я прожил много лет, столько повидал и ощутил. Но я хочу еще большего. Моя безымянная жена нередко называла меня эгоистом — обычно перед тем, как чем-нибудь швырнуть в меня.

— Ты многих спас, — напомнил Ваэлин. — Двое спасенных стали храбрыми людьми и идут сейчас с нами.

— Боюсь, это тоже лишь мой эгоизм. Я спасал многих, надеясь, что когда-нибудь они выиграют за меня мою войну, победят Союзника, избавят меня от страха. А что бы сделала твоя королева, если бы ее поставили перед необходимостью решать?

— Она бы поступила наилучшим для Королевства образом.

Эрлин сдавленно хохотнул.

— Ты хочешь сказать, что она связала бы меня по рукам и ногам и насильно потчевала отравой Малессы до тех пор, пока Союзник не оказался бы накрепко скованным в моей плоти? А если вы выиграете войну? Ты не боишься того, во что может превратиться твоя королева? Брат, я видел много монархов — но никого подобного ей.

— Она — не Союзник. И никогда не будет им.

— Ты так уверен? Ты же видел его в построенном им городе. Ты же видел, как люди любили тогдашнего Союзника. А его власть разрослась, сделалась непререкаемой, и никто не смог остановить его.

— Его остановил Лионен. Он убил его и отправил его душу за Порог.

Эрлин отдернул руки, спрятал ладони.

— Мы можем выждать до тех пор, пока не достигнем Волара…

— Его тварь еще владеет телом в Альпиране. Если промедлим, тварь может потерять его, и Союзник пошлет ее в твое тело.

Веко Эрлина нервно подергивалось, на скулах вздулись бугры — так он стиснул зубы. Пусть он и прожил множество лет, повидал чудеса мира, стал героем мифов и легенд, — сейчас он просто человек, трясущийся от страха в разваленной убогой хижине.