Игра в «Потрошителя»

— Гэлеспи самоустранился, вычеркнул себя из мира и появился только в прошлом году, чтобы убить Эда Стейтона.

— В образе Кэрол Андеруотер, — добавил Блейк Джексон.

— Не думаю, чтобы он совершал убийства, преобразившись в женщину. В детстве Мэрион Гэлеспи внушила ему, что «девочки хорошие, а мальчики плохие». Возможно, он убивал в своей мужской ипостаси, — предположил один из психологов.

— Тогда зачем он переодевался в женщину?

— Трудно сказать. Может быть, он трансвестит.

— Или хотел завоевать дружбу Индианы. Кэрол Андеруотер или, точнее, Ли Гэлеспи проходу не давал моей дочери, — объяснил Блейк Джексон. — Думаю, это Гэлеспи, переодетый в Кэрол, принес журнал, в котором были фотографии Алана Келлера с другой женщиной, что привело к разрыву.

— Месть — мотив всех убийств, кроме убийства Келлера, — заметил инспектор.

— Убийца тот же самый, но мотив другой. Келлера он убил из ревности, — сказал второй психолог.

Блейк объяснил, что Индиана доверяла Кэрол и делилась с ней самым сокровенным. Иногда Кэрол — Ли дожидалась в приемной, пока Индиана принимала пациентов. У нее было много возможностей заходить в ее компьютер, читать почту, вставлять садомазохистские фильмы и, наконец, внедрить видеоролик с волком.

— Я много раз видел их вместе в кафе «Россини», — добавил Сэмюэл Хамильтон. — В четверг, восьмого марта, Индиана, должно быть, рассказала Кэрол, что собирается поужинать с Аланом Келлером в Сан-Франциско, ведь она делилась с подругой всеми подробностями своей жизни. У Кэрол — Ли оказался в распоряжении целый вечер, чтобы приехать в Напу, проникнуть в дом Келлера и всыпать в два стакана цианид; потом он спрятался и стал ждать, чтобы убедиться, что Келлер умер, а потом пронзить его стрелой.

— Но он не ожидал, что Райан Миллер явится поговорить с Келлером. Он, наверное, увидел Миллера из своего укрытия или услышал ссору, — предположила Аманда.

— А ты откуда знаешь, когда Миллер приходил? — осведомился отец, который уже три недели подозревал, что дочь что-то от него скрывает; наверное, пора зайти к ней в компьютер и начать прослушивать телефон.

— Простая логика, — быстро вмешался дед. — Миллер нашел Келлера живым, они повздорили, Миллер ударил Келлера и ушел, оставив повсюду следы. Очень кстати для убийцы. Потом Келлер выпил отравленной воды и моментально скончался. Я только не понимаю, зачем было выпускать стрелу в труп.

— Для Ли Гэлеспи это была тоже казнь, — объяснил один из психологов. — Алан Келлер причинил ему вред, отнял у него Индиану, и должен был за это поплатиться. Стрела в сердце — понятное послание: Купидон, превратившийся в палача. То же, что подвергнуть содомии труп Стейтона, намекая на то, что надзиратель сделал с ним в «Бойз Кэмп», или прижечь ягодицы супругам Константе, как они прижигали мальчика сигаретами, когда он мочился в постель.

— Матеуш Перейра — последний, кто видел Индиану и Кэрол в пятницу вечером, — сказал Сэмюэл Хамильтон. — Я говорил с Перейрой, но все-таки что-то не складывается.

— Что? — спросил инспектор.

— Кэрол сказала художнику, что они идут в кино, однако мистер Джексон говорит, что Индиана по пятницам всегда ужинала дома.

— Чтобы увидеться с Амандой, когда она возвращалась из колледжа. Мистер Хамильтон прав, Индиана ни за что бы не пошла в кино в пятницу, — подтвердил дед.

— Индиана высокая и сильная, Кэрол не могла бы с ней справиться, — вмешался инспектор.

— Разве только вколола ей один из тех наркотиков, которые полностью выключают волю и приводят к потере памяти; их используют, например, для изнасилования, — отозвался Хамильтон. — Перейра не удивился, увидев подруг вдвоем, но когда я спросил, возможно ли, чтобы Индиана находилась под воздействием наркотиков, он подтвердил, что — да: у нее был несколько отсутствующий вид, она не ответила на его приветствие и Кэрол вела ее под руку.

В одиннадцать с четвертью ночи все устали и проголодались, но никто не думал ни о еде, ни о сне. Аманде не нужно было сверяться с настенными часами в кабинете отца, она уже два года умела угадывать время: ее матери оставалось жить двадцать четыре часа сорок пять минут.

Райан Миллер тоже не отдыхал этой ночью. Он погрузился в компьютер, пытаясь нащупать ниточку, за которую можно было бы ухватиться, чтобы распутать клубок. У него оставались программы, которые он использовал в своей работе, с их помощью он получал доступ к любой информации во всем мире, от сверхсекретной до самой тривиальной. За несколько минут он мог выяснить, о чем шла речь на последнем собрании директоров «Эксон Мобил», «Петро Чайна» и «Сауди Арамко» или что подавали на обед балету Большого театра. Проблема была не в том, чтобы получить ответ, а в том, чтобы правильно сформулировать вопрос.

Дениза Уэст, пожертвовав одной из своих кур, приготовила сочное жаркое, которое оставила на кухне вместе с буханкой цельнозернового хлеба, чтобы ему было чем подкрепиться ночью. «Удачи тебе, сынок», — сказала она, поцеловав его в лоб, и Райан, который прожил у нее две недели, но так и не привык к внезапным проявлениям нежности, покраснел. Днем уже чувствовалось приближение весны, но по ночам было холодно, и от резкого перепада температур деревянные стены трещали, будто суставы старушки, страдающей артритом. Единственными источниками тепла были камин в гостиной, мало на что годный, и газовый обогреватель, который Дениза таскала с собой из комнаты в комнату, смотря где она устраивалась; Райану Миллеру, который привык к своему выстуженному лофту, не нужен был никакой обогреватель. Дениза отправилась спать, оставив его у компьютера, с Аттилой у ног. Аттила потолстел — он мог бегать только на полутора гектарах, принадлежащих Денизе, за пределами ее владений пес слишком бросался бы в глаза; кроме того, деля пространство с двумя болонками и несколькими котами, он впервые за всю свою суровую жизнь воина научился вилять хвостом и улыбаться, как обычная легавая.

К двум часам ночи Миллер прикончил курицу, по-братски разделив ее с псом. Он сделал гимнастику цигун, но сосредоточиться не удавалось. Мысли перескакивали с предмета на предмет. Он не мог думать, в голове все перепуталось, образ Индианы всплывал внезапно, прерывая ход размышлений. Лицо у него горело, хотелось кричать, бросаться на стены с кулаками; он жаждал действия, ему нужны были инструкции, четкий приказ, видимый враг. Это бесцельное ожидание было хуже самого ожесточенного боя. «Мне нужно успокоиться, Аттила. В таком состоянии я ни на что не гожусь». Ощущая ужасную тяжесть поражения, он бросился на диван, чтобы заставить себя отдохнуть. Сделав над собой усилие, начал дышать, как учила Индиана, следя за каждым вдохом и каждым выдохом, стараясь расслабиться, как показывал учитель цигун. Двадцать минут миновало, но сон не приходил.

И тогда, при слабом красноватом свете последних угольков, догорающих в камине, он различил два силуэта: девочки лет десяти, в длинной юбке, с шалью на голове, и младшего мальчика, которого она вела за руку. Райан Миллер застыл, не моргая и не дыша, чтобы не спугнуть их. Время, которое длилось видение, было невозможно измерить — скорее всего, несколько секунд, не больше, — но оно было настолько явственным, будто дети на самом деле прибыли из Афганистана навестить его. Раньше он их видел такими, какими они были во время войны, в 2006 году, когда прятались в подполе: девочка четырех лет и грудной младенец. Но этой ночью в дом Денизы Уэст явились не призраки из прошлого, а сами дети, Шарбат и ее братишка, такие, какими они стали сейчас, шесть лет спустя. Когда дети удалились, так же тихо, как и пришли, солдат почувствовал, как распадается обруч, сжимавший ему сердце все эти шесть лет, и зарыдал от облегчения, от благодарности, оттого, что Шарбат с братиком выжили, спаслись от ужасов войны, от боли сиротства; они его ждут, призывают его. Он пообещал, что поедет искать их, как только выполнит свою последнюю миссию «морского котика»: освободит единственную женщину, которую смог полюбить.