Крымские охотничьи рассказы

После первого же охотничьего сезона, проведенного Лёшкой в качестве активного участника-наблюдателя, он принял решение тоже стать полноправным охотником. Ведь когда появляется охотничий азарт, то все остальное – это уже дело времени. Уже следующей весной он сдал охотничий минимум – экзамен, предшествующий вступлению в «Общество охотников», приобрел неплохое ружье, обзавёлся патронташем, гильзами и прочей охотничьей амуницией. Постепенно, круг его охотничьих знакомств расширился. Появились новые друзья-охотники. И почти у всех у них были охотничьи собаки.

После нескольких совместных охот Лёшка понял, что разница в поле между простым «топтуном», который бредёт «наобум Лазаря», не зная, в какой момент у него из-под ног вылетит дичь, и охотником, перед которым бегает его верный четырёхлапый друг, становящийся в стойку и дающий возможность подойти поближе и изготовиться к выстрелу, очень большая. Поэтому решение «завести» свою собственную собаку он принял, не раздумывая особенно долго. Другое дело, что опыта в подобном деле у него не было никакого. Лёшка не особо разбирался в породах собак, в документальных требованиях подтверждения их родословного происхождения и прочих нюансах, связанных с кинологическими особенностями. А у Карася, егеря из угодий, в которых Лёшка охотился, как раз ощенилась собака породы типа курцхаар. Почему «типа» – да потому, что документов каких-либо на эту собаку у Карася и близко не было, «вязал» он её неизвестно с каким кобелем – вроде бы, тоже курцхааром, и тоже без всяких документов и соответствующих разрешений Крымского отделения «Федерации охотничьих собак».

Карась жил бедно. При наличии трёх детей ютился в однокомнатной малосемейной квартирке с печкой-буржуйкой на кухне, потому как центральное отопление в селе в первое же десятилетие «незалэжности» отключили, а котельную разобрали на металлолом. Обогревались, кто, чем мог! Собаки Карася (а их у него было несколько) отличались редкостной худобой. Кормил он их по «остаточному принципу» – что нашли на улице, то и твоё. В поле было то же самое: несмотря на свои великолепные охотничьи качества, карасёвкие собаки постоянно конкурировали с хозяином в вопросе первенства нахождения сбитой дичи. Нередко бывало, что собака опережала Карася, не успевшего обогнать своего помощника, и просто-напросто сжирала будь-то перепёлку или сбитую им куропатку, убежав с нею в ближайшие кусты.

Лёшка «купился» на цену за щенка. Она была совсем символичной. Карасю надо было раздать собачье потомство хоть кому-то, независимо от того, охотник он или нет.

– Сколько стоить будет? – задавал Лёшка вопрос Карасю.

– Да забирай хоть даром, а стоить будет пятьдесят гривен! – отвечал хитрый Карась.

Честно говоря, и Влад, и другие Лёшкины друзья-охотники не знали деталей договора – они были уже поставлены перед самим фактом появления у Лёшки замечательного полуторамесячного щеночка, с которым он почти не расставался, беря его с собой на работу и проводя с ним всё своё свободное время. С кличкой тоже проблем не возникло. В центре города был большой оружейный магазин, в котором продавалось всё, необходимое для охоты – начиная от одежды, и заканчивая самыми современными дорогими итальянскими ружьями. Назывался он «Арма». Лёшка дружил с хозяином магазина, оказывая ему небольшие мелкие профессиональные услуги – даря охотничьи фото для рекламных буклетов и календариков с названием магазина. Недолго думая, он и свою любимицу назвал почти так же, как назывался и магазин.

Арна росла быстро и уже к концу первого года превратилась в красивую и очень подвижную собаку. У неё было непревзойдённое, великолепное чутьё. Именно этим качеством она выгодно отличалась от других своих однопородников-курцхааров. Быстрота хода у неё тоже была, не свойственная породе, а скорее напоминающая работу быстроногих и стремительных пойнтеров. Но были и свои недостатки. Очень долго Лёшка пытался приучить Арну «ходить челноком». Это врожденное свойство лучших охотничьих собак не было передано ей по наследству. Видимо, тут сказались именно те наследственные факторы, о которых любят упоминать эксперты. Если несколько поколений представителей породы не охотятся, то и определенные навыки не передаются потомству «с молоком матери». И хотя собака Карася была и подружейной, но папашка Арны был явно из «дворовых» курцов. И что только не делал Лёшка для того, чтобы возродить это качество – «челнок» – у своей любимицы.

Влад как-то пошёл гулять с ним и с Арной в близлежащий от Лёшкиного дома сосновый лесок с громадной просекой под высоковольтную линию посредине и оказался невольным свидетелем Лёшкиной дрессировки Арны. Он зизгагообразно раскладывал куски колбасы по краям просеки через каждые тридцать-сорок метров и вёл её потом на длинном поводке, тщетно пытаясь хоть таким способом приучить к «челноку». Но не помогло! В поле Арна вытворяла, что хотела, убегала от Лёшки метров на триста, нисколько не обращая внимания на постоянные свистковые трели надрывающегося хозяина. Ей было всё равно, кто охотится рядом – Лёшка или его друзья. Поэтому часто и густо, когда она находила дичь, став в красивейшую стойку, Лёшкины друзья, идущие цепью по полю, вынуждены были стрелять сами, не дожидаясь, пока хозяин собаки, пыхтя и ругаясь, подбежит к ней.

Зато дома, в квартире, Арна была «само послушание», беспрекословно выполняя команды «сидеть-лежать-место-лапу» и прочие. Она могла лечь в холодную осеннюю лужу, выполняя прихоть куражившегося подвыпившего Лёшки, могла держать по несколько минут на носу кусок колбасы, истекая при этом слюной и «закатив» в колбасную точку глазки, съев её потом только по команде хозяина. Много чего ещё могла делать Арна. Но самое главное – она беззаветно любила своего Лёшку. А он, по-своему конечно, платил ей ответной любовью, явно перекармливая её. Да так, что к восьми годам она превратилась в кругленькую бочкообразную толстуху с широченной спинякой и весом почти в полцентнера. Правду говорят, что хозяин и собака со временем становятся похожими друг на друга. Лёшка ещё с юности был склонен к полноте, а к пятидесяти годам склонность переросла в настоящую округлость. И теперь, ведя рядом на поводке Арну, своим внешним видом он только подтверждал истинность народной приметы.

А жизнь проистекала своим чередом. С годами, Лёшка не переставал быть таким же весёлым и жизнерадостным. Он всё так же хохмил и показывал фокусы молоденьким девочкам и приглянувшимся дамам среднего возраста, много ездил по Крыму по работе, сопровождая всяческих высокопоставленных лиц, ездил с друзьями на охоту. Дочка выросла, вышла замуж и переехала жить к мужу, умерла старенькая мама. И остался Лёшка жить один с Арной в своей здоровенной, но неухоженной квартире. Нет, различные попытки «упорядочить» свою личную жизнь у него, конечно, были. Некоторые «дамы его сердца» даже, бывало, жили у него по несколько лет. Но рано или поздно – все они, по разным причинам, покидали его жилище и «уходили» из его жизни.

И только Арна всегда оставалась рядом. И в горе, и в радостях, которыми иногда одаривала Лёшку жизнь. Её светящиеся преданностью жёлтые глаза, неизменный восторг при возвращении домой, в каком бы виде он не пришел, лёгкое, укоряющее поскуливание при уходе на работу – всё это стало уже для Лёшки настолько привычным и необходимым, что он даже не задумывался о том, чтобы было бы, если б рядом не было Арны!

Глава 3

И вдруг Арна исчезла. Исчезла совершенно внезапно, во время утренней прогулки, забежав за угол близлежащей пятиэтажки. Лёшка только что её видел – и вот, минута, и её не стало. Сначала Лёшка совершенно не обратил внимание на её отсутствие. «Ну, забежала за угол, сейчас вернется» – подумал он, продолжая разговаривать с симпатичной соседкой по подъезду, которая тоже вывела погулять во двор свою таксу. Такое уже случалось, и не раз. Лёшка знал, что Арна далеко не убегает. « Да и куда ей тут бежать-то. Сделает свои дела, загонит из спортивного интереса кошку какую-нибудь на дерево и примчит обратно» – ещё раз подумал Лёшка минут через десять.