Страница 21 из 31
В Казанской дух[овной] академии, в комнате, отведённой студентам для приема гостей, все стены были увешаны фотографиями с выпускников академии. Это был своеобразный пантеон академии. На одной из карточек можно было видеть Т. П. Да, вид у него был очень неважный: вид сильно потрёпанного молодого человека. Вид его чем-то напоминал изображение на картинках Карла XII в момент Полтавской битвы, как он описан у А. С. Пушкина: «в качалке бледен, неподвижим».301 Общипанный гусь! В чём же было падение тогда Т. П., то, что он в своих рассказах семинаристам изображал как уход «в сторону далече»? Среди студентов академии были, конечно, служители Бахуса; были и посетители «песков» с разнообразным выбором красавиц; были «германы» – картёжники, но это были незаметные единицы. Мог ли среди них оказаться Т. П.? Мог! Но не это определяло физиономию академии. Как семинарии, так ещё в большой степени академии были в то время, конгломератом разного типа людей, начиная от определившихся уже монахов, их приспешников – монашествующих, людей беспринципных, «отбывающих» академию и, наконец, богоборцев – Иванов Карамазовых. Организованнее всех были монахи и монашествующие. Они устраивали религиозные собрания с докладами на богословские темы. У них была, так называемая, «Нитрийская пустыня», комната, где они «откладывали поклоны». Они вели беседы, произносили проповеди для верующих в различных церквах города. Всё это происходило в духе официального православия, где действовала полновластно традиция. Всё это могло удовлетворять людей с неглубокими идейными запросами. Главное же – всё это было далеко от окружающей жизни, а, следовательно, строилось «на песце».
В этих кругах – монахов и монашествующих – была ещё одна гадкая черта: культивировалось презрительное отношение к женской половине человеческого рода. … Как это ни странно, но в рядах сих поборников благочестия царил отвратительный цинизм. … Т. П., несомненно, вкусил сего «плода», т. е. общения с этими академическими кругами, но натура его была ищущей и много глубже, чем у прочих. Все академические науки, сугубо схоластические, ни ему, ни кому другому не могли ничего дать «для души». В сущности, живая душа студента академии оставалась tabula rasa302, на которой каждый из них мог писать и писал то, что ему подсказывала окружающая обстановка, та среда, в которую он сам «себя поставил». «Взыскующий града [Господня]» студент академии был подготовлен под влиянием жизни шатнуться по любому направлению её. В таком положении оказался и Т. П.: он подготовлен был совершить над собой самое рискованное salto mortale303 под влиянием жизненной обстановки и не потому, что он являлся неким флюгером, поворачивающимся по ветру, а потому, что он был способным совершенно серьёзно и честно переосмыслить свою жизнь и перестроить её по-новому убеждению, искренне, без всяких побочных мотивов. Та форма, в которой Т. П. был в описанный период, была отрыжкой академии так же, как последышами академической обстановки того времени были прославившиеся в то время Гапон304, иеромонах Илиодор305 и пр. По другому пути пошёл Г. С. Петров.
Что могла дать Т. П. та обстановка, в которой он оказался в семинарии? Он оказался как-бы на отшибе уже по одному тому, что он был единственным человеком в священном сане. Кроме того, как указано было выше, в педагогическом коллективе по существу был разброд. Что представляли из себя семинаристы, которые были объектом его воспитания? Среди них была, как и у «академиков», полная пестрота идейных течений, преимущественно же были те, которые «отбывали» своё пребывание в богословских классах по инерции и совсем не думали посвятить себя служению церкви. Для них годы революции не прошли бесследно. Властителями дум их в эти годы были писатели: М. Горький, Леонид Андреев, Куприн и др. Все они зачитывались произведениями писателей, которые выходили в сборнике «Знание».306 Они дискутировали по поводу содержания этих рассказов. Они были частыми посетителями театра, через который они впитывали идеи «Анатэмы», «Чёрных воронов» и пр. драм.307 Только очень небольшая группа из них – 3-4 человека были в кружке Н. И. Знамировского, мечтали о священстве и зачитывались произведениями бытописателя духовенства – священника Гусева-Оренбургского.308 Такое же небольшое количество «прозелитов» группировалось и около Т. П. Они были, в сущности, соглядатаями, помогали «править» всенощные и молебны, и Т. П. для них был каким-то чудаком…, не больше.
[309]
[310]
Впоследствии, когда Т. П. был законоучителем в гимназии, то что могла дать ему эта «служба» для души, кроме ещё большего противоречия, того настроения, которое определяется словами – «ум с сердцем не в ладу». А он по натуре был ищущим человеком и в нём, в его душевном складе, потенциально уживались и протопоп Аввакум, и Иван Карамазов. Всё зависело от того, на кого из них толкнёт его направление жизни. Пока он находился в состоянии торможения под влиянием академии – в нём господствовал протопоп Аввакум, но жизнь разбудила в нём Ивана Карамазова, и он совершил salto mortale. И в том, и в другом случае он поступал в соответствии со своей натурой, так сказать, «не кривил душой», поступал честно, бескорыстно, убеждённо. Это была трагедия его души.311 Его осуждали за «измену», но судить и осуждать нужно было не личность только Т. П., то, что называется persona, а и обстановку, которая породила личность такого типа. Пётр трижды отрёкся от своего учителя прежде, чем пропел пет[ух], но он остался всё-таки апостолом, хотя, по его же предложению, распят был в Риме вниз головой. Не так же ли нужно отнестись и к Тихону Петровичу в оценке его жизненного пути, но без «распятия», конечно, памятуя гуманное изречение древних: «De mortuis aut bene, aut nihil».312
ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 50-65 об.
О. Стефан Луканин*
О[тец] Стефан313 был нашим семинарским «духовником», т. е. священником семинарской церкви. К нему же мы ходили на исповедь. До этого он был миссионером и на этом поприще стяжал великую славу на всю Пермскую губернию. Он был уже в преклонном возрасте и, очевидно, поэтому и поступил служить в семинарскую церковь. Для о[тца] Стефана характерным было то, что он был выразителем и представителем того типа духовного лица, который складывался в 60-70 гг. прошлого столетия.314 Нигде это так ярко не проявлялось у него, как в сохранении особой манеры пения, которая уже утрачивалась в наше время. Нельзя забыть таких случаев, когда о[тец] Стефан во время всенощной в обычные, а не праздничные дни, когда и людей посторонних в церкви не было, выходил из алтаря к нам, на клирос и пел с нами «Покаяния…», «множества…», «На реках Вавилонских» и т. д. Мы уже утратили эту манеру пения, «древнего» пения, с особыми переливами, а он старался нас научить этому. Он становился в средину, между нами, и старался передать нам эти напевы. Теперь приходится так сожалеть, что не сохранилась прелесть этих напевов. Как хорошо, что теперь благодаря грамзаписи сохранились такие шедевры народного пения, которые передал Ф. И. Шаляпин, как «Ой ты, Ваня», или «Не велят Маше [за реченьку ходить]». А как бы хотелось, чтобы так же сохранились и церковные мотивы.
301
В оригинале стихотворения А. С. Пушкина «Полтава»: «В качалке, бледен, недвижим».
302
tabula rasa – по-латински чистая доска.
303
salto mortale – по-латински смертельный прыжок. В переносном смысле слова – отчаянный шаг, слишком рискованный поступок.
304
Гапон Георгий Аполлонович (1870-1906) – священник, политический деятель и профсоюзный лидер.
305
Илиодор (Труфанов) (1880-1952) – иеромонах, духовный и политический деятель, авантюрист.
306
Серия сборников товарищества «Знание», выходивших в 1904-1913 гг. Главный редактор М. Горький.
307
Антирелигиозные пьесы: «Анатэма» Л. Н. Андреева 1908 г. и «Чёрные вороны» В. В. Протопопова 1907 г. Последняя основана на мотивах сплетен о протоиерее Иоанне Кронштадтском и его лже-последователях.
308
Гусев-Оренбургский Сергей Иванович (1867-1963) – русский писатель. Автор повести «В стране отцов» (1904). После 6 лет в сане священника отказался от сана и посвятил свою жизнь карьере писателя. Был одним из наиболее популярных авторов дореволюционного периода.
309
В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков по истории Пермской духовной семинарии» в «пермской коллекции» воспоминаний, автором пропущена информация о его дальнейшей судьбе. В очерке «Гриша Козельский» составе «Очерков по истории Камышловского духовного училища» имеется следующая информация: «Тихон Петрович Андриевский пережил сильное идеологическое «salto mortale». Из семинарии он перешёл на работу законоучителем в Камышловскоую мужскую гимназию. В книге начальника Главного политуправления армии и флота, генерала армии Филиппа Ивановича Голикова «Красные орлы» указывается, что Тихон Петрович, будучи законоучителем, просвещал своих учеников, в том числе и автора книги, который был тогда его учеником, марксистскими идеями. Гришин брат Феликс рассказывал, что когда он встретился после Октябрьской революции в Камышлове с Тихоном Петровичем, он [Т. П.] подошёл к нему и, указывая на его [Феликса] рясу, сказал: «Надо снимать!» Позднее знавшие его люди рассказывали, что он служил в органах народного образования, а потом после ряда передряг… сторожем. И дальше история уже молчит» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 101-121.
310
В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Что побудило его перейти на новую, отличную от прежней работу? Из семинарии в описываемое время, несколько человек из преподавательского состава перешли на работу инспекторами народных училищ, да и вместе с ним и одновременно перешёл в преподаватели литературы в Камышловскую мужскую гимназию семинарский латинист Виктор Михайлович Можгинский. Мотивы их перехода были ясны: материальные соображения и общественное положение. Известно, что инспектор народных училищ являл собой persona grata, плюс триста золотых в месяц и тройка земских разъездных для поездки с инспектированием по его району. Имел ли место материальный интерес и мотив в случае перехода Т. П. на работу в гимназию? Вероятно, да, но нужно при этом подчеркнуть, что он не был падким на монету: свидетельством этому была его жизнь в семинарии.
Что могла дать ему работа законоучителем в гимназии, как говорится, «для души» после преподавания философии в семинарии? Время для гимназий и других школ этого типа, как тогда говорили, было кассовское. Во главе Министерства стоял Лев Аристидович Кассо, грек по национальности, потомок классической Эллады, идеолог классического обучения со всеми присущими ему атрибутами. В гимназиях и реальных училищах всё было скованно «мундиром», формой. Настольной книгой был объёмистый кондуит, с прошитыми и пронумерованными фолиантами. По истечении года он, как некая ценность, направлялся в учебный округ. Достаточно было гимназисту или реалисту явиться в своё училище не по форме, например, с не со всеми застёгнутыми на шинели пуговицами или без ранца для учебных принадлежностей, как его не впускали в здание и отправляли домой. Семинарские порядки, несмотря на их своеобразие и строгость, пожалуй, по сравнению с описанными порядками в гимназиях могли показаться ещё более демократичными. Это – одна сторона новой работы Т. П. С другой стороны, чем являлось преподавание закона божьего в гимназиях? В сознании учеников, да и в общем ансамбле гимназических дисциплин закон Божий, как учебный предмет, являлся чем-то вроде рудиментарного отростка – не более. Правда, он выполнял ещё своеобразную функцию рентгена, через который проверялась политическая настроенность умов учащихся, а вместе с этим он (закон божий) являлся и орудием для настройки этих умов. Едва ли можно утверждать, что законоучители в своей массе пользовались уважением своих учеников, наоборот, известны были случаи глумления над их священным саном. Так, верхняя одежда законоучителя пермских мужской и женской гимназий была использована в качестве почтового ящика в переписке между гимназистами и гимназистками: в широкие обшлага её вкладывались записки с той и другой стороны.
Такова была новая обстановка деятельности Т. П. Сохранилось самое убедительное по своей форме свидетельство о деятельности Т. П. в качестве законоучителя в Камышловской мужской гимназии. В широко известной в военных и общегражданских кругах книге маршала СССР Ф. И. Голикова «Красные орлы», он, бывший ученик гимназии, с похвалой отозвался о своём законоучителе. В самом деле – сказать, что он (Т. П.) стоял во мнении гимназистов на голову выше других учителей гимназии – что может быть выше этой похвалы? Т. П., как видно, нашёл ключ к душам и умам своих учеников, и в какое время? В такое время, когда в политической атмосфере страны сгущались уже тучи. Как это было далеко от того, чем проявил себя Т. П. в семинарский период своей жизни на одной из окраин Перми! И это было в то же время симптоматично для его настроения: по всему видно, что в душе его нарастал перелом, и он шёл к кризису. Молва ходила о том, что он просвещал умы своих учеником в направлении, которое обеспечивало им наиболее лёгкий путь к переходу на новые позиции «грядущего». В истории гимназий вообще и в частности в истории молодой ещё Камышловской гимназии это был из ряда выходящий случай, феноменальный случай. В условиях тогдашней дореволюционной действительности, когда в гимназиии всё было подчинено «духу Кассо», Т. П. в рядах преподавательского коллектива, а особенно для дирекции явился своего рода занозой, извлечь которую, однако, уже не удалось в виду нараставших событий.
Отгремела Великая Октябрьская соц[иалистическая] революция и Тихон Петрович совершил salto mortale. Был отец Тихон – стал Тихон Петрович! Начались взлёты и падения: заведывание соцвосом [отделом социального воспитания, основной функцией которого являлось управление детскими и образовательными учреждениям – ред.] и работа сторожем; партийная работа и укрывательство в лесу… «Хождение по мукам». Клеймо – «поп-расстрига». Вот отдельные свидетельские показания о его жизни в эти времена.
1. Феликс Козельский, б[ывший] ученик Т. П. в Пермской духовной семинарии, рассказывал в 1923 г.: «встретились мы в Камышлове с Т. П. ещё в начале революции. Он подошёл ко мне, потряс за рясу и сказал: «надо снимать». Он же рассказывал, что когда у Т. П. умерла жена, то он играл на гармони и пел залихватские песни (???).
2. Александр Николаевич Шишёв вспоминал о Т. П. в [19]60-х годах:
а) о том, как он организовал в Камышлове юбилейное празднование годовщины издания Миланского эдикта;
б) о том, что когда белые пришли в Камышлов, то Т. П. скрывался в лесу и, чтобы спасти семью от голода, делал игрушки и тайно продавал их;
в) о том, что когда у Т. П. был при смерти один из сыновей, то он «взывал» к богу с мольбой о спасении его подобно Василию Фивейскому в одноимённом рассказе Леонида Андреева. Он верил… и испытывал бога.
3. Михаил Михайлович Щеглов сообщал, что Т. П. после [19]30-го года переехал в Шадринск, там работал внештатным пропагандистом при райкоме партии, имел небольшой дом.
4. Иван Степанович Богословский сообщал, что Т. П. по национальности был осетин.
5. Владимир Павлович Бирюков сообщал, что по архивным данным Т. П. был уроженцем г. Осы.
Получилось так, что трудно было разобраться во всех этих сообщениях, где в них сущая правда, а где домыслы, а о происхождении Т. П. можно было сказать в вопросительной форме: «род же его кто исповесть?» Существует, однако, один человек, который, как видно, поклялся производить «раскопки» о Т. П. до последнего конца. Пожелаем ему полного успеха в этом деле» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 140 об.-143 об.
Автор имеет в виду А. Н. Шишёва.
311
В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Нельзя думать, что он совершил своё salto mortale в целях приспособления и карьеры, потому что процесс перехода его на новые позиции начался ещё до рокового момента, т. е. до революции. Ещё в гимназии начался этот процесс. Для людей, не знавших его внутренней природы, его характера, он мог показаться и казался интриганом, шулером, карьеристом, изменником, «попом-расстригой». Такова была логика бурных событий того времени. В тридцатых годах в Шадринске встретились два деятеля Пермской дух[овной] семинарии: Н. И. Знамировский в сане архиерея и Т. П. Андриевский – в чине внештатного пропагандиста по партийной линии. Какая ирония судьбы! [Вероятно, автор имеет в виду не реальную встречу, а, скорее всего, гипотетическое присутствие обоих – в одном городе и примерно в одно время. – Ред.]. Оба они шли сначала по одной дороге: оба окончили курс в Казанской дух[овной] академии, вероятно, с одним и тем же результатом в их психологии и настроенности; оба, несмотря на некоторые различия в их деятельности, шли по одной стопе проповедования «слова божия», а вышли на диаметрально противоположные позиции. В этом сказалось глубокое различие их натур, причём натура Т. П., несомненно, была глубже и многограннее, чем у Н. И. Это и обнаружилось, когда в почву под ними запущен был глубоко плуг, поднявший наверх подпочвенный слой, то, что было скрытно и обнаружилось при перевёртывании пласта.
Т. П. сделался легендарным лицом, причём легенды получились причудливыми. Он не происходил из Осы – это, несомненно. Был ли он осетином? Очень сомнительно. Что он был знаком с Кавказом и обычаями кавказских народностей – это он сам подтвердил, когда строил молитвенный дом по кавказскому методу. Но это ещё не является аргументом для вывода о том, что он был кавказец. Что он организовал семейный быт по типу быта какой-то кавказской народности – это тоже ещё не абсолютный аргумент: так строили семейную жизнь и русские. Иллюстрацией к этому является «Гроза» А. Н. Островского. А вот то, что он сам совершил над собой революцию, это – русская национальная черта. Ещё И. С. Тургенев в своём рассказе «Хорь и Калиныч» при описании характера Хоря отметил, что русский человек не прочь иногда поломать себя, и указал, как например этого, на маститую фигуру Петра I-го» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 150 об.-151 об.
Из письма В. П. Бирюкова В. А. Игнатьеву от 25 декабря 1962 г.: «Андриевский и Знамировский во времени не встретились в Шадринске: первый исчез раньше, а второй явился уже потом, так что личной встречи произойти у них не могло, а было бы интересно, если бы она произошла. В Камышлове Андриевский что-то куролесил по литургической почве, если так можно выразиться, а в Шадринске он начисто отрицал всё старое. И, тем не менее, когда в 1929 году уезжал из Шадринска, вскользь сказал, что не то и не так делают советские богоборцы, а как, ничего не сказал. Словом, антирелигиозная работа у нас его не удовлетворила. Тихону надо что-то ещё, а что, я никак понять не мог, если не строить догадки, что надо перестраивать наш, советский быт. И одно несомненно, что Тихон – тип мятущийся» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 414. Л. 1.
О Т. П. Андриевском см. также ст. Сухарева Ю. М. «Законоучитель маршала (К биографии Т. П. Андриевского)». http://sukharev-y.ru
312
De mortus aut bene, aut nihil – по-латински «О мёртвых или хорошо, или ничего».
313
Луканин Стефан Александрович (1841-1904) – протоиерей, миссионер. Основатель Свято-Николаевского Белогорского православно-миссионерского мужского монастыря, духовник Пермской духовной семинарии. Скончался 12 марта 1904 г.
314
В 1860-1870-х гг.