Страница 19 из 31
Каким же оказался в нашем представлении В. Я.? Уже тогда нам было ясно, что В. Я. в это время переживал полную переоценку всего, чему его учили в семинарии и академии. Было ясно, что этот процесс проходил бурно, что он много читал и думал в этом направлении. Но какова же должна была быть трагедия человека, который был противником того, чему учил. Разве он не мог пойти по другому пути? Нам было известно, что он ещё преподавал какой-то предмет в женской гимназии Барбатенко. Разве не мог он совсем усомниться на этой работе? Для нас это осталось тайной. Через год282 его перевели преподавателем «Раскола»283 в Оренбургскую семинарию. В нашем сознании плохо совмещались эти два понятия: В. Я. Струминский и «Раскол». Было известно также, что там он женился на дочери ректора семинарии, только что овдовевшей и по каким-то гуманистическим побуждениям (для обеспечения её семьи). Это, пожалуй, соответствовало его характеру. Возникал у нас также такой вопрос: сам ли ушел В. Я. из семинарии или «его ушли»? Второе предположение, вероятно, ближе к действительности, и вот почему: во-первых, трудно думать, чтобы об антирелигиозной деятельности В. Я. не знал инспектор семинарии А. П. Миролюбов и, во-вторых, несомненно, у него были недруги со стороны старого поколения учителей, тем более, что одного из них А. Н. Юрьева он однажды крепко критиковал в «Пермских ведомостях» за лекцию о греческих философах. Такова извечная проблема «отцов и детей». Но в нашей памяти В. Я. остался как поборник всего живого, передового, всего, что всегда импонирует молодёжи.
Какова была дальнейшая судьба В. Я. после Великой Окт[ябрьской] Соц[иалистической] Революции?
В феврале 1955 г., просматривая «Учительскую газету», я совершенно случайно нашёл статью с заголовком: «Юбилей профессора В. Я. Струминского».284 В ней говорилось о пятидесятилетней педагогической деятельности и семидесяти пятилетии профессора В. Я. Струминского. Как видно из статьи В. Я. Струминского чествовали как профессора педагогики Московской педагогической академии. Среди многих заслуг В. Я. указывалось, что под его руководством было осуществлено новое академическое издание сочинений Ушинского.285 Имя и отчество юбиляра в статье было отмечено инициалами В. Я., но я, прикинув даты, отмеченные юбилеем, со времени деятельности В. Я. в семинарии, был уверен, что юбиляром был наш бывший учитель. Нахлынувшие на меня воспоминания о том далёком времени и в особенности о В. Я., чей образ ярко сохранился в моей памяти, побудили меня написать ему приветствие. Не зная его домашнего адреса, я адресовал на академию в надежде, что письмо будет доставлено адресату. В своём письме я указал, кто я, где встречался с ним и по какому случаю, оговорившись, что он, конечно, не мог меня помнить. Указал также, где я работал тогда, а именно: преподавателем латинского яз[ыка] в Свердловском медицинском институте. Ответа долго не было, и я думал, что, вероятно, моё письмо не дошло по назначению или, чему я меньше всего верил, что я ошибся в адресате, что это был В. Я. Струминский, а только его однофамилец. Но вот ответ, наконец, был получен: я не ошибся, это был мой семинарский учитель, в чём он, между прочим, писал: «Ваше письмо заставило меня перенестись в далёкие годы начала моей работы, начала сумбурного и тяжёлого, так как мы выходили из Академии (я говорю о себе) без сколько-нибудь серьезной педагогической подготовки, с обрывками нужных и ненужных знаний и с большой путаницей в голове. Иногда очень тяжело вспоминать эти годы». И далее: «Пишете, что Вам 68-ой год: как странно, что мне 75 лет! Как я, почти ничем не отличаясь по возрасту от семинаристов, мог учить их чему-нибудь! По поводу Вашего сообщения о том, что Вы преподаёте латинский язык, я хочу сказать, что, по моим наблюдениям, как ни плохо нас учили в духовной семинарии, всё же единственно твёрдое, чему выучились и что сейчас даёт ощущение филологической грамотности, это знание основ латинской и греческой грамматики, чем сейчас не располагают даже высококвалифицированные люди, не понимающие происхождения огромного количества слов нашего языка». Васил[ий] Як[овлевич] в своё время окончил Московскую дух[овную] академию, а я ему сообщил, что я окончил Казанскую дух[овную] ак[адемию]. По этому поводу он пишет: «Наряду с недостатками, академии имели и положительные качества, каждая свои. Но всё это уже стёрто временем и, вероятно, уже немного остаётся живых свидетелей того, что переживали в те годы студенты академий».
В. Я. пишет о чём-то «сумбурном» и «тяжёлом» в начале своей работы, жалуется на недостатки педагогической подготовки в академиях, о «нужном и ненужном» в академиях; пишет о недостатках обучения в дух[овных] семинариях. Не подтверждает ли всё это правильность нашего семинарского прогноза о том, что он переживал тогда период переоценки своих, полученных в академии и семинарии, «духовных» ценностей? Перед нами он предстал тогда как своеобразный вольтерьянец, своеобразный «герой нашего времени».286
ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 88-93 об.
*В «свердловской коллекции» воспоминаний автора очерк «Василий Яковлевич Струминский» очень короткий.
[О.] Тихон Петрович Андриевский
Т. П. Андриевский287 появился в Пермской духовной семинарии осенью 1907 г.288: он был назначен в семинарию преподавателем педагогики и дидактики и заведующим и учителем, так называемой образцовой школы при семинарии. В отличие от других преподавателей, которые были светскими, он был священником.289 Жил он в главном семинарском корпусе внизу, рядом с квартирой инспектора. Как преподаватель он соприкасался с семинаристами в так называемых богословских классах: в пятом, где проходилась педагогика, и шестом, где семинаристы изучали дидактику и проходили школьную педагогическую практику в образцовой школе.290 Среди богословских предметов педагогика и дидактика да ещё гигиена и медицина являлись в пятом и шестом классах семинарии своего рода отдушиной и были в этом отношении в выгодном положении. Однако, Т. П. не сумел заинтересовать семинаристов курсом педагогики, и занятия поэтому предмету проходили вяло, неинтересно; можно сказать не оставили никакого следа в душе изучавших этот предмет. Больше заинтересовать своих учеников Т. П. сумел на уроках дидактики. Особенно много внимания по этому предмету он уделил новому в те времена методу обучения слияния слогов. Он сумел вскрыть творческий момент педагогического процесса в этом случае и показать на нём искусство обучения. Семинаристы были этим увлечены и старались постичь тайну этого искусства на опыте. Опытные уроки подвергались тщательному разбору на собрании всего класса, со всесторонней и активной критикой, что оживляло занятия.
Т. П. соприкасался со своими учениками в критический момент их зрелой юности, на пороге перехода к самостоятельной жизни и, как преподаватель педагогики, так сказать, обречён был на советы своим ученикам по вопросам воспитания и самовоспитания, иногда по их вызову, причём вопросы были иногда интимного характера. Нужно сказать, что при существовавшем в семинарии стиле отношений между преподавателями и учениками, когда нормой считалось отчуждение, неприступность, Т. П. в отличие от других преподавателей старался держаться ближе к ученикам, чему, очевидно, содействовало и то, что он жил в здании семинарии. Он иногда приходил в класс в вечерние часы, известные под названием «занятных». Однажды ему семинаристы поставили, можно сказать, лобовой вопрос: как выбрать невесту? Постановка такого вопроса сама по себе уже свидетельствовала о том, что между учениками и Т. П. установились отношения доверчивости настолько, что они осмелились задать ему интимный вопрос, который бы они не решились задать кому-либо другому. Ответ последовал странный и, пожалуй, уронил Т. П. в глазах его учеников. Уж слишком много Т. П. в своём ответе уделял внимания физиологическим качествам воображаемой невесты: и нужно, чтобы у ней зубы были хорошие и торс свидетельствовал о том, что она может быть хорошей кормилицей. Грубо получилось, как с покупкой лошади по зубам, а ведь сказано это было юношам в самый романтический период их жизни. Особенно предупреждал Т. П. своих питомцев о том, чтобы они не женились на вдовах: «вдова никогда не забудет своего первого мужа» – говорил он. Т. П. призывал своих питомцев к сохранению нравственной чистоты и девственности, однако он делал в этом случае больше ударение опять-таки на физиологической стороне, чем на внутренней, моральной. Падение человека он понимал, главным образом, как физиологический процесс, причём считал его (падение) необратимым, в корне изменявшим природу человека. Он находил возможным и допустимым для себя рисовать для своих слушателей картину высшего сексуального состояния, полового влечения, что было для последних странным и шокировало их. В душе у слушателей от этого оставался неприятный осадок чего-то недопустимого в отношении к ним, унижающего его в их глазах, и возникал досадный вопрос: зачем он это делает?
282
Осенью 1907 года.
283
Имеется в виду предмет «История и обличение раскола».
284
В очерке «Василий Яковлевич Струминский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора этот эпизод отсутствует.
285
Ушинский Константин Дмитриевич (1823-1871) – русский педагог, писатель, основоположник научной педагогики в России.
286
К очерку «Василий Яковлевич Струминский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автором приложена вырезка из газеты «Известия» № 172 за 23 июля 1967 года, в которой от лица Министерства просвещения СССР, Министерства просвещения РСФСР, президиума Академии педагогических наук СССР извещается о кончине на 88-м году жизни крупного учёного, педагога, члена-корреспондента Академии педагогических наук, доктора педагогических наук, профессора Струминского Василия Яковлевича и выражаются глубокие соболезнования семье и друзьям покойного (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 69).
287
Андриевский Тихон Петрович – сын священника Терской области. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1900 г. В 1900-1903 гг. наблюдатель церковно-приходских школ Северной Осетии; в 1903-1905 гг. настоятель Карсского собора и благочинный 1 округа; 30 января 1903 г. возведён в сан протоиерея; в 1903-1904 гг. председатель Карсского отделения Грузинского Епархиального Училищного Совета и наблюдатель церковно-приходских школ Карсской области; в 1904-1905 гг. окружной миссионер Карсской области; 27 ноября 1905 г. по прошению уволен за штат. С 14 июля 1906 г. преподаватель греческого языка в Пермской духовной семинарии; с 12 октября 1907 г. преподаватель логики, психологии, краткой истории и начальных оснований философии и дидактики в той же семинарии // «Пермские епархиальные ведомости». 1908. № 32 (11 ноября) (отдел официальный). С. 251.
288
В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора указан 1908 г. Т. П. Андриевский пришёл в Пермскую духовную семинарию летом 1906 г.
289
Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Для семинаристов, привыкших видеть своих преподавателей во фриках и сюртуках, как-то не привычно было видеть учителя в рясе, тем более, что вид у Т. П. выходил из ряда других носящих такую одежду: был он худой, «морной», как говорят в простонародье; лицо исхудалое, заострённый нос, впалые тусклые глаза; волосы прямые, без единого завитка. Он имел такой вид, в какой Эйзенштейн показал Ивана Грозного в момент коронации его в Успенском соборе, где в роли Ивана Грозного выступал Абрикосов. У него была какая-то крадущаяся походка и тихий голос. Он имел вид не то исхудалого по условиям жизни человека, не то – подвижника, подвергшегося себя самоизнурению» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 123 об.-124.
Автор упоминает советского режиссёра театра и кино Сергея Михайловича Эйзенштейна (1898-1948) и его фильм «Иван Грозный» (1944-1946), в котором А. Л. Абрикосов играл роль боярина Фёдора Колычёва, а роль Ивана Грозного играл Н. К. Черкасов.
290
Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Раньше в этой школе были отдельные учителя, не из состава семинарских педагогов, но на этот раз, по-видимому, в целях дополнительной нагрузки заведывание школой и преподавание в ней переданы были Т. П. Андриевскому, что, конечно, нужно признать очень целесообразным с точки зрения постановки в семинарии дидактики» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 123 об.