Страница 8 из 13
Но как сделать, чтобы и веру новую принять, а до просьб, до поклонов перед царьградскими императорами не унизиться? И задумал Владимир идти походом на город Корсунь…
Корсунь – тот же Херсонес. Владимир пришел с дружиною под стены Корсуня и взял его в осаду.
Не ждали, не ведали херсонесские греки такой напасти. Ничем Владимира они не обидели, торговали мирно с Киевом, с другими городами, и вот такое горе: стоит под стенами вражья дружина. Надолго ли хватит городу мужества и продовольствия? Одна надежда на Бога…
Однако город не торопился сдаваться. Пошли на приступ, как не раз уже ходили. Но приступ не удался, хотя крови пролили немало. Князь посуровел, и молодой русич, по его приказу, крикнул осажденным, что стоять, осаждая город, они будут до победного конца. И месяц, и год, и три года! Похоронили убитых, а к вечеру разожгли поминальные костры, жарили целиком молодых бычков, баранов, отбитых тут же в селениях, окружавших Херсонес. Пахло салом, капающим на угли. Поминали бражкой, медовухой, громко кричали. Князь нарочно не отошел ни на сажень от стен: пусть осажденные слышат могучие крики, а пуще того – сытный запах мяса. Пусть подумают о своей судьбе!
Потом стали сыпать землю к стене, чтоб в сражении иметь преимущество – как бы ступеньку для разбега. Но дело шло худо: наутро глядь-поглядь, а земля осела, как будто и не насыпали ее десять ночей подряд. Ломают голову: в чем дело?
А дело в том, что недаром греки слывут самым хитроумным народом. Подкопали с той, городской, стены, и все, что дружинники Владимира насыпали, уносили они внутрь крепости…
Греки хитры да голодны, русичи же упорны. А осада идет ни мало ни много – девятый месяц. Уже и дружины притомилась, как-никак и осень пережила под открытым небом, и зиму. А каково в городе?
И вот настал момент, когда среди осажденных нашелся человек, который не выдержал трудностей осады. Грек Настас пустил в лагерь Владимира стрелу с письмом, в котором открыл главную тайну осажденных: указал, где источники питьевой воды. Русичи, найдя эти источники, перекрыли их. Оставшись без воды, осажденные вынуждены были сдаться, тем более что Владимир обещал сохранить жизнь всем жителям города.
Взяв город, Владимир отправил византийским императорам послание: «Слышал, у вас сестра в девицах, если не отдадите ее за меня, то и с вашим городом будет то же, что с Корсунем».
Императоры после долгих разговоров и сомнений решили: «Крестись, и пошлем тебе сестру».
А этого только Владимиру и надо. Не уронил он себя: обратился к императорам как победитель – с требованием. Вдобавок к пышной, желанной вере получить еще их дружбу и родственные связи с самым, может быть, во всей земле влиятельным родом Палеологов.
Храм Святого Владимира
…Долго ли, коротко происходили разговоры, Анну привезли в Корсунь. Крылатый корабль быстренько бежал по синему морю, Анна же сама не знала: хочется ли ей скорее закончить путешествие, раз уж такой выпал жребий? Или, напротив, хочет она продлить его? Ведь как-никак корабль – это продолжение родной земли… Здесь еще свои обычаи, а что там будет, да не в Херсонесе христианском и понятном, а в лесах Киевского княжества?
И вот, наконец, открылись белые, низкие, изрезанные бухтами берега. Красными коврами были убраны причал и дорога к площади. Высокие люди в блестящих на солнце шлемах и кольчугах стояли по обе стороны ковров. А впереди всех стоял тот, кто, очевидно, предназначался ей в мужья.
Русые волосы его, ровно разделенные пробором, стояли высокой шапкой. Ветер слегка шевелил кольца короткой бороды. Глаза человека смотрели настороженно. Но вот мгновение, и они раскрылись широко, в восхищении. Вобрали в себя и силуэт корабля, и блеск парчи на одеждах священнослужителей, и богатство ее свадебного наряда. А потом глаза эти под ровными, темными бровями встретились с ее взглядом – и потеплели.
И вдруг Анна поняла: главное в том, что князю понравилась ее красота. Что, кроме всего прочего, она – просто женщина, а он – просто мужчина, и быть им теперь единым целым, родить детей, править домом, делить тяготы и торжествовать вместе. И вера ее станет его верой, а она будет укреплять его в этой вере.
Вот так, по легендам и летописям, пришло к нам христианство. Крестили сначала самого Владимира, а потом уже всех остальных русичей.
Стоит с крестом в руках над Киевом на горе Владимир Красное Солнышко, а в Херсонесе на месте, где князь принимал христианство, возвышается собор Святого Владимира.
(«Легенды и предания Крыма»)
Поход Бравлина
В наших старых рукописных сборниках, минеях и торжественниках встречается рассказ, как вскоре, по кончине святого Стефана Сурожского, стало быть, в конце VIII или в начале IX века, на Сурож, теперешний Судак, напал русский князь Бравлин. Он пришел из Новгорода и, прежде чем осадить Сурож, опустошил все побережье Черного моря, от Корсуня до Керчи. Десять дней продолжалась осада Сурожа, но на одиннадцатый, когда удалось взломать Железные ворота, город пал и был предан грабежу. С мечом в руке сам Бравлин бросился к Святой Софии, где покоились в драгоценной раке мощи святого Стефана, рассек двери храма и захватил его сокровища. Но тут случилось чудо. У раки святого постиг князя паралич. Поняв кару свыше, Бравлин вернул храму все захваченное, и, когда это не помогло, приказал своим воинам очистить город, отдать святому Стефану всю награбленную в Крыму церковную утварь, и, наконец, решил креститься. Преемник святого Стефана архиепископ Филарет, в сослужении местного духовенства, тут же совершил крещение князя, а затем и его бояр. После этого Бравлин почувствовал облегчение, но полное исцеление получил, лишь когда, по совету духовенства, дал обет освободить всех пленных, захваченных на крымском побережье. Внеся богатый вклад святому Стефану и почтив своим приветом местное население, князь Бравлин удалился из сурожских пределов.
Таково содержание легенды, которая представляет для нас, русских, несомненный интерес.
В самом деле, сурожская легенда говорит об историческом факте, не известном нам ни по летописи, ни по другим источникам. Она называет имена действующих лиц и место действия, устанавливает приблизительную дату события и всем этим проливает некоторый свет на эпоху, на полстолетия предшествующую той, с которой мы привыкли связывать выступление русских на историческую арену.
Сам по себе факт отвечает возможностям времени. Ныне окончательно установлено, что поход русских на Царьград времен Аскольда и Дира, отнесенный летописью к 866 году, имел место в действительности в 860 году, то есть ранее официальной даты бытия Руси. Но если в половине IX века мог быть совершен морской поход на дальний Царьград, то мысль о более ранних походах на более близкие крымские колонии напрашивается сама собой…
Наша сурожская легенда связана с именем Стефана Cурожского. Святой Стефан – лицо историческое, и память о нем закреплена минологием Василия конца Х века. По этому минологию, святой Стефан пострадал за иконы при царе Константине Копрониме (741–775), и нет никакого сомнения, что это его подпись дошла до нас в протоколе пятого заседания на седьмом вселенском Никейском соборе 787 года («Стефан, недостойный епископ города Сугдайского, охотно принимая все выше описанное, подписался». Сугдею, или Сугдаю, русские называли Сурожем).
То обстоятельство, что Греческая церковь не празднует этого святого, не должно смущать исследователя, так как Стефан Сурожский был местный святой и чествование его могло не выходить за местные крымские пределы. А что в Крыму, и именно в Суроже, он был почитаем, доказывает Сугдейский синаксарь XII века, найденный в 40-х годах XIX столетия в библиотеке греческой богословской школы на острове Халки (близ Константинополя).
В нем помещено краткое житие Стефана Сурожского и на полях сделаны пометки последующими обладателями рукописи XIII и XIV веков, пометки, относящиеся к интересам и событиям местной сурожской жизни. Из них можно заключить, что память святого Стефана праздновалась, как у нас теперь, 15 декабря, что мощи его покоились в алтаре Святой Софии и что в Суроже в честь его была построена церковь, которую вместе со Святой Софиею разрушил в 1327 году некий Агач Пасли. Уцелели ли при этом мощи святого Стефана до времени окончательного разгрома города турками, в конце XV века не выяснено.