Страница 16 из 21
В школе я очень быстро научился читать и очень полюбил сказки. В ту пору детства моего сказка для меня переплеталась с обыденной жизнью: в обыденном я находил сказочное, а сказочное казалось мне обыденным. Вот и в этот день, шагая за отцом, я внимательно смотрел по сторонам, и маленькие елочки чудились мне карликами в пуховых шубках, а высокие сосны — могучими великанами. Мы пересекали небольшие полянки, и они казались мне просторными дворами, которые ветер чисто подмел, а солнце зажгло на них множество блесток.
Неожиданно отец остановился и спросил:
— Ты умеешь читать?
— Конечно, умею, — ответил я, удивленно смотря на отца. — Ведь ты сам сколько раз слышал, как я читаю.
— Значит, умеешь?.. — Отец посмотрел мне в глаза и сказал: — Ну, прочитай мне, что ты увидал в лесу.
Я растерялся:
— Как это — прочитай, что увидел в лесу?
— Очень просто. В книгах из букв складываются слова, из слов — предложения, из предложений — страницы. Читая эти страницы, мы узнаем, что хотел сказать нам человек, написавший книгу. А в лесу есть свои письмена, по которым тоже можно читать.
«Шутит», — подумал я и улыбнулся.
— По лесным письменам я читать не умею. Может быть, ты прочитаешь мне что-нибудь?
Я ожидал, что на мои слова отец рассмеется, но он серьезно сказал:
— Хорошо, что-нибудь прочитаю…
Когда мы вышли из хвойного леса и зашагали опушкой, приближаясь к молодому березняку, он медленно заговорил:
— Вчера был сильный мороз. Ты не помнишь, сколько градусов показывал термометр за окном?
— Помню: двадцать два градуса.
— Да, очень холодно было. Спасаясь от мороза, вечером на опушку прилетели тетерева, зарылись в снег и улеглись там спать. Когда начало темнеть, проснулся заяц и пошел добывать себе пищу. Он заглянул в березняк и начал обгрызать кору молодой осинки. — Идя на лыжах, отец скользил взглядом по снеговой поверхности, прищуривал глаза, хмурил брови, будто действительно читал какие-то непонятные для меня письмена. — Потом на охоту вышла лисица, наткнулась на следы зайца и решила его поймать. Она начала осторожно приближаться к тому месту, где заяц обгрызал осинку. На пути ей попалась канава, за которой шагах в двенадцати сидел заяц. На противоположном берегу канавы ветер карнизом намел снег. Лисица решила перепрыгнуть канаву, сделала большой прыжок, попала на снежный карниз и провалилась. Услышав шум, заяц стремительно кинулся бежать. Лисица погналась за ним, но где ей догнать зайца! Поймать его она может как-нибудь врасплох. Скоро лисица остановилась, посидела на снегу и пошла на край поля охотиться за мышами. Но несколько мышей не утолили ее голода, а может быть, охота за мышами была неудачна, — лисица опять вернулась к березняку. Она бежала рысцой, но вдруг остановилась и начала подкрадываться к тому месту, где ночевали в снегу тетерева. Она осторожно переставляла лапки, ее шаги были совершенно неслышны, все ее чувства обострились, а ноздри жадно втягивали запах птиц. Вот она присела, на секунду замерла и сделала большой прыжок. Под ее лапами забилась тетерка. Лисица быстро перегрызла ей горло, унесла тетерку под куст можжевельника и там с жадностью съела. В эту ночь лисица была сыта.
Я слушал с таким вниманием, как будто отец читал мне страницу из какой-то неизвестной и очень интересной книги, где описывалась таинственная жизнь леса. В то же время я сомневался в правдивости того, о чем рассказывал отец, и думал: «Подшучивает он надо мной».
А он опять остановился и сказал:
— Вот и все, что я пока смог прочитать тебе.
— Как же ты все это прочитал?
Должно быть, отец уловил недоверие в моем голосе и улыбнулся:
— Вернемся обратно по нашему следу, и я объясню тебе, по каким письменам я все это прочитал… В лесу живут звери и птицы, о их жизни мы можем судить по следам, которые они отпечатывают на снегу. Вот видишь ямки, в которых ночевали тетерева, к ним ведет лисий след. Вот взрытый снег, капелька крови, пестрое перо. Здесь лисица поймала тетерку. А вон под тем можжевельником, вон посмотри — примятый снег, пятно крови, несколько перьев. Там лисица съела птицу. — Некоторое время мы шли молча, потом отец опять заговорил: — Вот и поле… Видишь тоненькие цепочки мышиных следов, знакомый след лисицы… Между прочим, охотники лисий след называют — нарыск, волчий — тропа, заячий — малик… Видишь разрытый снег? Здесь лисица охотилась за мышами, на охотничьем языке — мышковала. — Отец посмотрел на меня. — Мы идем сейчас в обратном порядке и как бы читаем страницу не сверху вниз, а снизу вверх… Вот следы лисицы потянулись к березняку. Вот она идет по заячьему малику, вот перемахнула канаву и провалилась в снег. А вон видишь: обгрызенный ствол осинки и от него — заячьи следы. Ишь, какие огромные прыжки он делал, спасаясь от своего врага. Понятно теперь, откуда я узнал все, о чем рассказывал? Зимой в лесу наблюдательный человек может узнать многое. Вот и ты узнавай. В ясный зимний день в лесу не заблудишься — по своим следам всегда вернешься домой…
Вот так открылась для меня первая страница лесной жизни, которую раньше за красотой природы я не замечал…
Отец говорил мне о лесе, птицах, зверях, о лесных пожарах, о глухих озерах и непроходимых болотных топях. Он передал мне свою любовь к лесу, и благодаря ему я стал лесничим.
Иногда отец брал меня с собой, когда обходил тот или иной участок. Любил я эти прогулки с отцом. Он словно открывал мне лесные тайны, скрытые от меня. Он показывал мне беличьи гнезда, лисьи норы, тетеревиные токовища на огорках у болот. От него я узнал, где растут рыжики, грузди, белые грибы, где всего больше можно набрать брусники, черники, клюквы, лесной малины. Он научил меня, как находить дорогу к дому: днем — по солнцу, ночью — по звездам, в ненастные дни — по муравьиным кучам, которые всегда располагаются у деревьев с южной стороны, и по многим другим приметам.
Когда отец уходил в село, где жил мой дядя по матери с сыном Васей, я оставался с бабушкой. Она мне тоже рассказывала о лесных обитателях, но рассказы ее походили на сказки. Говорила она о леших и русалках. Волосатый, страшный леший живет в самых глухих лесных чащах. Днем он дремлет в непроходимых местах, а ночью просыпается и бродит по лесу. В летние ночи при лунном свете он иногда сидит на поляне и плетет лапти. Если леший встретит в лесу человека, то начинает пугать его: кричит, ухает, хлопает в ладоши. Испуганный человек бежит от лешего и, потеряв дорогу, до утра плутает в лесу.
Я не верил бабушкиным рассказам, но, когда мне случалось ночью быть одному в лесу, я невольно настораживался, прислушивался к каждому шороху и беспокойно оглядывался по сторонам. «Кто знает, — думалось в это время, — может быть, и в бабушкиных рассказах есть немножко правды».
Однажды вот что со мной случилось. Я пошел в село к дяде и заигрался с Васей. Домой я возвращался вечером. Над верхушками сосен уже мерцали звезды. Желтый серпик месяца висел над лесом. От месяца в просветы между ветвями падал серебристо-дымный, похожий на туман свет. Все это мне было знакомо, и я шел, не торопясь, по узкой лесной дороге. Вдруг справа долетел до меня жалобный стон. Я остановился и прислушался. В лесу было тихо, но не успел я сделать трех шагов, как снова раздались странные звуки. На этот раз они были похожи на злое мяуканье кошки. Потом кто-то захохотал. Так неожидан и страшен был этот хохот, что по спине у меня побежали мурашки и похолодело во рту. «Леший!» — мелькнула мысль, и сразу вспомнились рассказы бабушки о лесной нечисти. Я крепко стиснул зубы и, стараясь побороть страх, побежал по дороге. Колючие лапы елей хлестали меня по лицу, ноги зацеплялись за узловатые корни, чудилось: длинные темные руки тянутся ко мне со всех сторон и вот-вот схватят. Впереди, совсем близко, кто-то громко захлопал в ладоши. Я остановился, огляделся и едва не закричал от ужаса. В просветы между стволами я увидал небольшую полянку, освещенную дымным светом месяца, и на ней — лешего. Он стоял неподвижно, немного согнувшись, и — я был уверен — внимательным взглядом разыскивал меня. Тогда я свернул с дороги и стал обходить полянку. Осторожно ступая, я снова взглянул на нее и на том месте, где стоял леший, увидал высокий березовый пень. Бабушка мне говорила: если леший не захочет встречаться с человеком, то может обратиться в пень или сухое дерево. Опять кто-то захлопал в ладоши и заплакал, как обиженный ребенок. И я побежал лесом, не разбирая дороги. Минут через пять я выбежал на лесосеку, на которой торчали пеньки, слева темной стеной стоял молодой ельник, справа возвышался освещенный месяцем крупный сосняк. Место было незнакомое, и, не зная, как выйти к своему дому, я пошел наугад через лесосеку. Немного погодя я вышел на болото с большими кочками, между которыми поблескивала вода. «Запутал меня леший, теперь до утра не выйти», — подумал я, но страх постепенно проходил. Над болотом серебряным ковшом сияла Большая Медведица, по ней я нашел Полярную звезду и определил, где север. Стало понятно, что к дому надо идти на запад. Я вернулся назад, снова перешел лесосеку, обогнул ельник и вышел на дорогу. Вскоре я увидал огонек в окне нашего домика.